Александр Прозоров - Трезубец Нептуна Страница 30

– М-м, сладкие, – удивился Вайт, кинув угощение в рот. – Спасибо, очень вкусные. Вы сами-то почему не едите, сэр?

– Нужно выждать пятнадцать минут, – пожал плечами Рассольников. – Вдруг ядовитые?

Некоторое время Вайт продолжал жевать. Потом его глаза осветились пониманием:

– Вы… На мне? Да я!

– Спокойно, – попятился Атлантида, вскинув перед собой трость. – Я четыре года занимался фехтованием и имею степень…

Какое там фехтование! Вайт подхватил с земли еще не успевший загнить ствол в центнер весом и попытался со всего размаха прихлопнуть археолога. Бах! Платон отскочил в сторону, и гулкий удар размозжил в щепы бревно, у которого они спали. Баба-ах! Рассольников пригнулся, и от сотрясения с похожего на пальму дерева посыпались вниз мелкие бурые шарики и несколько полуметровые мохнатые зверьки с очумелыми глазами.

– Эксперименты на мне ставить будет! – Вайт размахнулся снова.

– Нет! – Атлантида спрятался за толстое дерево. – Сэр Теплер, все! Пятнадцать минут прошло! Больше не надо, я все понял!

Бах! Баба-ах! – ствол оббивал дерево то с одной, то с другой стороны, однако археолог вовремя уворачивался:

– Все, сэр Теплер! Все! Смотрите, я ем, я сам ем! – Платон добежал до дерева, содрал с ветки целую горсть и набил себе в рот. Видите, я ем, – прошамкал он. – Она съедобная, ягода. Это багрянец.

– Какой еще «багрянец»? – недоверчиво переспросил толстяк, покачивая бревнышком в руках.

– Местное ягодное дерево. Растет по всей планете, плодоносит одновременно, раз в год. Месяц, пока на нем ягоды, так и называется: полыжун. То есть, все местные твари обжираются им до полного изнеможения и лежат кверху брюхом. В это время никто не охотится, никто не кочует, везде абсолютно безопасно. Птички в полыжун птенцов выводят, кролики-барсуки всякие щенятся. Люди тоже едят, но где-то за неделю обжираются до полного изнеможения. Это во всех трех энциклопедиях, что мне адвокат скинул, есть. Вот только в ягоде полезных веществ нет, в основном фруктоза да краситель. Хранится она плохо, консервируется еще хуже. Единственное, на что годится – спиртное из нее гонят. Поэтому у здешних туземцев текилы в кабаках и нет. У них своего «бренди» навалом. Так что, не волнуйтесь, сэр Теплер, ягода съедобная. Это была шутка.

– Еще одна такая шутка…

– Я все понял, сэр Теплер, приношу свои извинения, – Атлантида коротко склонил свою буйную голову. – Так что вы бревнышко-то бросьте, сэр. Присоединяйтесь лучше к завтраку. И заметьте, что голод нам во время нашего путешествия не грозит. До конца полыжуна еще почти десять дней.

– Ох, пронесет нас с этих ягод, – Вайт наконец-то расстался со своей дубиной и подошел к дереву.

– Не пронесет. У них есть некоторый закрепляющий эффект, так что в туалет бегать не придется.

Объевшись сахарного багрянца до икоты, напарники определились по сторонам света и двинулись дальше на запад.

Только здесь, в самой чащобе, становилось понятно, насколько невероятно, насколько неприлично, вызывающе богат Ершбик. Огромные стволы, каждый из которых мог послужить материалом для десятка письменных или бильярдных столов, для обивки сотни парадных кабинетов или олгейцев, для эксклюзивной мебели или паркетного пола – то есть, стоимостью в тысячи, если не десятки тысяч оболов, валялись под ногами, обрастя мхом и загнивая в земле. Становилось понятно, почему туземцы строили из драгоценной древесины дома, сараи, живодерни; рубили из них табуреты и оконные рамы. Самое поразительное – имея в своих руках столь безграничное сокровище, туземцы пользовались глиссерами позапрошлого века, разрядниками и бластерами поза-позапрошлого столетия, пароходами, разработанными почти тысячу лет назад и вели образ жизни дикарей начала вселенской эры. При взгляде на любой город планеты у нормального человека возникало ощущение, словно сейчас идет не одиннадцатый век, а легендарные десятилетия первых полетов в космос.

Напарники прорывались вперед шаг за шагом, проваливаясь по колено в рыхлый мох, поскальзываясь на влажных бревнах, застревая в плантациях низкорослых, но очень густых кустарников. Утешений было два – еда висела на деревьях вокруг в неограниченном количестве, да вьющиеся над головой комары не сделали ни одной попытки укусить взмокших от усталости людей.

– Интересно, сэр, – ближе к полудню поинтересовался Вайт. – На этой планете есть пустыни?

– Несколько солончаков, – сообщил Атлантида.

– Надо было ехать туда.

– Там воды нету.

– А здесь есть? – развел руками миллионер. – У меня все эти ягоды уже поперек горла стоят. Воды хочу. Самой обычной воды.

Вода скоро появилась. Сперва она захлюпала под ногами где-то в глубине мха, потом поднялась до уровня щиколоток, а спустя пару километров – добралась до колен.

– Будем идти, пока не утонем, сэр Платон? – вежливо поинтересовался толстяк.

– Да не должно быть здесь никаких болот, сэр Теплер! – Рассольников, пытаясь оправдаться, активировал экран браслета. – Вот, посмотрите на карту. Ровный уровень почвы, никаких озер и подтоплений.

– А вы знаете, как делаются эти карты, сэр? – Вайт остановился, переводя дух. – Я тут заказывал километровку при строительстве платформенного завода на Арагоне, наблюдал все воочию. Картографы делают несколько снимков с орбитального катера, потом раскрашивают их на компьютере, и вуаля! Смею вас уверить, с высокой орбиты это болото выглядит точно так же, как и сухой лес вокруг Алагмы.

– Вы тонете, сэр, – предупредил Атлантида.

Толстяк, оставаясь на одном месте и вправду плавно погружался все глубже и глубже в рыхлую влажную почву.

– На себя посмотрите, сэр Платон, – столь же резонно откликнулся миллионер, с сочным чваканьем выдернул ноги из грязи и двинулся дальше.

– Имейте в виду, сэр, – предупредил он, – если вода дойдет мне до горла, то я дальше не пойду… Впрочем, вы к тому времени наверняка утонете.

Подозрения Теплера Вайта не подтвердились – на протяжении следующих нескольких часов пути вода не поднялась выше уровня колен, полностью оправдав надежность орбитально-раскрасочной картографии. Что может означать ошибка в метр-полтора при определении уровня почвы? Мелочь, пренебрежительно малая погрешность… Если, конечно не месить эту погрешность своими собственными ногами.

В вечерних сумерках путники забрались на толстое, ветвистое дерево багрянца и более-менее надежно устроились в соседних развилках.

– Знаете, сэр Платон, – предложил толстяк, объедая ягоды с ближних веток, – пошарьте-ка вы в своих энциклопедиях, да попытайтесь выяснить, почему от Алагмы на запад не проложено ни одной дороги. Чует мое сердце, что все это неспроста. Поверьте опытному финансисту, дорога между крупными планетарными районами – слишком выгодная вещь, чтобы от нее отказались просто так.

– Возможно, это связано с административным делением? – пожал плечами археолог.

– Вот-вот, – кивнул толстяк. – Как раз между крупными административными единицами дороги и нужны.

– Ладно, попробую найти, – Атлантида активировал браслет. – Кстати, сэр Теплер, а где вы научились драться с таким удовольствием?

– Неужели было удовольствие? – удивился толстяк.

– Там, в кабаке, глаза у вас горели, как у голодного льва, увидевшего кролика.

– Правда? – усмехнулся Вайт, откидывая голову на толстую кривую ветвь. – Вообще-то я человек мирный. Правда, в детстве меня отдали в Вистоновский колледж, и поначалу было трудновато. Знаете мальчишек? Каждый норовит утвердиться за счет другого. В общем, дразнили меня «жирнягой» на каждом шагу. Помнится, до того довели, что я даже косметическую коррекцию тела у отца пытался выпросить. Но он, царство ему небесное, не позволил. Сказал: «Ты, такой как есть, единственный и неповторимый, а силиконовых красавчиков-близнецов – миллионы. А если тебя опять дразнить начнут, отвечай, что в тебе не жир, а мышцы. Не поверят – возьми табурет, да и врежь умнику по голове…»

– Ну и как?

– Табурета под рукой не оказалось, – мечтательно улыбнулся Вайт. – Подвернулся стол. Вот им я Сержика и огрел. Скандал бы-ыл… Папа с полгода штрафы и компенсации платил. Правда, мне ни слова не сказал. Меня с тех пор в колледже Столопотамом прозвали. Но я не обижался. Дразнить, правда время от времени пытались – но только новички. Приходилось успокаивать. Я потом уже тяжелой атлетикой начал заниматься, и любого умника мог взять за шкирку и обстучать о ближайшую мебель со всей аккуратностью. Особенно боксеры-каратисты нравились. Он – прыг-прыг, лапками в грудь-живот – шлеп-шлеп. А ты его в угол зажмешь, перевернешь вверх ногами…

– Нашел! – удивленно вскинул голову археолог.

– Ну?

– Была дорога. Аккурат от Алагмы до Севенжога.

– И где она сейчас?

– Из-за высокой аварийности, а так же случаев бесследного исчезновения транспортных средств и ремонтных бригад, трасса быстро утратила привлекательность, была заброшена и к настоящему времени полностью заросла, – прочитал Атлантида и повернул руку так, чтобы напарнику был виден открывшийся над браслетом экран. – Попытки провести дорогу севернее или южнее первой привели к аналогичным результатам. Причины аномально высокой аварийности не выяснены, расследование случаев исчезновения отдельных людей и целых бригад ни к чему не привело. В течение последних двухсот лет попыток строительства транспортных артерий больше не предпринималось. Правительство Ершбика не рекомендует своим гражданам посещать район, ограниченный радиусом в триста километров от условной точки, находящийся посередине между городами Алагма и Севенжог.