Александр Зорич - Время – московское! Страница 3

Я оглох.

Судорожно пытаясь схватить ртом побольше воздуха и все равно задыхаясь, я бросился к выходу.

Проблема была в том, что к выходу бросились все.

Есть такие ситуации, когда «Без паники!» кричать уже поздно – никто не услышит. Если в нескольких десятках метров под поверхностью земли от потолка откалываются здоровенные пласты пенобетона, будь ты хоть лейтенант, хоть генерал-лейтенант, мысли в голову лезут исключительно однообразные. О похороненных заживо, о погребенных заживо, о вживе похороненных и в стену замурованных.

В широком коридоре, куда задние, напирая, выдавили здорово помятых передних, потолок пока еще был в порядке. Но язык тяжелого желтого дыма, выползший из-за поворота и облизавший наши колени, подсказал, что останавливаться на достигнутом не стоит.

Контуженным клубком мы покатились по указателям к ближайшему выходу на поверхность. Вот и он: зарешеченный ствол лифта, обернутый ажурной железной лестницей. Наш казарменный ярус был отнюдь не последним – снизу по лестнице барабанили обвешанные амуницией мобильные пехотинцы вперемежку с полузнакомыми пилотами. Если бы я сохранил способность радоваться, я бы порадовался: среди бегущих были и наши, из ударных эскадрилий «Трех Святителей».

Мы влились в общий поток перепуганной элиты флота.

Как и следовало ожидать, вверху все было хуже, значительно хуже.

В задымленных коридорах стонали раненые. На крыше застрявшего лифта лежал труп, до костей раздетый осколками и ударной волной. Как его туда забросило – было страшно и подумать.

Среди выбирающихся из преисподней попадались и старшие офицеры, в том числе штабисты 9-й мобильной дивизии и Восточного сектора обороны. Почти каждый из них на бегу пытался докричаться в коммуникатор до своих подчиненных и коллег. Из стен повсюду торчали головки приемников-передатчиков внутренней сотовой связи, так что иногда им это даже удавалось.

Ко мне потихоньку начинал возвращаться слух.

– …флуггеры!.. Ты слышишь?.. Ангары освободить за пять минут!.. Под твою личную ответственность!.. Как понял?!. Как, мать твою, понял?!. Вот и хорошо, что хорошо!.. Если есть свободные пещерные капониры – туда! А когда заполнятся – на поле прямо вывози и пеной задувай! Всю исправную авиатехнику вывезти – и рассредоточить!

– Пункт сбора – капэ второй роты!

– Ну, если людей не осталось, говоришь… Пошли на всякий случай еще кого-нибудь проверить – и закрывай…

– Нахожусь между третьим и вторым ярусами… Так точно… Погиб. Деткин тоже. Слушаюсь, товарищ эскадр-капитан. Да. Сейчас буду.

– А меня это не волнует! Реквизируй что хочешь у пехоты, лишь бы колеса были. Да какая разница?! Моим именем! Или именем Тылтыня! Ты пойми, вся база ради этих долбаных флуггеров построена! А не ради нас с тобой!.. Что-о-о?! Стрелять в любого мерзавца, который приблизится! Стре-лять!

– Я считаю, сейчас самое время для контратаки… Товарищ подполковник, пулеметчики Баскова только что доложили: клоны уже у подножия гребня. Я имею в виду квадрат одиннадцать-девять по пятисотке. Все решают секунды! Прошу вас, под мою личную ответственность… Там одна рота уже есть, я сейчас вывожу вторую, ударим так, что покатятся обратно до самого озера… Хорошо. Спасибо, товарищ подполковник… То есть – к черту! Не подведем!

На втором ярусе пахло уже настоящей войной. В стене – гигантский пролом, все иссечено осколками, хода дальше нет: лестница загромождена обвалившимися конструкциями.

Здесь стоял старлей с повязкой «Комендатура» и монотонно твердил:

– Товарищи, дальше нельзя… Выход по коридору налево, по пандусу наверх… Товарищи, наденьте кислородные маски… У кого их нет – получите в комнате 205, по коридору направо… Там же медпункт… Без масок никого наружу не выпустят… Прохода нет… Прошу по коридору направо…

Я обнаружил, что судорожно сжимаю сумку с маской и кислородными патронами в левой руке. В правой руке я, оказывается, держал ножны парадного меча. Когда я успел все это схватить – клянусь, не помню!

Итак, мне – по коридору налево. Так получилось, что я снова оказался рядом с тем капитаном третьего ранга, который требовал от своего далекого подчиненного вывезти и рассредоточить всю авиатехнику.

– На руках выкатывайте! На плечах выносите! Как угодно! Я с тебя за каждый флуггер, который в ангаре завалит, по звездочке сниму! А когда звездочки закончатся – сниму голову! Ты понял?!

Капитан в очередной раз дал отбой и тихо выругался.

– Разрешите обратиться, товарищ капитан третьего ранга?

– Ну.

– Вы, случайно, не истребители выкатываете?

– Разные. А вам-то что? – Капитан наконец удостоил меня взгляда. – А, пилот… На ваш счет распоряжений пока не было.

– Никакой боевой задачи?!

– Никакой. Вы, судя по вашему виду, спали? Идите спите дальше.

– Куда же спать?! Нас там чуть не завалило!

– Тогда заправьтесь. Смотреть противно. А еще гвардеец!

Полагаю, окажись на моем месте кто-нибудь погорячее, тот же Цапко, быть капитану обложенным и посланным. Но я лишь смиренно повиновался. А затем, подхваченный потоком пехотинцев-мобилов – великолепных и грозных в своей полной экспедиционной экипировке, – оказался на пандусе шириной с Невский проспект.

Если попали мы в капонир через боковой вход, то выбираться обратно на поверхность довелось через главные ворота, предназначенные для флуггеров самых внушительных габаритов – вплоть до «горбатых». Только тут я осознал подлинные масштабы подземной цитадели космодрома Глетчерный: она, наверное, могла вместить технику целого авиакрыла, если не двух.

Люди двигались по огражденным перильцами боковым дорожкам, а по оси пандуса пехотный бронетранспортер тащил к свету штурмовик с шевронами комэска.

Штурмовик был наш, гвардейский. Свежо, жизнерадостно блестели мордки твердотельных пушек. Значит, после вчерашнего боя машина уже успела пройти экстренный ремонт, во время которого ей заменили расстрелянные стволы. На «Белых воронах» стоят монструозные 57-мм молотилки. Основательной теплоизоляции для стволов на машине нет – слишком тяжелая, и, когда пилот увлекается стрельбой очередями, он гробит их за один-два вылета. Оружейникам и снабженцам остается утешать себя тем, что прекрасные во всех прочих отношениях пушки были загублены недаром.

Снаружи в очередной раз ахнуло. Спустя несколько секунд послышались тупые, основательные удары, сопровождающиеся траурным перезвякиванием: падали поднятые в воздух взрывом ледяные глыбы и обломки раскуроченной бронеединицы.

И хотя по всей логике пробираться дальше следовало как можно осторожнее, желательно ползком, все непроизвольно ускорили шаг, а потом перешли на бег. Сказывалось инстинктивное желание выбраться поскорее на открытое пространство. Оглядеться, оценить обстановку, встретиться с невидимым пока врагом, черт побери!

У самого выхода, защищенного ледяным гласисом, людской напор разбивался о КПП. Здесь стоял очередной лейтенант в шинели с повязкой «Комендатура» и отделение осназа в штурмовых скафандрах. Документы у выходящих не проверяли, не до этого было, но требовали обязательно надеть кислородные маски. Дурачков и наглецов, которые не вняли зануде-старлею со второго яруса и масок при себе не имели, заворачивали обратно, в комнату 205.

Некий офицер флота в гражданской шубе поверх кителя пробовал скандалить: какой идиот, дескать, развел бюрократию, почему нельзя дыхательное оборудование выдавать прямо на КПП. Дежурный комендатуры терпеливо объяснял, что здесь слишком опасно, несгораемые сотовые шкафы сюда не притащишь, а без них груда кислородных патронов может рвануть от крошечного осколка.

Офицер плюнул, развернулся и вдруг его взгляд упал на меня.

– О, лейтенант! Давайте-ка сюда вашу маску!

– Извините, не дам. Я пилот, мне нужно быть на летном поле рядом со своей машиной.

– Да куда вы полетите, у вас все лицо в крови!

– Я чувствую себя отлично.

– Если вы в истребитель собрались садиться, маска вам не нужна.

– Может быть, но без маски меня не выпустят. И к истребителю своему я не попаду.

– Вы начинаете меня злить. Не хотите по-хорошему, так я вам приказываю.

Ситуация разрешилась сама собой: шуба офицера брызнула кровавыми клочьями. Долей секунды позже меня унесло взрывной волной под «Белый ворон». Ракета, разорвавшаяся прямо на ледяном гласисе, скосила осколками заодно и дежурного лейтенанта.

Осназовцев спасли скафандры. Меня спас скандалист в шубе.

И ведь не скажешь даже, что тогда все висело на волоске. Волосок в тот день порвался, и мы падали в пропасть.

Главком Пантелеев так боялся упустить победу, что намеренно подвел нас к поражению. Более того – к катастрофе. Недооценивая богатейший опыт, приобретенный конкордианцами во время вторжения на планеты Синапского пояса, Пантелеев считал, что две наши дивизии смогут выдержать комбинированный удар флота и десанта любой разумной численности. Наши войска должны были переждать огневую подготовку в подземных цитаделях, бункерах и на замаскированных отсечных позициях, а затем втянуть неприятельский десант в изнурительные бои по всему периметру обороны.