Кир Булычев - Искушение чародея(сборник) Страница 27

   – Так сделайте же это, Сенатор, пожалуйста! – подпрыгнула Алиса.

   – Не все так просто. Вы должны мне помочь.

   – Как?

   – Завтра заседание Сената. Я представлю вас как очень важную гостью. И попрошу кратко высказать свое видение проблем нашей Галактики. Я вижу ваше к ним отношение. Можете себя особо не сдерживать. Чем резче вы выскажетесь, тем сильнее будет шторм, тем сильнее вас оттолкнет от наших «здесь и сейчас» и притянет к вашему «когда и куда».

   – Не понимаю, – помотала головой девушка.

   – Поймете. Я уверен, вы обязательно поймете. А теперь разрешите откланяться. Очень, очень приятно было побеседовать с вами. До завтра.

   Назавтра были сенатские слушания. Разбирали дело новых друзей Алисы – и ее потрясло то, с каким равнодушием эти люди, и не только люди, но разумные существа, облеченные высшей государственной властью, – слушали о страданиях мирных людей, о войне, о том, как голодают дети, как продают и покупают людей, словно скот.

   Когда Алисе дали слово – она еле сдерживалась. Она почти забыла, где она, и кто она, и что она должна говорить.

   – Вы не сенаторы! – крикнула она, и звонкий девичий голос зазвенел по громадному – наверное, с Луну величиной – залу. – Вы не сенаторы, вы погрязли в бумагах, вы перебираете бумаги, вы отгородились бумажной стеной от своей Республики. Вы сами превратились в бумаги, и вас самих перебирают, как бумажный ворох, тасуют, как карты, – кричала Алиса. – Да. Вы всего-навсего колода карт!

   Со всех сторон слышались возмущенные возгласы, вопли, кряхтение и сопение. Сразу с нескольких трибун поднялись Сенаторы, чтобы выразить протест. В Алису бросали комки бумаги – они летели прямо на нее. Алиса вскинула руки, чтобы закрыться, – и налетевший ветер швырнул бумаги ей в лицо, как сухие осенние листья.

   Нет, это и были сухие осенние листья.

   Алиса оглянулась – она стояла в родном парке у Речного вокзала, и ветер, играя, швырял ей в лицо пригоршни разноцветных листьев. Она оглянулась еще раз, убедиться, что это не сон.

   Не сон. Нет, не сон. Вон, через дорогу, ее дом.

   – Я дома, – прошептала она. И, не сдерживаясь уже, на бегу в голос закричала: – Папа, мама, я дома!

Часть вторая

   Алиса в Зазеркалье

Пиная палую листву, Алиса подбежала к подъезду, взлетела по лестнице, затрезвонила в дверь. Потом, не в силах ждать, забарабанила кулаками.

   Соседняя дверь открылась на длину цепочки, выглянула аккуратная старушка:

   – Ты чего тут?

   – Я же дома! – радостно крикнула девушка. – Я вернулась!

   – Никак Алиска, – всплеснула руками старушка. Живая?

   – Да!

   – Вот отец-то обрадуется, как придет. Сейчас, скоро должен быть уже, подожди.

   – А вы наша новая соседка? – спросила Алиса. Она ну совершенно не помнила этой милой женщины.

   Та неодобрительно проворчала что-то и захлопнула дверь.

   Алиса хмыкнула, пожала плечами. Села на подоконник и, болтая ногами, стала ждать отца.

   А вот и знакомые с детства шаги внизу на лестнице. Только медленнее, тяжелее.

   «Папа за меня волновался» – вздохнула Алиса.

   Действительно, профессор Селезнев выглядел совсем не так, каким она его помнила. Поседел, как-то сник. Не оглядываясь по сторонам, прошел к двери, зазвенел ключами.

   – Папа, – шепнула Алиса. И, не дожидаясь ответа, спрыгнула с подоконника: – Папа!!!

   Профессор выронил ключи, обернулся:

   – Алиса! Девочка моя, правда ты?

   – Правда, папа. Я, – она бросилась отцу на шею.

   – Наконец-то. Я знал, – бормотал отец, – я верил, всегда верил, что ты вернешься, вот такая, живая, здоровая, веселая, что бы ни говорили.

   Алиса быстро наклонилась, подняла ключи, открыла дверь:

   – Веселиться-то, – вздохнула, – особых поводов нет. Экспедиция сорвана, Капитан погиб.

   – Алиса? – строго смотрит на нее профессор. – Давай зайдем внутрь и поговорим, хорошо?

   – Конечно, папа, – щебечет девушка, спиной вперед проходит в квартиру, любуется дорогим отцовским лицом. – Конечно, как скажешь. Как вы тут? Как мама? Как…

   – Алиса, – отец с трудом переступает порог, хватается за сердце, бледнеет. – Алиса, мама умерла, когда тебе было три года. Как ты думаешь, как она?

   Алиса замолкает на полуслове, пытается вдохнуть – не получается.

   Еле выдавливает из себя:

   – Как это? Как умерла? Отчего?

   – Если ты забыла, – с треском захлопывает дверь профессор, – она умерла от того, что я не смог спасти ее. Не смог вовремя достать лекарство: связи связями, а деньги деньгами. Я совершенно не вижу… Алиса? Подожди, я сейчас, сейчас накапаю нам, подожди.

   Алиса сползает по стене, в глазах темно, на душе камень размером с гору Килиманджаро. Пока отец гремит на кухне стаканами, разливая корвалол, она тихо шепчет:

   – Мама! Мамочка! Как такое может быть?

   Берет дрожащей рукой из отцовской руки стакан, стучит зубами о край:

   – Папа, сколько меня не было?

   – Ты ушла из дома три месяца назад, девочка моя. Я думал, что навсегда потерял и тебя.

   – Скажи, папа, как такое может быть, чтобы в середине двадцать первого века кто-то на Земле умер от того, что не было лекарства?

   Профессор Селезнев тяжело охает, садится рядом с Алисой прямо на давно не мытый пол:

   – Вот так, знаешь ли, бывает. Сплошь и рядом.

   Алиса упрямо мотает головой, ей в голову приходит шальная мысль:

   – Подожди. Давай сначала. Ты точно мой папа, профессор биологии Селезнев, директор Московского космозоопарка?

   – Хм, – трет подбородок отец. – Все сходится. Кроме «Космо-». «Космо» – это торговый центр на проспекте Мира, но при чем тут…

   – Стоп, – поднимает руку Алиса. – Еще не все. Ты уверен, что я – Алиса Селезнева, твоя дочка?

   – Я? – вздыхает профессор. – Я-то уверен.

   Ерошит густо-русые Алисины волосы.

   – Что на тебя нашло, скажи мне? Ты нездорова? Где ты была все это время?

   – Если все так, как ты говоришь, то ты мне не поверишь.

   – Поверю, – честно смотрит ей в глаза отец. – По крайней мере, постараюсь поверить.

   – Ну тогда слушай, – просто говорит Алиса.

   И прямо в прихожей – знакомой и незнакомой одновременно – вываливает на несчастного профессора сначала все о Второй Межгалактической экспедиции, а потом всю свою историю, все, что помнила о себе с трехлетнего возраста – и до текущего дня.

   Профессор слушает очень внимательно. Иногда снимает очки, протирает уголком галстука – и снова надевает. Несколько раз встает, прохаживается туда-сюда по прихожей, снова садится на грязный пол.

   При словах «Кролик Питер» – уходит в комнату, возвращается с клеткой. В клетке мирно спит маленький белый кролик, рядом блюдечко с оранжевой массой.

   – Морковное варенье, – уточняет Селезнев-старший. – Вредно ему, конечно, но я немножко, очень уж любит.

   Когда Алиса заканчивает рассказ, отец и дочь поднимаются, молча идут на кухню. Профессор в молчании заваривает крепчайший чай. Садятся, смотрят друг на друга.

   – Я – сумасшедшая, да? – первой не выдерживает Алиса.

   – Я воздержался бы от столь категоричных суждений, – поправляет очки отец. – Но многое свидетельствует в пользу этой гипотезы.

   В глазах Алисы ужас.

   – Много, но не все, – продолжает отец. – Во-первых, редко какой сумасшедший способен создать такой мир, как твой, логичный, выверенный, тщательно продуманный.

   – И на том спасибо, – хмыкает дочь.

   – Не перебивай. А во-вторых: во-вторых, вот! – и профессор жестом фокусника хватает дочь за правую руку и поворачивает ее запястьем кверху. – Видишь?

   – Нет, – честно признается девушка. – Рука и рука, что с ней?

   – Вот и я не вижу. А полгода назад ты сделала себе татуировку – череп и какая-то непонятная надпись. За три месяца татуировку так не сведешь.

   – Ради Галактики, зачем мне татуировка?

   – Я не знаю, – пожимает плечами профессор. – Ты же делала, тебе виднее.

   – Не делала я никогда никаких татуировок!

   – Вот! – радостно поднимает палец профессор. – Это значит, существует ненулевая вероятность, что твоя история правдива. Ну, хотя бы в какой-то части.

   Потом сникает, резким движением развязывает галстук: – Хотя я бы, честно говоря, не очень на это рассчитывал. Давай сделаем вот как. Мой однокашник, профессор Стравинский, не откажет мне в еще одной услуге. Он примет тебя, посмотрит, вы с ним побеседуете. А потом мы будем делать окончательные выводы, хорошо?

   – Психиатр? – настораживается Алиса.

   – Психоневролог. Очень хороший психоневролог, потомственный.