Ольга Ларионова - Чакра Кентавра (трилогия) Страница 26

Правда, били они только по животным. С десяток коней рухнуло на известняковые плиты двора — уже без всадников, которые успели улетучиться привычным для них способом. Принцесса из сострадания велела сервам прекратить мучения благородных животных, бивших переломанными крыльями по залитому кровью камню, и тут в замковой трапезной раздались боевые крики. Гаррэль, набивавший свой колчан короткими арбалетными стрелами, едва–едва успел опустить бронированную перегородку перед разъяренным отрядом, которым командовал Иссабаст.

С этой минуты четверо в осажденном замке были обречены. До тех пор пока нападавшие не знали расположения комнат, можно было надеяться переждать здесь хоть год; но теперь Иссабаст появлялся то тут, то там, используя каждое помещение, которое он знал и помни п. Он распахивал окна, и его сторонники, на лету соскакивая с коней, врывались в коридоры и галереи. Осажденный замок кое–где горел, сервы путались под ногами, одинаково мешая обеим сторонам, и хозяева замка шаг за шагом отступали, пока не оказались прижатыми к двери, ведущей на малый двор.

Выйти наружу значило оказаться погребенными под живой массой нападающих; защищать просторный холл и витую лесенку, ведущую в вечерние покои, уже захваченные нападающими, было безнадежно — продержаться в таких условиях удалось бы час–другой.

А потом?

И вот тогда Юрг вспомнил о странных словах короля Джаспера, которым даже мона Сэниа не придала значения: “Если у тебя не останется никакого выхода — сожги мостки!” Срезанные лучом десинтора, ступени вспыхнули, открыв под собой вход в загадочное подземелье.

Туда затолкали десяток сервов и спустили ящики с продовольствием, запасенные на случай осады и, к счастью, так и не убранные нерадивыми сервами от входной двери. Юрг спустился первым. Сэниа, не колеблясь, ступила за ним. Гаррэль колебался секунду — по–видимому, искал глазами, не нужно ли еще что‑нибудь прихватить с собой для принцессы. Юхан спустился последним и задвинул тяжелые створки люка. Сэниа заметила, что это лишнее, — ни один джасперянин не решился бы преследовать их, переступив порог подземелья.

Тогда Юрг даже не подумал — а почему бы?..

А вот сейчас, сидя на полу возле самодельного ложа жены, он над этим задумался. Может быть, пребывание здесь смертельно для людей? А может…

Послышался дробный стук сапог, гулко отдающийся под сводами пещерного лабиринта. Шумно встряхнулся лиловоперый крэг, сидевший в углу. Юрг выпростал руку из‑под головы жены и метнулся навстречу.

— Командор! — возбужденно зашептал Гаррэль в приоткрывшуюся щель. — В конце соседней пещеры — люк! Выход в ущелье, что за башней, которую вы зовете “Супре..”.

— Суперэйфелем.

— Да, да! Человеку не спуститься — это пропасть, но крэг вылететь может.

— Его же засекут, Гэль!

— Сейчас уже ночь, а в это время все джасперяне слепы: их крэги улетают, чтобы размять крылья и выкупаться в лунном свете. Мы не можем держать наших крэгов взаперти, высокородный эрл! Мы должны о них заботиться…

— Позаботьтесь, позаботьтесь, — буркнул Юрг. — Как только вы отпустите крэгов и сами ослепнете, нас возьмут голыми руками. На ощупь.

И тут случилось непредвиденное: Кукушонок приподнял крыло и отчетливо показал коготь. Как человек показал бы один палец.

— Выпускать будем по одному! — молниеносно решил Юрг. — Эй, Сэнни–крэг, приглашаю вас на прогулку!

Крылатое существо распахнуло крылья и бесшумно, как сова, перекочевало на левую руку Юрга. Когти жестко окольцевали запястье — наручники, да и только. Юрг переступил через порог и побежал вперед, где в дальнем конце пещеры маячил факел Юхана. Странное впечатление производила эта пещера; первобытное пристанище, кое–где сколотый камень, условный рисунок, допотопный божок в нише — тоже из полунасекомых. И над всем этим — золотой свод.

Люк, открытый разведчиками, мог бы пропустить и человека, но внизу зияла провалом ночная пропасть.

— Слушай, аметист, а ты вернешься? — опасливо проговорил Юрг. — А то без тебя…

— Дурак! — коротко ответствовал Сэниа–крэг.

— Ну, знаешь, если ты решил переквалифицироваться в попугая, то научись произносить это по–русски. Эффектнее будет.

— А я еще уувеличу свой лексикон, — мрачно пообещал Юхан. — Меня этому прежде всего науучили…

Сегодня в драке ему досталось по голове. Это чувствовалось.

Юрг снял со своей руки крэга и осторожно просунул его в отверстие люка. Фламинговые перья сверкнули в свете белесой луны и исчезли из виду. Юрг притворил дверцу.

— Он вернется, — проговорил приглушенный, по–детски слегка картавящий голос.

Юхан, Юрг и Гаррэль разом вздрогнули.

— Кукушонок, ты?

— У меня… мало… времени… — продолжал пестренький крэг, старательно выговаривая слова. — Он вернется… потому что должен следить за вами. Для крэга прежде всего — долг перед всеми крэгами.

— А ты? — ошеломленно спросил Гаррэль у собственного поводыря.

— Я… я пария, пестрый крэг. И вы первые, кто приласкал меня. Я ведь не виноват, что родился… пестрым. — Чувствовалось, что это слово он выговаривал с наибольшим трудом.

— Значит, Сэниа–крэг шпионит за нами?

— Да. Сейчас он выдаст своим собратьям все тайны вашего убежища.

— И они передадут Иссабасту?

— Нет. Крэги слишком презирают людей.

— Ну, об этом я догадывался… — пробормотал Юрг. — А почему же мы не слышим, чтобы крэги пели или щебетали?

— Мы не говорим. Мы думаем. Но то, что видит или слышит один, видят и слышат все.

— Телепатия, черт бы ее подрал! — пробормотал Юрг.

— Я… не знаю этого слова, — смущенно признался крэг.

— Так тебя и сейчас слышат? — спросил Юхан.

— Нет, нет, — торопливо забормотал Кукушонок. — Вы искали тайну подземелья, а она вот в чем: крэги не слышат того, что происходит в нем. Потому‑то они и наложили на него строжайший запрет и смертное заклятье. Это — единственное место, где можно составить заговор против крэгов.

— Знать бы раньше, — вздохнул Юрг, глядя в золотой потолок.

— Но послушай, Кукушонок, ведь ты вылетишь отсюда — и твои мысли будут прочтены?

— Пока я постараюсь тихонечко петь про себя, чтобы заглушить свои мысли, даже невольные. А потом… Говорите почаще на своем языке, я его уже немного изучил, но будет безопаснее, если я вообще буду думать на нем.

— Да ты просто гений, Кукушонок!

Снаружи послышался легкий скрежет по дверце — аметистовый крэг, похоже, опасался надолго оставлять людей без своего присмотра. Юрг принял его на руку и понес обратно в свои подземные апартаменты. Юхан и Гэль остались, чтобы дождаться Кукушонка, выскользнувшего наружу.

Осторожно ступая, Юрг вошел в их новое жилище. Прислушался. Мертвая тишина. Ни шороха, ни дыхания. Смертельный ужас нахлынул на него, и он бросился за перегородку, стряхнув с руки пернатое созданье.

Сэниа тихо спала, сжавшись в зябкий комочек. Господи, да что он сделал с ней? Пришел с далекой звезды — и зачем? Чтобы замуровать ее в этом подземелье?

— Прости меня, — невольно вырвалось у него, — прости…

Легкие пальцы привычно коснулись его лица.

— Глупый, — прошептала она, — глупый ты мой… Я ведь только сейчас и начала жить по–настоящему…

— Какая же это жизнь! Вот раньше ты была предводителем звездной дружины, а еще раньше — юной принцессой, которую любил первый рыцарь королевства.

— Ах, вот что тебя тревожит… — тихий смех поднялся из темноты, словно пузырьки серебряного воздуха со дна ручья. — Нет, милый, все гораздо печальнее. Это я любила его, любила всю жизнь, — боготворила, мечтала, тосковала… Пока не поняла, что он просто не умеет любить. Для него было по–настоящему дорого только одно — одиночество. Может быть, его самого мучило то, что он холоден, как статуя, — не знаю. Но даже в последний свой миг он не нашел для меня ни единого слова любви. Знаешь, какие слова он послал мне через все дали космоса?

— Не надо, Сэнии…

— Он сказал: “Ты свободна, принцесса Сэниа”. И тогда я поняла, что и во мне давно уже больше горечи и отчаянья, чем любви.

— А вот у нас, на Земле, могут оживать даже статуи, если полюбить их больше жизни, — сказал он. — Во всяком случае, в легендах.

— У нас, на Джаспере, так не бывает.

— Значит, на Земле умеют любить сильнее, — улыбнулся он.

— Может быть, у вас просто дороже ценят свою жизнь. Ты не думал, зачем я ринулась в созвездие Костлявого Кентавра? Чтобы никогда больше не вернуться на Джаспер. Я поняла, что мне просто незачем жить. И не вернулась бы, если…

— Сэнни, скажи мне, дураку непонятливому, как это приключилось, что ты смогла полюбить меня?

— Я и сама не знаю… Наверное, это пришло тогда, когда я в самый первый миг почувствовала твои руки, твое дыхание… Разве у вас, на Земле, не достаточно одного прикосновения, чтобы полюбить?