Jamique - Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса Страница 35

Или не такую видимость?

Вейдера эта картина не очень развеселила.

— Долго же у меня было плохое настроение, — сказал он, когда они миновали группу. — А я в плохом настроении опасен для окружающих… — он задумался.

— Вам больше приписывают, чем происходило на самом деле, — осмелился сказать Пиетт. — Я сам вчера задумался и понял, что на моей памяти вы… казнили только двоих…

— Пиетт, — насмешливо сказал Тёмный лорд, — прекратите подбирать дипломатичные выражения. Только хуже выходит. Да, я задушил. Причём Оззеля — с удовольствием. И на ваших глазах. По связи. Хороший был эффект?

— Да, милорд, — искреннее признался Пиетт. — Эффект был ужасный.

— Привыкли, пока я изображал впавшего в некоторую немилость ученика, будто я почти безобиден, — медленно произнёс Тёмный лорд. — У Таркина — у того просто сердце пело. Когда понял, что может сказать — и я сделаю. Мне было интересно: когда же у него проснётся здравый смысл? Когда он почует, что что-то неладно? Кроткий Тёмный лорд. Нет, не проснулся. Воистину, подыграй самолюбию человека, и он суперкрейсера перед носом не заметит.

— Считалось, — осторожно сказал Пиет, — что у вас вышла… размолвка с императором.

— Да-да, — ответил Вейдер. — Вышла. Она у меня, адмирал, выходит вот уже двадцать пять лет. У нас вечно на всё разные точки зрения. Что не мешает нам прекрасно срабатываться друг с другом.

Пиетт покосился на него.

— Адмирал, это не припадок внезапной откровенности, — сказал Тёмный лорд. — После которого я опомнюсь и удушу вас в лифте, как свидетеля. Это сознательный выбор. Вы кажетесь мне человеком, достойным доверия. И я предпочитаю ввести вас в нашу игру с открытыми глазами. Повелитель одобрит моё решение, — добавил Вейдер, предваряя вопрос.

— Я… постараюсь оправдать, — сказал Пиетт.

— Вы уже оправдали, — ответил Вейдер. — Стоять на месте и изображать живую мишень не всякому под силу.

— Это был приказ — бледно усмехнулся Пиетт. — Кто я такой, чтобы обсуждать приказы? И… Лучше так, чем ваша немилость, милорд, — он понимал, что вот этого говорить не стоит, но остановить себя не мог.

— Я вас так напугал? — повернул Вейдер к нему маску.

— Я же сказал, что эффект был ужасный.

— Вот и говори потом, что политика устрашения не действует, — Вейдер оценивающе разглядывал Пиетта сквозь линзы. — Надеюсь, доверие подействует на вас лучше страха, адмирал.

— Да, сэр.

— Вам не хочется спросить меня ещё и про Нииду? — спросил Тёмный лорд с поразившим Пиетта юмором.

— Нет, сэр.

— Странно. Обычно всем хочется. Но они стесняются.

Из горла адмирала вырвался истеричный смешок.

— Простите, сэр. Но это немного другое слово.

Маска Тёмного лорда ещё несколько секунд поразглядывала его.

— Да, — ответил Вейдер. — Слово другое.

Они снова перешли на мерный шаг. Лифт был уже рядом.

— Так вот, адмирал, — сказал главнокомандующий прежним тоном, — Звезда нам ещё понадобится. Весьма и весьма. Надеюсь, с ней ничего не случится.

Пиетт сглотнул. Потребность спросить была огромной. И постепенно переросла страх.

— Милорд, — начал он.

Они стояли у лифтов.

— Да, адмирал?

— Скажите… если уж вы поддержали этот разговор… почему вы всё-таки не остановили гранд-моффа, когда он взорвал Альдераан?

— Пиетт, — услышал он насмешливый голос главнокомандующего над собой, — мне кажется или вы действительно близки к тому, чтобы упасть в обморок?

— Я, — Пиетт сглотнул вторично, — я сам не понимаю, как я осмелился такое сказать.

Лифт плавно раскрыл свои створки. Тёмный лорд вошёл туда. Подождал сбившегося с ноги адмирала. Двери закрылись. Лифт, ускоряясь, плавно поплыл вниз.

— Есть вещи, — медленно сказал Вейдер, повернув к нему маску, — которые я бы и сам хотел знать, адмирал. Альдераан — только одна из них. По этому поводу мы и собираемся сейчас у императора. Я хочу, чтобы вы услышали от него то же, что услышал вчера я. И я хочу увидеть, какое впечатление это произведёт на вас, человека во всех смыслах прагматичного. Я тоже прагматик, но я ситх. Вы же, адмирал, мне кажетесь подходящей кандидатурой для проверки здравого смысла.

Пиетт сглотнул в третий раз. И в бредовом сне ему не могла присниться, что два главных человека в государстве примут его в свою компанию. А главное — что он сам по этому поводу будет испытывать ошеломление. Но не страх.

Рина

Она сказала отцу правду про Центр Империи. Только не сказала, куда именно летит.

В Империал-сити. Во дворец.

Она летела на собственном корабле, наличие которого никогда не скрывала. Её отец давно жил в своём мире. Ему почти не надо было знать, чем занимается его дочь. Остальным стоило сказать две-три туманные разы, чтобы отбить охоту спрашивать.

Она в совершенстве владела этим методом. Ничего не сказать, и именно поэтому укрепить людей в их предположениях. Когда убеждаешь, не верят. Позволь людям самим сделать выводы и сделай вид, что для тебя они нежелательны — и люди уверятся в том, что знают правду. Всё просто.

Наёмница.

Их планета была незначительной планетой в ряду других планет в окраинной мелкой системе. Эта система подчинилась Империи быстро. Но, как всегда, нашлись пропагандисты от тех, кто не получил свой кусок власти.

В их системе свило гнездо отделение Альянса. Её старший брат по дурости лет тоже оказался там. И потащил за собой остальных братьев.

Ей было пять лет, когда ночью в их дом пришли. Офицер и штурмовики действовали быстро и профессионально. Она не помнила почти ничего из того возраста, а это запомнила навсегда. Испуганная мать в ночной рубашке. Отец в пижаме с отчаянным и растерянным лицом.

А потом её братья стали отстреливаться…

Рина сжала руку в кулак. Непроизвольный жест, от которого не смогла отвыкнуть. Ещё детское подражание мастеру. Ненавижу. Ненавижу придуков, которые рискуют жизнью чужой — во благо, и даже не своё.

…Она спряталась под кровать. Забилась в угол, сжалась в комок, закрыла глаза. Когда перестало пахнуть разрядами, её плеча кто-то коснулся. Она заорала так, что оглушила саму себя.

— Девочка, — услышала она озабоченный голос, — ты живая?

Штурмовик оказался добрым. Он напоил её чаем и не позволил смотреть на то, что было в доме. Ещё она помнила офицера. Сейчас она знала, что офицер был молодой, но тогда он казался ей очередным дядей в форме среди дядь в белых доспехах. Она помнила, как он входил и выходил, а потом его фразу: «Великий Космос! Что они натворили, идиоты!..»

Штурмовик был добрый. Он развлекал её тем, что снял шлем и приказал остальным тоже снять шлемы. Много одинаковых дядь насмешили Рину до слёз.

— Я — командир, — важно говорил он, — вот видишь: у меня на плече полоски. А они — рядовые… Парни, хватит ржать!

Штурмовики пересмеивались, кто-то полез за пайковым шоколадом. Пить чай в три часа ночи оказалось до жути интересным. Она даже забыла, что куда-то исчезли братья, отец и мать. Дяди, пришедшие в гости, оказались весёлыми. Один из них даже показал фокус. Другой пошёл и нашёл её одежду.

— Мы сейчас полетим, — сказал ей командир. — Не возражаешь?

— А папа и мама? — вспомнила она.

— Мы полетим туда, где твои папа и мама, — пояснил штурмовик.

— А почему они уехали без меня?

— Ты же пряталась под кроватью, — ответил ей дядя, с её точки зрения, совершенно логично. — Они не могли тебя найти. И попросили, чтобы мы тебя нашли, напоили чаем, а потом привезли к ним.

— Тут стреляли, — пожаловалась она.

— Поэтому они и уехали, — ответил штурмовик. — Они пока поживут в другом доме, где не стреляют.

Её эти ответы удовлетворили полностью.

Её переодели, снова вошёл офицер, отвёл дядю в белых доспехах в угол и они поговорили.

— В детдом или в больницу? — спросил командир штурмовиков тихо.

— Отец выживет, — также тихо ответил офицер. — Но врачи опасаются, что из-за раны по касательной черепа он может подвинуться умом.

— Вот гады, — сказал штурмовик. — Они видели, куда стреляют?

— Они идеалы защищали, — ответил офицер и чуть не сплюнул на пол. — А потом всё свалят на нас. При попытке задержания бунтовщиков погибла вся семья!..

— В женщину попали мы, — сказал штурмовик.

— Да, — ответил офицер угрюмо. — Она решила закрыть их своей грудью.

Тогда слух её услышал, а память зафиксировала весь разговор. Ум не понял, но сохранил. Чтобы потом, извлечённые из памяти, снова зазвучали уже осмысляемые ею слова.

Спустя годы Рина поняла, в чём было дело. Браться решили отстреливаться. На линии огня оказались и родители. И кто в них попал — братья или люди из отряда — разобраться было почти невозможно. По характеру ранений было установлено, что, скорей всего, в женщину попал человек из отряда, а мужчину случайно задел выстрел одного из молодых бунтовщиков.