Алексей Корепанов - Сон Демиурга Страница 3

На самом же деле в тот злополучный декабрьский вечер дверь в квартиру открыл не Черный граф эпохи Возрождения, а вернувшаяся с работы мать Игоря. По ее словам, она вошла в прихожую и повернулась к двери, чтобы запереть ее на замок, но тут услышала быстро приближающиеся шаги за спиной. Затем последовал сильный удар по голове. Сознание она не потеряла и, обернувшись, увидела искаженное яростью лицо сына, который замахнулся на нее ножом. Выставив перед собой руки, она начала отчаянно защищаться и громко кричать. Сын целил ей ножом в шею, но лезвие постоянно натыкалось на руки жертвы этого внезапного ужасного нападения. Изрезав матери руки, повредив ей сухожилия, Игорь вытолкнул ее, окровавленную, на лестничную площадку. Перепуганная женщина продолжала громко звать на помощь, и соседи позвонили в милицию.

При последующем опросе тех, кто видел Игоря в тот вечер, после нападения, выяснилось, что он не реагировал ни на что. Застыв на месте, парень смотрел прямо перед собой немигающим и ничего не выражающим взглядом…

Доктор Самопалов хорошо помнил свои впечатления от первых встреч с новым пациентом. Игорь почти постоянно лежал в постели, глядя в пространство. И хотя и рассказал о своих видениях, мучивших его без малого год, но когда доктор пытался заговорить с ним о той попытке убийства, отвечал крайне неохотно, а то и вовсе молчал.

Тогда, двенадцать лет назад, Самопалов отмечал в своем рабочем дневнике:

«Причину госпитализации Ковалев видит в «столкновении с Черным графом». Вся эта история кажется ему реальной, но связанной с «прошлой жизнью». Считает, что его ждет неминуемая расплата за то, что он стал свидетелем убийства Екатерины Медичи. Эмоционально холоден. После сообщения о том, что на самом деле он пытался убить не иллюзорного Черного графа, а собственную мать, которая в тяжелом состоянии находится в реанимации, заявил, что «этого не может быть». Данное вытеснение не сопровождается интересом к ее судьбе. Голос монотонный, не модулированный. Ни с кем не общается, в отделении незаметен. Высказывает предположение, что Черный граф может опять прийти».

Игорь Ковалев провел в психиатрической больнице больше года. В конце концов, то ли благодаря галоперидолу, лепонексу, френолону и прочим нейролептикам вкупе с психотерапией, то ли как раз вопреки всем этим таблеткам и процедурам, состояние его улучшилось. Он, судя по всему, полностью вытеснил из сознания воспоминания о случившейся драме и не испытывал никакой неприязни к матери. Она, слава богу, вполне оправилась от последствий нападения и часто навещала сына, стараясь, быть может, этими своими частыми визитами как-то компенсировать прежнее невнимание к нему.

Перед выпиской Игоря из больницы во врачебном журнале была сделана следующая скупая запись:

«Неврологическое состояние без особенностей, ЭЭГ без пароксизмальных феноменов».

За время, проведенное Игорем Ковалевым в больнице, доктор Самопалов многое для себя открыл. Так же, как ранее Игорь, он углубился в изучение исторической литературы об эпохе Ренессанса, чтобы выяснить, насколько соответствуют видения пациента историческим фактам.

Оказалось, что отдельные символы переживаний Ковалева имеют аналогии с теми временами. В частности, залы с колоннами, первоначально имевшие форму нефов, широко распространились в Европе с XV столетия, благодаря Филиппо Брунеллески. В боковом нефе церкви Санто-Спирито во Флоренции, изображение которого Самопалов показал пациенту, тот узнал обрамленный колоннами зал из своих видений. Колоннада и мода на них в эпоху Возрождения, в свою очередь, как выяснил Самопалов, восходят к традициям эстетики античности. Дева Мария, восседающая на троне в зале с колоннадами, встречается во множестве ренессансных произведений.

Основываясь на опыте многочисленных исследований в области психопатологии, доктор Самопалов пришел к выводу о том, что Черный граф – это аналог Родриго Борджиа, или папы римского Александра VI, сыном которого был Чезаре Борджиа – герцог Романьи.

Общение с Игорем Ковалевым утвердило доктора в мысли о том, что его пациент обладает двумя личностями, то есть страдает многоличностным заболеванием. Доктор не верил в переселение душ.

Первое в истории медицины клиническое описание многоличностного заболевания было связано с дочерью священника Мэри Рейнолдс. В 1811 году эта восемнадцатилетняя девушка, отложив только что прочитанную книгу, вдруг ослепла и оглохла – на целых пять месяцев. После этого, пробудившись однажды утром после восемнадцатичасового сна, она повела себя будто вновь родившаяся: произносила лишь несколько слов, не могла узнать обстановку собственного дома и своих близких. Однако пребывая в этом состоянии «номер два», Мэри Рейнолдс быстро начала обучаться. Через пять недель девушка вновь заснула на те же восемнадцать часов и, возвратившись в прежнее состояние «номер один», ничего об этих пяти неделях не помнила. Такие странные приступы повторялись из года в год. Причем вторая личность Мэри крепла и становилась все более активной, в отличие от первой личности, которая продолжала оставаться меланхолической и чувствительной.

Другой классический случай касался Крис Сайзмор – женщины, обладавшей тремя личностями: «Белая Ева», «Черная Ева» и «Жан». Все новые личности образовывались под влиянием стрессов, связанных со сценами насилия. «Белая Ева» была любящей матерью и скромной домохозяйкой. «Черная Ева», напротив, обожала всякие питейные заведения и распутную ночную жизнь. А «Жан» представлял собой зрелую личность, пытавшуюся примирить обеих «Ев».

А самый, пожалуй, известный случай многоличностного заболевания относился к американцу Билли Миллигэну, арестованному в 1977 году по подозрению в серийных убийствах, похищении детей и многочисленных ограблениях. При проведении судебно-психиатрической экспертизы психиатры установили у него ни мало ни много двадцать четыре личности обоего пола и разного возраста, две из которых были доминантными. Первая личность – Артур, англичанин, был крупным бизнесменом, не верил в Бога, превосходно знал физику и медицину, легко говорил и писал не только по-английски, но и по-арабски. Эта личность Билли Миллигэна доминировала в спокойных ситуациях. Вторая – Раген Ядасковинич, югослав, был коммунистом, говорил по-английски с довольно сильным акцентом, зато свободно изъяснялся на сербо-хорватском языке, отлично владел оружием, приемами карате и доминировал в минуты опасности. Эти две доминантные личности могли, в случае необходимости, включать и выключать другие личности, каждая из которых обладала собственной памятью и интересами. Более того, у каждой из этих двух дюжин личностей, уживавшихся в одном человеке, фиксировались отличавшиеся друг от друга электроэнцефалограммы, они имели разный кожногальванический коэффициент и по-разному отвечали на детекторе лжи…

Когда-то по этому поводу доктор Самопалов записал в своем дневнике:

«Все это может свидетельствовать о том, что человек функционирует как оркестр, имея множество Я, которые выступают как солирующие инструменты».

Итак, Игорь Ковалев в удовлетворительном состоянии был выписан из психиатрической больницы. А доктор Самопалов работал с новыми больными – их число росло из года в год – и продолжал размышлять о причудах сознания своего не совсем ординарного пациента, воплотившего в себе личность умершего пять столетий назад Чезаре Борджиа. Он подробно расписал этот случай в своей монографии «Странный психический мир», сопроводив историю болезни Игоря Ковалева следующим предположением:

«Сознание прошлого у К. не хронологично, а семиотично,[2] оно отражает не историческое, а семиотическое время – период исторического структурирования символа. Здесь пока многое не до конца понятно, но несомненно одно: психоз является регрессией именно в семиотическое историческое время, о котором мало что известно, и даже неясно, как его можно измерить».

Монография предназначалась, в первую очередь, для коллег-специалистов, которым было вполне понятно, что имеет в виду доктор Самопалов.

И вот через двенадцать лет Игорь Ковалев вновь оказался в той же психиатрической больнице, только теперь уже не в четвертой, а в седьмой палате. Болезнь, как это обычно бывает со многими болезнями, вновь дала о себе знать…

3. Лес

Первой мыслью пришедшего в себя Сергея Лукина была мысль о том, что его чем-то завалило. Что-то тяжелое лежало на лице, прижав щиток шлема к глазам, давило на грудь. Он попытался выбраться из-под этой непонятной массы, и это ему с трудом, но удалось. Неведомый груз был сброшен, Сергей рывком сел и обнаружил, что освободился не из-под какого-нибудь мешка с песком или цементом, а из-под Гены Гусева. Гусев откатился в сторону, молниеносно вскочил на ноги и быстро вертел головой, настороженно осматриваясь, держа автомат на изготовку. «Кошка» висела на сгибе его руки.