Дэвид Файнток - Надежда победителя Страница 3

Безрадостные воспоминания меня не отпускали. Я бессвязно бормотал в телефонную трубку реплики для поддержания беседы. Доктор О'Нейл сыпал непонятными терминами, и я испытал некоторое облегчение, когда тягостный разговор наконец закончился. Как ни был мне ненавистен Нью-Йорк, защищенный от варварских толп беспризорников современнейшими охранными системами, я полетел бы туда сейчас же, если б не служба. Предстояло еще два дня работы в комиссии Финального отбора. Может быть, увильнуть под каким-нибудь благовидным предлогом? Например, сказать Керси, что я заранее согласен на любое его решение и пусть он отбирает кадетов сам? Нет, так относиться к службе нельзя. Уж лучше потерпеть несколько дней, пока Керси не передаст мне дела и кресло начальника Академии.

Как тоскливо одному в огромной квартире! За час до ужина я не выдержал гнета одиночества и выбрался наружу. Вокруг все сверкало чистотой и ухоженностью, дверные ручки блестели. Это мне по душе. Бывало, по воскресеньям я часами вылизывал свою кадетскую форму, полировал запонки и заколку для галстука, пока другие кадеты тратили все свободное время на развлечения.

От офицерской гостиницы я прошел к строевому плацу, по которому под присмотром строгих сержантов маршировали кадеты, пересек его и вошел в знакомый учебный корпус, где я не был с тех пор, как покинул стены Академии юным гардемарином. Моя рука автоматически пригладила волосы и поправила мундир, словно я все еще был кадетом. Старые привычки не так-то легко вытравить.

На стенах висели прежние фотографии: стройные шеренги кадетов, напряженно смотрящих прямо в камеру. Сущие младенцы. Когда-то и я был таким же. Столь юный призывной возраст обусловлен печальной необходимостью. Дело в том, что N-волны, генерируемые сверхсветовыми двигателями, могут вызвать раковую опухоль меланому-Т. Облучение же N-волнами в течение пяти лет периода полового созревания значительно снижает вероятность этой смертельно опасной болезни.

Я внимательно вглядывался в мальчишеские лица, воплощение невинности. Когда я превратился из такого вот симпатичного паренька в погубившего свою душу грешника?

В коридоре послышались шаги, тихий разговор. Из-за угла вышли два кадета – мальчик и девочка – испуганно вытаращились на меня, отдали честь и замерли по стойке «смирно» каменными изваяниями. Будь я сержантом, они бы просто козырнули и пошли по своим делам дальше. Но офицер, да не какой-нибудь, а капитан первого ранга! В их представлении это нечто жутко серьезное!

Вместо того чтобы небрежно отдать команду «вольно» и отпустить салаг подобру-поздорову, я, ностальгирующий маразматик, застигнутый у старых фотографий врасплох, от смущения изобразил грозную физиономию и принялся инспектировать их внешний вид. Какая ошибка! Традиция предписывает капитану не обращать особого внимания даже на гардемаринов, не говоря о кадетах. Лучше бы я сделал вид, что не заметил их.

Как и большинству кадетов Академии, им было лет по четырнадцать или пятнадцать. Паренек был выше своей сверстницы, с короткими черными кудряшками, а у нее локоны спускались до самого воротника, что по уставу вполне допустимо для девушек. У обоих серая кадетская униформа и ботинки были в идеальном порядке, пряжки на ремнях блестели. К чему же придраться? Ага! У мальчишки узел галстука не точно по центру! Нахмурившись, я поправил его и строго спросил:

– Фамилия, курс?!

– Омар Бенгхади, сэр! Второй курс! – отчеканил он и покраснел от смущения.

– А вы? – посмотрел я на девчонку.

– Алишия Джонс, сэр. Первый курс.

– Хорошо. – В первые недели первокурсники сильно выделялись своим неуклюжим поведением и осанкой, но сейчас, в конце учебного года, манеры у Алишии были вполне офицерскими. Значит, сержанты Академии муштруют своих подопечных как следует.

– Чем могу помочь, лейтенант? – послышался сзади голос, несколько резковатый, но достаточно вежливый. Я обернулся. Сержант стрельнул глазами по моим капитанским нашивкам и смутился:

– Ой, простите, сэр. Сержант Рамон Ибарес!

– Вольно, – поспешно скомандовал я. Задерживаться с этой командой и вообще подчеркивать свою власть над сержантами перед их кадетами непедагогично.

– Извините, капитан Сифорт, сразу не узнал вас. Они, – кивнул он на кадетов, – что-то натворили?

Мальчишка от его сурового тона весь сжался, а у девчонки нервы оказались покрепче.

– Нет, сержант, просто… – Я замялся в поисках оправдания и вдруг сообразил, что оправдываться мне не в чем. Смех да и только! Я окончил Академию несколько лет назад, дослужился до капитана, а чувствую себя перед сержантом так, словно он имеет надо мной власть. Сообразив все это, я сказал увереннее:

– Это просто проверка. А вы, – повернулся я к кадетам, – идите по своим делам.

– Есть, сэр, – ответили они хором и с облегчением удалились.

– Чем могу вам помочь, сэр? – снова с прохладцей произнес сержант, словно спрашивая: «Что это ты тут делаешь в моей Академии, парень?»

Значит, не зря поговаривали у нас в кадетских казармах, будто наши сержанты никого не боятся, даже начальника Академии. Вот почему мы их так боялись.

– Спасибо, сержант, все в порядке, – ответил я, но решил, что это прозвучало грубовато, словно «пошел прочь», и смягчил ситуацию доброжелательным вопросом:

– Готовите их к экзаменам?

– В основном придумываю первокурам занятия, чтоб не слонялись без дела, сэр, – сдержанно улыбнулся сержант. – А задания даю из первого семестра второго курса, но они об этом не подозревают. – Наконец улыбка коснулась и его суровых глаз, преобразив их до неузнаваемости. – Мы разминулись с вами всего на два года, сэр. Я служу в Академии с девяносто четвертого.

– А я окончил ее в девяносто втором.

– Знаю.

– Откуда? – изумился я.

– Я даже знаю, в какой казарме была ваша койка, – сиял улыбкой сержант. – Номер три в Вальдес-Холле. Мы выделяем ее лучшему кадету в качестве поощрения.

– Бог мой! – Уж не разыгрывает ли он меня? Вряд ли. Даже бесстрашный сержант Академии не решится разыгрывать капитана первого ранга. А может, все-таки…

– Здесь все утверждают, что хорошо помнят вас, даже те, кто ни разу не вел с вами занятий, – на полном серьезе продолжал сержант Ибарес.

Чепуха какая-то! Надо срочно сменить тему.

– Вы служите классным инструктором? – спросил я.

– Так точно, сэр Кроме этого, я веду занятия по стрельбе и рукопашному бою. Кстати, только что мы с сержантом Востом обсуждали, как вдолбить в голову одному из моих салаг элементарный курс космической навигации.

Я почувствовал к нему расположение.

– Выпьете со мной чашку кофе, сержант? – предложил я.

– Кофе? – От сержантского хладнокровия не осталось и следа, сквозь суровость наконец-то проступило смущение. – Ну, коли не шутите, не возражаю, сэр.

– Напомните, где тут комната отдыха? – В давние кадетские годы я меньше всего думал о чашечке кофе, поэтому понятия не имел, где росположены комнаты отдыха.

– Комната для преподавательского состава находится в том конце коридора, – показал сержант Ибарес. Я уселся в удобное кожаное кресло.

– Всего двенадцать дней, – сказал сержант, разливая по чашкам кофе.

– Пардон?

– До вашего вступления в должность начальника Академии, – пояснил он. – Наверно, мне не следовало об этом говорить, простите, если я веду себя невежливо.

Это действительно несколько выходило за рамки принятых на корабле отношений между сержантом и капитаном, но на Земле в подобных строгостях нет необходимости, поэтому прямолинейность сержанта меня не коробила. Наоборот, я испытал облегчение.

– Ничего, все в порядке, – успокоил его я. – Какая тут уютная обстановка. Это ничего, что мы хозяйничаем тут как у себя дома?

– Почему капитан Николас Сифорт не должен чувствовать себя в родной Академии как дома? – искренне удивился сержант.

– В самом деле, пожалуй, может быть… – забормотал я, чувствую себя идиотом.

Сержант пристально всмотрелся в мою физиономию, отвернулся Наступила неловкая тишина. Я ерзал в удобном кресле, как на иголках Скорей допить кофе и смыться отсюда!

– Не привыкли вы еще к славе, – констатировал сержант.

Какая дерзость! Как он смеет меня поучать?!

– Пардон? – ледяным тоном процедил я.

– Видать, я только что схоронил свою карьеру? Извините, сэр.

– Есть вещи, о которых… – начал я с негодованием и осекся. Чего я окрысился? Сам же пригласил его выпить кофе, а значит, дружески поболтать, а теперь затыкаю ему рот. Нехорошо. Пригасив гнев, я встал, подошел к окну. На плацу все еще маршировали кадеты. – Верно, сержант, не привык я к славе. Честно говорю, она мне в тягость.

Снова воцарилась тишина, но на этот раз сержант молчал с другим выражением. Наконец он задумчиво произнес:

– Странно. Другие многое отдали б, чтобы оказаться на вашем месте.