Генри Олди - Куколка Страница 28

Перед виллой, где обосновалась Юлия, Лючано остановили.

— Вам депеша! — запыхавшись, крикнул мальчишка-курьер. — С Сеченя!

— С Сеченя? — недоумевая, спросил Тарталья. — От графа Мальцова?

Мальчишка моргнул и вдруг расплылся в широченной ухмылке. Складывалось впечатление, что он минутой раньше назвал пароль — и получил убедительный отзыв.

— Ага! От Мальцова! Он взаправду граф?

— Граф. Его сиятельство. Ну, давай депешу!

— Не-а, не дам. У меня идентификатора нету. А каждому на слово верить — проторгуешься, — курьер, несмотря на юный возраст, оказался человеком практичным. — Она на почте, 6-е отделение. Вот извещение, — он сунул Лючано мятый корешок, исписанный по-террафимски: значки и загогулинки, похожие на птичьи следы. — Велено сказать, чтобы вы сами получили. Тут рядом! Пошли, я провожу…

Мальчишка поминутно озирался, шмыгая носом. Его нервозность раздражала. Хотелось отвесить торопыге подзатыльник. Вдвойне нервировало то, что снова не удавалось понять, откуда растут корни раздражения: из реальных причин — или благодаря влиянию проклятого «ошейника».

— Ну, чего вы стоите? Пошли! Депеша же!

Татуировка начала дико свербеть. Зуд проник в поры, быстро растекаясь по телу. Голова закружилась, стало легко-легко, словно гравитацию отменили приказом по Галактике. Перед глазами вспыхнул и рассыпался звездный фейерверк.

— Вы чего? Эй, вы чего?!

«Ничего, — хотел ответить Лючано. — Сейчас пойдем».

Но не успел.

Контрапункт

Лючано Борготта по прозвищу Тарталья

(пять-шесть лет тому назад)

Шарль Касхоун, историк, автор «Принципов свободы», утверждал, что Первую Куклу изобрела Первая Девочка, реализуя материнский инстинкт. Таким образом кукла стала прообразом человека, а ее взаимоотношения с девочкой — прообразом творчества в целом, и театрального искусства в частности.

Современник Касхоуна, искусствовед Ингре Тинжан выдвинул альтернативную гипотезу. По Тинжану, кукла есть результат желания Первого Верующего создать образ Первобожества — образ подвижный и доступный, позволяющий, так сказать, обеим сторонам «дергать за ниточки».

Сторонники каждой из версий по сей день ведут яростные споры.

А девочки играют в куклы.

И фанатики воздвигают идолов.

— Движение на трассах в районе Хвостовой Трещотки будет восстановлено в полном объеме в течение ближайших суток. Для зачистки района направлен патрульный крейсер класса «Ведьмак» с рейдером поддержки. Администрация космопорта приносит извинения…

Дождавшись, пока чмокнет дезинфицирующая мембрана, профессор Штильнер взял с ленты транспортера саквояж и картонку со шляпой. Шляпу он купил по дороге, во время пересадки на дикой, варварской Кемчуге, и теперь недоумевал: зачем?

Шляп он не носил.

В целом рейс получился ужасным. С первой минуты полета разыгралась мигрень. Болеутолители, рекомендованные корабельным диагностером, помогали, как мертвому — припарки. От лекарств, а главное, от каленых гвоздей, по шляпку вбитых в темя, Штильнер впал в депрессию: хотелось стать жертвой террористического акта. Кормили на лайнере сносно, но злоупотребляли специями. К рыбе отказались подать лимон. Дама из соседней каюты, женщина выдающаяся во всех отношениях, очень хотела замуж. В четвертый раз по законам Мондонги; в шестнадцатый — по законам Сивана.

Объектом своих матримониальных притязаний она выбрала сами понимаете кого, усугубляя депрессию профессора и вынуждая к затворничеству.

К счастью, дама сошла на Магхе, оставив Штильнеру письмо.

Письмо он утилизировал, не читая.

Две пересадки лишь усилили отвратительное настроение. На Хиззаце всех пассажиров, ожидающих старта, бесплатно увеселяли в честь рождения правнучки у местного верфевладельца Берсаля. Шесть часов песен, танцев, комических скетчей, галлюциногенных взаимо-губок, выпивки на дармовщину и прочего насилия над свободной личностью — это, знаете ли, слишком. А на Кемчуге, где профессор и обзавелся дурацкой шляпой, он стал свидетелем драки между горцами-аборигенами, охранниками тамошней тюрьмы, и троицей охотников с Честера.

Горцам не повезло: охотники оказались модификантами, людьми строгих нравов, со втяжными когтями и гормональными ускорителями реакций. В результате конфликт быстро исчерпал себя. Костюм пришлось отдать в химчистку: невольного очевидца с ног до головы забрызгало кровью.

— Пассажиров, отбывающих рейсом 97/31 Китта — Хордад — Шравана отправлением в 11:36 по местному времени, просим пройти на посадку к 69-му выходу терминала «Лямбда». Повторяю…

Вздохнув, профессор двинулся в сектор досмотра. Запах бетеля пропитал космопорт насквозь, преследуя Штильнера по пятам. Рослый таможенник долго изучал его паспорт. Черное лицо офицера лоснилось, вызывая неприятные ассоциации.

— Сечень? Это в Архиерее?

— Бета Архиерея.

— Цель поездки?

— Частная.

Вокруг саквояжа, игнорируя картонку со шляпой, накручивала кольца полицейская мамба. Таможеннику не нравился профессор, а мамбе не нравился профессорский багаж. Змея шипела и нервно трепетала жалом.

— Откройте, будьте любезны. Что это?

— Варенье. Из малины.

— Варенье?

— Да. Берут, знаете ли, малину, варят с сахаром…

— Продукты питания, не прошедшие утвержденного цикла обработки, к ввозу на Китту запрещены.

— Это не продукт питания, — профессор озверел. Мигрень, ужасный рейс, скверное расположение духа, а также придирки таможенника толкали к безумствам. — Это медикаментозное средство. От подагры и приступов эпилепсии. Также, молодой человек, это предмет культа. Ни один сеченец не покинет планеты без банки малинового варенья. Если угодно, запросите энциклопедический справочник Гратовского — раздел «Обычаи и верования»…

— Хорошо, баас Штильнер. Вот ваш паспорт. Добро пожаловать на Китту.

Мамба, разочаровавшись, вернулась на поясной крюк офицера.

Покинув космопорт, Штильнер взял на стоянке извозчика-пигмея. Подвижный, как если бы целиком состоял из пружинок, извозчик не стал ломить цену — за доставку к отелю «Макумба» (7-я кольцевая, Синий крааль) он запросил всего полсотни экю. Тем не менее, профессор собрался было торговаться, бросил взгляд на кишку квазиживого подъемника, которая гадко пульсировала, ощутил тошноту и согласился.

Солнце над Киттой старалось вовсю. Ослепительно-голубой свет Альфы Паука вызывал резь в глазах. Купив у пигмея, человека, безусловно, предприимчивого, темные очки за двадцатку («Настоящий „Сейба“, бвана! Г’Ханга лицензией не торгует!..»), Штильнер сел подальше от края аэромоба. Мигрень шла на убыль. Головную боль сменила подавленность. Казалось, в небе над космобестиологом, в курортном, умопомрачительном, излечивающем все болезни небе Китты распласталась тень соглядатая-невидимки.

И соглядатай испытывал жесточайшее чувство déjà-vu.

Желая отрешиться от глупых мыслей, Штильнер вспомнил свой опыт общения с «человечком» графа Мальцова. Загадочная личность, представившись как Филер, частный детектив категорически отказывался от личных встреч, а на связь никогда не выходил без «уродца» — исказителя внешности. В итоге профессор не знал ни его лица, ни телосложения, ни настоящего имени. Впрочем, Филеру доверял граф. Этой рекомендации хватало с лихвой.

Его сиятельство также оплачивал услуги Филера.

Узнав от детектива, что Эмилия — дочь банкира Шармаля, профессор впал в ступор. Эми, честная и целеустремленная Эми, коллега и возлюбленная — наследница денежного мешка размером с красный гигант! Одна из самых завидных невест в Галактике… Будь гематрийка жива, он бы устроил ей сцену — не зная, за что. Но сейчас любые сцены потеряли смысл.

— Дети? — спросил Штильнер. — Они у деда?

— Да, — ответил детектив.

— Я смогу увидеться с ними?

— Вряд ли.

— Тогда мне необходимо встретиться с мар Шармалем.

— Вы хотите, чтобы я организовал вам встречу с Лукой Шармалем?

— Хочу.

— Личную встречу? С глазу на глаз?

В гнусавом, измененном голосе Филера пробилась нотка искреннего изумления.

— Да. Чего бы это ни стоило.

— О стоимости мероприятия я буду говорить с Аркадием Викторовичем. Остальное — попробую. Хорошо бы найти подходящие рычаги давления… Господи, о чем я! Рычаг давления на Шармалей! Это безумие…

— Скажите банкиру: «У любого ребенка есть отец».

— И все?

— И все.

— Имейте в виду, я ничего не гарантирую!

— Не гарантируйте, — согласился профессор. — Просто выведите меня на Шармаля.

Филер не подвел. Больше года он молчал, не подавая признаков жизни, а потом сообщил — почему-то не напрямую, а через Мальцова — что пришло время озаботиться киттянской визой. Шармаль-старший дал согласие уделить космобестиологу Штильнеру пятнадцать минут своего драгоценного времени.