Вебер Дэвид - Космическая станция "Василиск" Страница 3

Портовый техник, обслуживавший шлюз на другом конце туннеля, заметил белый капитанский берет и три золотые полосы полного коммандера на черном, как сам космос, рукаве, и вытянулся по стойке «смирно», — но его бравый вид несколько подпортили вытаращенные при виде Нимица глаза. Мужчина покраснел и отвел взгляд. Хонор привыкла к подобной реакции. Уроженцы ее родной планеты, Сфинкса, древесные коты отличались изрядной привередливостью в выборе спутников. Они отказывались разлучаться со своими людьми, даже если те избирали карьеру в космосе, и лорды Адмиралтейства сдались перед этим фактом почти сто пятьдесят мантикорских лет назад. По шкале интеллекта коты имели уровень 0.83, чуть выше гремлинов с Беовульфа или дельфинов со Старой Земли, и отличались удивительной чуткостью. Даже теперь никто не знал, каким образом работают их эмпатические связи, но малейшая попытка разлучить животное с выбранным им компаньоном причиняла коту сильнейшие страдания. На самых ранних этапах исследований удалось установить, что те, к кому звери благоволят, отличаются от остальных людей заметно большей устойчивостью психики. Кроме того, выбор одного из котов пал на саму кронпринцессу Адриенну во время ее официального визита на Сфинкс. Двенадцатью годами позже королева Адриенна Мантикорская выразила неудовольствие по поводу попыток разлучить офицеров ее Флота с их спутниками. Адмиралтейство обнаружило, что у него нет иного выхода, кроме как сделать особое исключение из драконовского флотского правила «никаких зверей».

Хонор хоть и радовалась этому, но опасалась, что в Академии ей будет некогда заниматься Нимицем. Сорок пять бесконечных месяцев на острове Саганами были специально распланированы так, чтобы даже у не обремененных котами курсантов практически не оставалось личного времени.

Первокурсницу, появившуюся в компании редкого существа, инструкторы Академии встретили ворчанием и зубовным скрежетом, но, изучив природные особенности зверя, вынужденно согласились пойти на некоторые уступки. Кроме того, даже самые изнеженные «одомашненные» коты сохраняли здоровье и живучесть своих диких собратьев, а сам Нимиц, похоже, прекрасно понимал, с какими нагрузками придется справляться его спутнице. Все, что ему требовалось для счастья, — это сон на ее подушке, немного заботы, и если уж не поиграть время от времени, то хотя бы устроиться на плече или коленях у хозяйки, пока та сидит, уткнувшись в учебники. А еще кот не считал зазорным, напустив на себя печальный и жалобный вид, выманить лакомый кусочек или приласкаться к любому несчастному, попавшемуся ему на пути. Сам начальник Академии МакДугал, гроза первокурсников, пал жертвой этого беззастенчивого вымогательства. Грозный начальник таскал с собой пучки сельдерея, излюбленного лакомства маленьких хищников Сфинкса, и тайком скармливал Нимицу. А в качестве компенсации за свою слабость гонял мисс гардемарин Харрингтон до седьмого пота.

Погруженная в свои мысли, Хонор проследовала через ворота для прибывающих в главный вестибюль, отыскала нужный указатель и налегке двинулась к туннелям для персонала. Все ее скудные пожитки доставили грузовым рейсом еще утром, причем пока она собиралась, ее только-только уложенный чемодан уволокли стюарды Ускоренных Тактических Курсов.

Вызвав туннельную капсулу, женщина нахмурилась. Вся эта спешка, связанная с ее прибытием к месту службы, не в характере флотских. Те предпочитают следовать установленному порядку. О своем назначении на «Ястребиное Крыло» она знала за два месяца до отправления. На сей раз Хонор буквально выдернули с выпускной церемонии УТК[5] и, ни о чем не предупредив, отволокли в кабинет адмирала Курвуазье. Прибыла капсула, и Харрингтон шагнула внутрь, все еще хмурясь и слегка потирая кончик носа. Нимиц приподнял подбородок с верхушки берета и куснул хозяйкино ухо, укоризненно его при этом дернув. Таким образом кот поступал в тех — увы, нередких — случаях, когда его спутница нервничала. Хонор в ответ щелкнула зубами и принялась чесать зверю грудку, однако ничуть не успокоилась, и Нимиц огорченно вздохнул.

Ей до зарезу хотелось узнать, почему Курвуазье так быстро спровадил ее из кабинета и отправил к месту нового назначения. Вне всякого сомнения, это было сделано не без умысла. Адмирал напоминал не то херувима, не то гномика, с ласковым личиком и склонностью к постановке дьявольски сложных тактических задач. Харрингтон знала его чуть не всю жизнь. Будучи ее инструктором по тактике на четвертом курсе, он распознал в ней врожденный талант и сумел отшлифовать его, добившись умения действовать по своей воле, а не дожидаться, пока страх или отчаяние случайно натолкнут на правильное решение. Пока прочие преподаватели беспокоились по поводу ее низких оценок по математике, Курвуазье тратил на индивидуальные занятия с Хонор десятки часов и, если уж говорить правду, спас ее карьеру еще до того, как та началась. Но на сей раз адмирал вел себя весьма уклончиво. Харрингтон не сомневалась в искренности поздравлений и удовлетворенной гордости своего учителя, но никак не могла отделаться от ощущения странной недосказанности. Спешка объяснялась якобы исключительно необходимостью ее присутствия на «Гефесте», дабы неотлучно наблюдать за новым кораблем в процессе переоборудования для предстоящих флотских учений. Странно, ведь на самом деле боевой корабль Флота Ее Величества «Бесстрашный» — всего-навсего один из многочисленных легких крейсеров. Как-то не укладывается в голове, что отсутствие капитана Харрингтон серьезно повлияет на баланс сил в военных играх, планируемых для всего Флота Метрополии!

Нет, определенно что-то затевалось. Хонор отчаянно жалела, что перед посадкой на шаттл не успела получить полную информацию. Но, по крайней мере, у нее не осталось и времени сходить с ума от беспокойства, как перед отправкой на «Ястребиное Крыло», — ну а ее будущий старпом, лейтенант-коммандер МакКеон, прослуживший на «Бесстрашном» почти два года, наверняка сможет ввести своего нового командира в курс дела относительно таинственного переоборудования.

Женщина набрала код пункта назначения на маршрутном пульте, поставила портфель и расслабилась, когда аппарат рванулся вперед по антигравитационному туннелю. Несмотря на предельную скорость (порядка семисот километров в час), поездка занимала более пятнадцати минут — при условии, если пассажиру повезет и в пути не случится остановок.

Время от времени один сектор гравигенераторов перебрасывал капсулу другому, и тогда слабая вибрация палубы под ногами изменяла ритм. Немногие сумели бы это заметить, но для Хонор мелкая дрожь давно стала частью мира, едва ли не более реального, чем бездонная синева небес и прохладные ветры ее детства или биение сердца. Дрожь эта была одним из бесчисленных мельчайших раздражителей, мгновенно и исчерпывающе сообщавших обо всем, происходящем вокруг.

Отогнав прочь мысли об уклончивых адмиралах и прочих загадках, Харрингтон уставилась было на электронную карту, где курсор обозначал перемещение аппарата по туннелям, но замерла, в удивлении заметив краем глаза свое отражение в полированной стене капсулы.

Лицу, смотревшему на нее из темного стекла, следовало бы выглядеть иначе, отражая происшедшие в судьбе хозяйки монументальные изменения, а оно не отражало. Оно по-прежнему представляло собой набор остро очерченных плоскостей и углов (над всеми главенствовал прямой патрицианский нос, который, по ее мнению, был единственной относительно патрицианской чертой в ее внешности) и не носило ни малейшего следа косметики. Некогда Хонор сказали, что ее лицу присуща «суровая элегантность». Она не была в этом уверена, но данная концепция показалась ей куда лучше ужасного «Надо же, какой у нее здоровый вид!». Не то чтобы определение «здоровый» не соответствовало истине, но Хонор оно вгоняло в тоску. Благодаря почти полуторной гравитации ее родной планеты и суровому режиму тренировок она выглядела в черно-золотом мундире Королевского Флота Мантикоры нарядно и солидно, и это, критически подумала Хонор, было лучшее, что она могла сказать о своей внешности.

Большинство флотских дам-офицеров предпочитали следовать последнему крику планетарной моды: длинные волосы, обычно замысловато подстриженные и уложенные, — но Харрингтон давным-давно решила, что не имеет смысла изображать нечто, чем ты не являешься. Практичная прическа без претензий на модные изыски — в самый раз. Коротко подстриженные волосы не мешали под шлемом скафандра и в состоянии невесомости. Правда, эти двухсантиметровые прядки упрямо старались завиться, но ни блондинкой, ни рыжей, ни даже брюнеткой назвать ее было нельзя. Всего лишь весьма практичный, неброский темно-каштановый цвет. Глаза были еще темнее, и Хонор всегда казалось, что намек на миндалевидный разрез, унаследованный ею от матери, заставляет их выглядеть неуместно на ее костистом лице — как если бы их добавили задним числом. Темный блеск глаз делал бледное лицо еще более бледным, а подбородок казался слишком массивным на фоне твердой линии рта. Нет, в который раз решила она, с ее лицом вполне можно примириться, терпимое такое лицо, но бессмысленно воображать, что кто-то когда-то заподозрит его в лучезарной красоте… ну и черт с ним.