Татьяна Лыткина - Кассиопея- Москва Страница 32

— Середа меня не посылал, — как-то виновато сказал он. — Я сам пришел. Мне его еще упрашивать пришлось, вахта-то моя.

— Не виноватая я, он сам пришел, — эхом откликнулся Павел, с обреченным вздохом смертника. Он понял, что сейчас Копаныгин будет опять демонстрировать чудеса вновь обретенных эмоций. — Что тебе надо, Мишка? Я не психолог и не психиатр, я даже не кибернетик, чтобы в твоих мозгах разобраться.

— Паш, я не обижусь, — оборвал его Михаил, и Павлу стало неловко. Что он, в самом деле, как младенец.

— Извини, — сказал он. — Я что-то сегодня не в форме.

— Я вижу, потому и пришел. Ты меня тоже извини, я тебе надоел уже. Но ты понимаешь — из всех нас ты именно тот, кто может выслушать и постараться понять. Витька сразу начнет решать мои проблемы, ведомый чувством ответственности за все в этой жизни, Федор — шутками будет настроение поднимать, девчонки — или охать, или обвинять. Как Варвара, например.

— А Лиэлл? — напрямую спросил Павел.

— Она помогает мне понять меня, — медленно, как будто взвешивая каждое слово, ответил Михаил. — Но это не совсем то.

Ну да, конечно, мрачно подумал Павел. Совсем не то. Чего же тебе надо?

— Пашка, ты знаешь, почему она живет на Земле столько времени? — совершенно неожиданно спросил Михаил.

Во как. А Павел уже приготовился слушать его исповедь.

— Любопытство. Жажда знаний, — пожал он плечами. — Она же говорила.

Михаил покачал головой.

— Пашка, не всегда принимай за чистую правду все, что слышишь. Иногда включай голову. Неужели она за три с лишним тысячи лет не удовлетворила свое детское любопытство? И ведь опять возвращается туда. Не задумывался, как все обстоит на самом деле?

Павел уже не беспокоило — почему Мишка сейчас заговорил именно о ней, почему он знает больше, чем все — его волновало сейчас только то, что Мишка был готов рассказать. Он молча выпрямился и смотрел Копаныгину прямо в глаза, ловя каждое его слово.

— На самом деле все просто, как дважды два. Если сопоставить несколько фактов, рассказанных ею, все становится очевидно даже без ее подтверждений.

— Но они у тебя есть, эти подтверждения, — вырвалось у Павла.

— Есть, — кивнул Михаил. — Она мне рассказала все в самом начале. Я уже говорил — она понимает меня лучше, чем я сам. Она догадывалась, что я смогу доверять ей, только если буду знать всю правду.

— А зачем ей твое доверие? — глухо спросил Павел. Не столько он хотел, чтобы именно Мишка отвечал ему, сколько просто надо было произнести этот вопрос вслух.

— Затем, что я мог убедить Середу и всех вас выкинуть-таки ее в вакуум, — будто сам удивляясь тому, что он, правда, мог это сделать, ответил Михаил.

— Не всех, — упрямо замотал головой Павел. — Я и Катя ни за что бы не согласились.

Катю он приплел не столько потому, что был убежден — она тоже не смогла бы проголосовать за убийство (интересно, а кто бы из них смог?), но больше потому, что это должно было ударить по Мишкиной самоуверенности. Однако Копаныгин только кивнул.

— Я уже сказал, что ты меня сегодня ничем не обидишь, Паш, но если тебе нравится меня пинать — продолжай. Мне дальше говорить, или займемся капсулой? — прервался он.

— Продолжай, капсула подождет, — отрезал Павел. Разговор о Лиэлл почему-то причинял боль, но это нужно было выслушать, чтобы понять, что делать дальше и как себя вести.

— Хорошо. Помнишь, она говорила о запечатлении? Помнишь, она говорила о том, что за некоторые шаги в эволюции их расы женщины заплатили этим пожизненным ограничением свободы выбора?

Павел, несмотря на напряжение, которое держало его во время этого разговора, смог восхититься, как Мишка умеет обобщать.

— А теперь сопоставь. Невинная девушка с Соэллы попадает в нежном возрасте на Землю, встречает этого спартанца. Как она говорит — он ей много интересного показывает и рассказывает о Земле. Ей нравится настолько, что она остается у нас надолго. А еще вспомни, с какой тоской и скукой она отзывается о соотечественниках. А еще — с каким восторгом она говорит о землянах. Пашка, она прошла на того спартанца запечатление. Она теперь не способна жить среди своих. Они просто полностью не ее тип. Да и из нас не каждый ей подходит. Но это нюансы. Отсюда и конфликт с братом.

Павел поймал себя на том, что рот надо прикрыть. И правда, как все элементарно. «Он не принимает того, что выполнение его требований для меня равносильно медленной гибели». Требование жить на Соэлле означает — отказаться от смысла жизни любой соэллианки, от любви. Понятно. А еще понятно, что на «Заре» Лиэлл снова встретила «свой тип» мужчины. Вот он, сидит напротив и разжевывает ему, идиоту, полную картину происходящего. Что ж, честно и правильно — нет ничего хуже неопределенности.

Павел вдруг почувствовал, что ему срочно надо уйти из дока, от этих черных внимательных глаз, от этого спокойного дружеского голоса, от этих слов, которые разбивают вдребезги окружающий мир. Он хотел сказать, чтобы Мишка продолжал с капсулой, а он сейчас вернется, но не сказал. Просто встал, некоторое время смотрел на вытащенное сиденье, потом резко развернулся и вышел. Вслед ему донесся крик Копаныгина:

— Пашка, ты не так меня понял!

…Так, все так. И Витька был прав, и Катя, и Мишка. Ничего ты в этой жизни не понимаешь, суперпилот… Адмирал недоделанный.

Павел подумал, что ему надо сейчас же запереться в каюте, упасть на кровать, закрыть глаза и не реагировать на внешний мир сутки. Или двое. Однако в каюту он не пошел, а дошел до медотсека и там испугал Юльку совершенно сумасшедшими глазами. Сорокина схватила его за руку, посчитала пульс и тут же вкатила, не разбираясь в причинах, какой-то препарат, отчего через пару минут ему стало намного легче.

— Что случилось-то, скажешь? — спросила Юля, будучи совершенно уверенной, что не скажет.

— Не скажу, Юль. Внутренние разборки самого с собой, — помотал он головой. — Только Виктору ничего не говори, я уже в порядке.

— Конечно, после такой лошадиной дозы, — кивнула Юля. — Не скажу, если ты мне дашь слово, что ты никого не убил, и что то, что тебя так взволновало, не приведет к кошмарным последствиям для всех нас.

— Юль, честное слово, никого не убил. За это не убивают. И вообще — все нормально, я просто сорвался. Глупости все это. К вечеру буду в порядке, — пообещал Павел.

— Тебя Виктор искал. В доках он тебя не нашел, вызов по громкой связи ты явно не слышал… ведь не слышал?

Павел покачал головой. И правда, не слышал. А динамики-то на каждом повороте…

— Шел бы ты в каюту, Козелков, — посоветовала Юля. — Я тебе еще успокоительного дам, а потом придумаешь, что делать и кому надо об этом рассказать.

— Нет, Юль, я в рубку. А рассказывать нечего, это исключительно дурь в голове, — отмахнулся Павел. — Спасибо.

Виктор ждал его, чтобы вместе подготовить план доставки льда на корабль, ведь они никогда не рассчитывали на перевозку сырья извне. А зря, как выяснилось. Середа был так увлечен работой, что не обратил внимания на слегка заторможенное состояние Павла, как тот опасался.

Михаил возвратился из доков часа через полтора, видимо, добив-таки капсулу в одиночку. Конечно, при Викторе никаких разговоров состояться не могло, чему Павел очень обрадовался. Был Михаил задумчивый, но не мрачный, и какой-то странный — будто рассеянный, что для него никогда не было характерно. Но Павел сейчас уже ничему в поведении Копаныгина не удивлялся.

К вечеру, когда началось торможение, они все закончили и спланировали. Виктор еще днем поручил Кате по отчетам и записям приборов составить необходимую им карту поверхности планеты. К вечеру она тоже справилась с работой, а у Павла полностью прекратилось действие успокоительного, и они втроем с увлечением обсуждали предстоящую работу. Михаил молча следил за показаниями приборов, корректировал курс, и в дискуссию не вмешивался. Виктор несколько раз непонимающе косился в его сторону, но ничего не говорил.

В шесть вечера Копаныгин, как положено, передал вахту и ушел из рубки, не оглядываясь. Павел вздохнул с облегчением. Как-то так получилось, что одновременно с ним вздохнула и Катя, поэтому вздох вышел хоровым, шумным, они переглянулись, и Катя тихо засмеялась. Глядя на нее, заулыбался и Павел. Середа некоторое время молча смотрел на них.

— Я так полагаю, спрашивать вас, что происходит, бессмысленно, — утверждающе произнес он.

— Ничего, Вить, это мелкие бытовые проблемы, совершенно тебе неинтересные, — успокоил его Павел. — Тебе нечем голову занять? У тебя сейчас самый ответственный участок торможения. Давай я сам улажу семейные разборки…

— Ну, давай, — подозрительно ответил Виктор, но, видимо, вполне мирный и веселый Катин взгляд плюс спокойствие Павла сыграли свою роль, и он больше не затрагивал эту тему.