Андрей Ливадный - Восход Ганимеда Страница 29

Начинался август. Лето стояло жаркое, и трава кое-где уже пожелтела, подпаленная, высушенная немилосердным в этом году солнцем.

В один из таких дней на дороге, ведущей к полигону, появилось несколько «Волг» в сопровождении бортового «Урала».

Оцепление выставили еще за несколько часов до прибытия машин. В ближайших перелесках солдаты внутренних войск заворачивали назад вышедших по ягоды дачников из окрестных деревень. Те, привыкшие за последние годы к полному запустению полигона, пробовали что-то доказывать, но в конце концов поворачивали назад, мысленно бранясь на возвращение старых времен, когда в окрестные леса невозможно было попасть без специальных пропусков и проверок.

На самом же полигоне происходили довольно странные события. Намечавшиеся стрельбы явно не относились к разряду обычных — нигде не было видно выстроившихся солдат, да и единственный, заново переоборудованный огневой рубеж никак не мог отвечать масштабам обычных стрельб. Несколько человек в гражданском, покинувшие головную «Волгу», быстро и профессионально осмотрели прилегающую к рубежу территорию, и только тогда из машины с полностью тонированными стеклами появился невысокий человек в форме майора. Обойдя машину, он открыл заднюю дверку и нагнулся, что-то говоря сидящим в салоне. Ребята в гражданском, не дожидаясь команд, уже разгружали из «Урала» ящики.

Через некоторое время майор отступил в сторону, а из прохладной глубины кондиционированного салона вылезла высокая стройная женщина в зеркальных солнцезащитных очках.

Майор взял ее под руку, и они пошли к огневому рубежу.

Дойдя до наблюдательной будки, возле которой на расстеленном брезенте было разложено различное стрелковое вооружение, они остановились, и майор принялся что-то объяснять своей спутнице, то и дело наклоняясь, чтобы взять в руки тот или иной образец оружия, а она стояла, спокойно, даже можно сказать, бесстрастно выслушивая все пояснения. За темными очками не было видно ее глаз, но за все время инструктажа она ни разу не пошевелилась, не переступила с ноги на ногу, словно изваяние, манекен, которому майор, в силу каких-то своих причин, пытается втолковать что-то насчет разложенных перед ней орудий взаимного истребления.

Спустя полчаса на полигоне под Гагачьим после долгих лет забвения вновь загрохотали выстрелы.

Канонада, распугавшая птиц и дачников, начавшись этим летним утром, продолжалась ровно три недели, день в день, стихая только на ночь, да и то не всегда.

Потом, опять к всеобщему недоумению окрестных жителей, она прекратилась так же внезапно и необъяснимо, как и началась. Больше они не слышали выстрелов и не сталкивались с оцеплением, а те, кто забредал впоследствии на старый полигон в поисках грибов или ягод, с удивлением рассматривали сотни расстрелянных фанерных мишеней, покореженные и обугленные макеты бэтээров, осыпавшиеся от взрывов извилистые змейки траншей и тысячи свеженьких, пахнущих порохом стреляных гильз самых различных калибров, что толстым слоем покрывали пожухлую от жары землю в районе огневого рубежа.

Глава 7

Она действительно сильно изменилась.

За два месяца с Ладой произошло то, на что другим людям требуется не меньше десятилетия бурной жизни в период физической и моральной зрелости, ее разум, который все время испытывал недостаток развития и некий информационный вакуум, сначала заполнил пустоту, затем действительно переполнился, как то и предсказывал Колышев, а затем… затем Лада вдруг потеряла счет времени — дни стали долгими и тягучими, ее все чаще мучила усталость, от которой иногда возникали тошнотворные спазмы, порой хотелось одного — просто лечь на землю и больше не вставать…

Она вдруг перестала принадлежать сама себе — внутренний мир Лады потускнел, стал блеклым, расплывчатым и нереальным, мысли о прошлом, ее стремление узнать, что с Антоном Петровичем, как он, поправляется ли… да и вообще все ее ощущения, которые были присущи настоящей Ладе, медленно, но неотвратимо исчезали в туманной дымке забвения, — она чувствовала, что теряется, становится чужой сама себе. Но уже не в ее силах было остановить начатый Колышевым процесс…

Лада не сломалась, она трансформировалась, изменилась до неузнаваемости: исчез блеск глаз, другой стала речь, мимика лица словно бы забылась, а мышцы оцепенели — ее губы уже не могли вспомнить, каким движением нужно улыбаться, все, что она делала, выходило у нее машинально, на уровне подсознания. Измученный информационным прессингом мозг отказывался работать как положено.

Наверное, поэтому выезд на полигон в окрестностях Гагачьего стал для нее желанной отдушиной, — именно там, на огневом рубеже, всаживая пулю за пулей в бесконечную череду мишеней, она внезапно получила тайм-аут — постоянное давление на ее мозг со стороны обучающих программ исчезло, а предлагаемые тут физические нагрузки показались смешными по сравнению с жесткими, доводящими до безумия тренировками в бункерах «Гага», и Лада встрепенулась, ожила, воспряла душой… на какие-то мгновения лишь затем, чтобы понять: она окончательно потерялась, заблудилась сама в себе и уже не может с точностью сказать, кто она, каковы ее желания, чего она хочет от жизни, в чем вообще смысл всего происходящего с ней и вокруг.

Единственным человеком, который хоть как-то заполнял внезапно возникший вакуум общения, был Вадим Игоревич. Именно он ненавязчиво, понемногу начал напоминать Ладе ее прошлое, ту жизнь, которая была у нее до ранения…

Да она и сама вспоминала это. Смутно, отрывками, но само присутствие этих воспоминаний уже не оставляло сомнений в их правдивости.

В общем-то воспоминания о прошлом оказались достаточно скупы и прямолинейны — она воевала где-то на Кавказе, получила сильное ранение и, по счастью, попала в Подмосковье, в госпиталь, где практиковал Колышев. Он вытащил ее с того света, имплантировал ей множество внутренних протезов вместо переломанных осколками костей, он сделал это вопреки воле своего начальства, и вот теперь Ладе предстояло доказать, что Вадим Игоревич был прав, — победителей не судят, а она после его работы может снова вернуться в строй, вновь стать полноценным бойцом…

Да, она хотела этого… Больше чем хотела. В том страшном, граничащем с безумием хаосом информации, что царил в ее голове, образ Вадима Игоревича оставался единственным ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ образом, в который она верила.

«Лада, чтобы вытащить тебя с того света, нам пришлось превратить часть твоих органов в механизмы… ТЫ РОБОТ. И ты должна доказать это, чтобы получить право жить дальше…» — эти слова Колышева накрепко засели в ее голове. Лада приняла их с видимым внешним равнодушием, но внутри они ощущались ею как заноза, причиняющая постоянную саднящую боль. «Ты робот…» Она не могла как-то реагировать на такое утверждение, и не потому, что на это не было сил, а по той причине, что такое определение оказалось чуждо ей в эмоциональном плане. Она знала значение данного слова, но не относила к себе.

Возможно, виной была усталость, внутренняя пустота и отсутствие четких, логичных воспоминаний о прошлом… Ей предстояло узнать себя заново, но сначала она должна доказать свое право на дальнейшую жизнь…

Сейчас она сидела у открытой рампы вертолета и слушала знакомый вой лопастей, разглядывая проносящуюся внизу «зеленку» через паутинообразный прицел крупнокалиберного пулемета, ствол которого торчал наружу, косо уставившись вниз, где среди сливающегося в зеленые полосы кустарника мог мелькнуть силуэт «духа» с изготовленным к стрельбе «стингером»… Этот район Таджикистана все еще считался «горячей точкой», на территории которой никто не был застрахован от внезапного нападения, в том числе и низко летящий вертолет ВВС России.

Лада сидела, широко расставив ноги и уперевшись рифлеными подошвами высоких шнурованных ботинок в пол. Коробчатый пулеметный магазин с огрызком исчезавшей в казеннике ленты придавал ей чувство спокойной уверенности в себе, а косо опущенный к земле ствол, казалось, ждет не дождется, когда внизу мелькнет чья-нибудь тень.

Лада смотрела пустыми серыми глазами вниз, и в ее голове не было в данный момент ни мыслей, ни чувств. Колышев выполнил данное Барташову обещание, превратив ее в психологический аналог робота, и теперь им всем предстояло поставить последнюю жирную точку в этой трагической и чудовищной фальсификации…

Впрочем, Колышев не собирался отходить от дел. В случае успеха или неудачи испытаний у него оставались свои тщательно обдуманные планы насчет Лады…

…Замедлив полет, машина вдруг накренилась на один борт и довольно резко пошла вниз, к берегу разлившейся по долине реки, где напротив брода, на правой стороне расположился блокпост российских войск, которые до сих пор прикрывали некоторые «договорные» участки таджикско-афганской границы.