Дэвид Файнток - Надежда патриарха Страница 28

Глаза Фити встретились с моими. Они светились благодарностью.

– Хорошо. Я готов увидеться с доктором Рэйнсом, – неохотно сказал я.

Я сидел на кресле с моторчиком, обложенный подушками, так что мои руки оставались свободными. Раньше я и не подозревал, как важно для устойчивого сидения, чтобы мускулы хотя бы одной ноги были работоспособны. И теперь такие уроки давались мне с большим трудом, а порой были просто невыносимы.

Фити вышел, чтобы передать мои слова медсестре. После первого визита в госпиталь он остановился в Нью-Йорке, поселился у Робби Боланда. Мое предложение заняться своими делами он пропустил мимо ушей, и я был несказанно этому рад.

Арлина оставалась в Вашингтоне. По телефону она поговорила со мной сердечно, но тем не менее сказала, что ждет меня дома. Я понимал, что мне придется заслужить ее прощение. Я был исполнен решимости сделать все, что для этого потребуется. Для начала послал ей записку с пространными извинениями.

Я нетерпеливо заерзал, но доктор Рэйнс появился лишь через несколько мгновений. С ним были еще трое врачей, с одним из которых мы уже встречались.

Рэйнс представил мне своих коллег. Это были рентгенолог, еще один невропатолог и доктор Кнорр, специалист по космической медицине. Рэйнс осторожно меня осмотрел.

– Ну как? – ледяным тоном спросил я. – Какие новости?

Он откашлялся и сказал:

– Господин Генеральный секретарь, у вас частичный разрыв спинного мозга в районе двенадцатого позвонка, в результате чего наступил паралич нижних конечностей, но…

– Есть ли какие-нибудь новости?

– По правде говоря, немного. Во-первых, если вам это что-то говорит, парализованы ноги только ниже бедер. Осколок бомбы ударил вас наподобие шрапнели, но не перерубил полностью спинной мозг. Поэтому небольшая чувствительность в бедрах и паху сохранилась. По этой причине вы не страдаете недержанием.

Если бы такое было, я бы немедленно по собственной воле предстал пред Господом Богом. Моя жизнь не так дорого стоила, чтобы вынести такое унижение.

– …И вы не стали импотентом.

– Давайте дальше.

– Слушай, папа.

– Из-за осколка…

– Скажите же, что! – Я проигнорировал тихий укор Фити. Не хватало мне еще слушаться мальчишку, которого я вырастил.

– У вас потеряна чувствительность в ногах. Вы не можете ходить.

– Я это знаю. Будет ли какое-нибудь улучшение? – Я старался говорить непринужденно, но задержал дыхание, и это меня выдало.

– Нет. Нервы слишком повреждены, чтобы было возможно вылечить. Я могу показать вам, где. – Он подошел к голографовизору, набрал номер моего дела. – Здесь, немного ниже грудной клетки. Посмотрите, где…

– Я полагаюсь на вас. – Господи, прибери этих проклятых террористов-экологистов в самое пекло.

Его коллега доктор Кнорр пододвинул кресло и наклонился ко мне.

– Господин Генеральный секретарь, лечение невозможно, но какая-то надежда есть. Совсем небольшая, уверяю вас. Вы слышали что-нибудь о процедурах Дженили? Нет? Так вот, иногда нервные пучки могут воспроизводиться путем клеточного деления. В некоторых случаях удается вставить вновь сформировавшиеся нервные пучки, куда необходимо, и таким образом восстановить чувствительность конечностей.

Мое сердце подпрыгнуло:

– В некоторых случаях?

– Именно таким может оказаться и ваш.

– Сделайте это.

Что угодно, только избавиться от этого ненавистного кресла!

– Это не так просто. Во-первых, надо подождать, пока не останется никаких последствий травмы. Тогда…

– Как долго?

– Месяцы. – Он увидел отчаяние в моих глазах. – Ну, несколько недель в любом случае. Нервные пучки раздулись, рецепторы все еще мертвы. Когда с этим все будет в порядке, то в определенной ситуации…

Меня снова осмотрели.

– Если рана не очень большая, можно прибегнуть к хирургическому вмешательству. Такие операции часто приводят к восстановлению чувствительности и двигательных функций. Эта технология была разработана и опробована в годы войн с космическими рыбами, когда требовалось поставить на ноги многих раненых. Когда бомбы попадали в здания-муравейники, результат был равносилен взрыву подземных мин. Врачи оказывали помощь пострадавшим на месте, а потом тех на шаттлах отвозили на Землю.

Доктор Дженили и его коллеги опробовали новый метод на безнадежных больных, и результаты были обнадеживающими. Они усовершенствовали свою технологию, стремясь ускорить восстановление нервных пучков. Уже составили списки наиболее подходящих кандидатов для таких операций.

– И я могу стать одним из них? – Мой пульс заметно участился.

– Есть такая возможность. Но мы сами ничего не можем сказать. Хотя шанс есть.

Я бросил на Фити смятенный взгляд.

Открытие Дженили пробудило новый интерес к нейрохирургии. Врачи по всей земле пытались повторить то, что делал он. Однако безрезультатно.

Он между тем продолжал успешно работать на Лунаполисе. Причина наконец выяснилась. Нервные пучки восстанавливались только при тяготении, не превышавшем одной трети земного. В обычных условиях вживленные нервы умирали.

– А что бывает потом? Пациенты могут отправляться домой?

– Да, после полного восстановления. В разговор вмешался доктор Рэйнс:

– Поймите, мы делаем все, что в наших силах. Но может статься, что вы и не попадете в этот список. Если же результат будет положительным, период после операции окажется критическим. Несколько недель постельного режима. Ни малейшего движения. Любое растяжение… – Он покачал головой.

– Отлично. – Я смогу скоро вернуться к общественной жизни, и, если они сделают операцию, я приложу все силы для восстановления. – А как скоро я смогу покинуть госпиталь?

– Вы же сопротивляетесь физиотерапевтическим процедурам. Нам необходимо…

– Отвечайте на вопрос моего отца. – Фити произнес это негромко, но голосом, в котором звучала сталь. Так, помню, когда-то говорили сержанты с кадетами. И те стремглав мчались выполнять приказание.

– Через несколько дней. Но вы будете прикованы к своему креслу и обязаны будете делать ежедневные…

– Прекрасно. – Я взмахом руки отослал их прочь. Я или добьюсь операции у Дженили, или убью себя и отправлюсь в ад. – Присылайте вашего терапевта.

Два дня прошли в томительном ожидании. Я учился перебираться с кровати на кресло и обратно. Оказалось, что кресло с моторчиком – очень громоздкое и неудобное устройство. Под сиденьем были установлены батареи Вальдеса, теледатчики – спереди и сзади, микрофон – под одним подлокотником и ручка управления – под другим. Обшивка была напичкана разной электроникой. Кресло двигалось туда, куда я скажу. Самый настоящий компьютер на колесиках, ни больше ни меньше.

Все же это был не корабельный комп, и мне пришлось поучиться с ним обращаться. Конечно, в него заложили специальную программу общения. Комп говорил мне:

– Скажите какое-нибудь предложение, пожалуйста.

– Какое?

– Любое.

– Меня зовут Ник Сифорт.

– Еще.

– Я родился… чушь собачья!

– База-справка вас не поняла. Скажите несколько предложений, пожалуйста.

– Что я могу… ладно… Я, Николас Эвин Сифорт, клянусь своей бессмертной душой хранить и защищать Устав Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций, быть лояльным и подчиняться всем условиям принятия меня в Военно-Космические Силы Объединенных Наций и повиноваться всем законным приказам и распоряжениям, и да поможет мне Господь Всемогущий.

Последовала долгая пауза.

– Синтаксис воспринят. Языковые особенности усвоены.

– Что это, черт побери, значит?

– Это означает, что я вас понял. Ожидаю ввода информации…

Я учился одеваться, ухаживать за собой, овладевал всякими хитростями, о которых обычный человек не имеет никакого представления. Ночами мне виделись сны о том, как я скачу, обгоняя ветер, хотя в прежней жизни больные колени уже много лет позволяли мне лишь ковылять.

День ото дня я все больше понимал, что жизнь продолжается. Я позвонил в Балтимор Чарли Витреку. По телефону он говорил легко и радостно, хотя только Господу Богу было ведомо, чего это стоило моему гардемарину. Он сказал, что трансплантация возможна, надо только подождать подходящего случая.

Через некоторое время я обнаружил, что уже предвкушаю возвращение домой. Я позвонил Мойре Тамаровой и спросил, не могу ли как-то облегчить горечь утраты. Но помочь ей ничем было нельзя. Повинуясь внезапному импульсу, я пригласил ее, как раньше Алекса, с детьми в Вашингтон. Она равнодушно согласилась, хотя дату приезда мы не согласовали.

После трех недель пребывания в госпитале я почувствовал беспокойство и устроил продолжительное деловое совещание. Бранстэд, Тилниц, Филип, Карен Барнс и генерал Доннер, специалист службы безопасности, встретились со мной в отдельной комнате.