Генри Каттнер - Долина Пламени (Сборник) Страница 36

Значит, необходимо найти Лорну, чтобы действовать не вслепую. Мне не хватало информации, а больше всего хотелось узнать, как можно вернуться домой. Для начала нужно понять, что тут к чему. По-видимому, Лорна, под именем Клиа, нашла в Малеско безопасный приют. Трудно представить, как ей это удалось и насколько это место действительно безопасно. Но если Сезам можно открыть, то я хочу знать, как это сделать.

У меня было такое ощущение, что я нахожусь в темном лабиринте, полном ловушек и волчьих ям, и лишь где-то вдали мерцает слабый свет, а мне нужно до него добраться, чтобы получить информацию и возможную помощь.

В общем, ближайшая цель — найти Лорну, а что будет потом, я даже и не думал. Мне очень не хотелось покидать эту комнату, которая была как-то связана с моей нью-йоркской квартирой, но, похоже, лишь найдя Лорну, я мог рассчитывать на возвращение в наш мир.

Я быстро убедился, что комната пуста, и осторожно выбрался из ниши. Поразмыслив, я вернулся обратно и после недолгих поисков обнаружил головной убор, похожий на шлем, такой же, как у Фалви. Это был настоящий шлем, расписанный синими полосами. Водрузив его на голову, я убедился, что он надежно прикрывает лицо, подошел к двери и выглянул в коридор, в дальнем конце которого через несколько мгновений скрылся Фалви.

Больше там никого не было. Я смело вышел из комнаты и поспешил вслед за Фалви. По всему коридору под потолком висели металлические чаши, из которых лился мягкий дневной свет.

Некоторые из них прогорели, а одна, мерцая, угасала. По пути я заметил на дверях резную символику — схематичное изображение птицы и трезубца, а также римские цифры — XVI, XVII и так далее.

Там, где скрылся Фалви, я нашел в стене отверстие, размером с дверной проем, оказавшееся входом в шахту лифта, освещенную изнутри. Фалви медленно опускался в ней и был уже на расстоянии двадцати футов.

Я полагал, что это именно Фалви, хотя видел только шлем и носки сандалий. Сверху жрец напоминал раздавленного карлика. Он не поднимал головы, и я оперся рукой о стену и посмотрел вниз.

В шахте не было ни тросов, ни подъемных механизмов, хотя, конечно, Фалви мог стоять на какой-нибудь совершенно прозрачной платформе, медленно опускавшейся вниз. Я заметил только тень за спиной жреца, которая исчезала, по мере того как он опускался все ниже.

Я поднял глаза и увидел свою тень. Вид изуродованной головы поразил меня — я совсем забыл о шлеме. Фалви продолжал опускаться мимо выходов на другие этажи.

Я подался еще больше вперед и стал считать пятна света. Фалви миновал семь из них и наконец вышел. Шахта опустела, и я увидел, что она уходит на значительную глубину.

Я решил проэкспериментировать — бросить какой-нибудь предмет в шахту и посмотреть, упадет он или нет. Но в этот момент моя тень на стене слегка расплылась и внезапно удвоилась. Состояние моего рассудка было таково, что я всерьез задумался о том, не обзавелся ли второй головой, однако все же повернулся, чтобы посмотреть, откуда взялась вторая тень.

Я встретился глазами со жрецом, который беззвучно подошел ко мне сзади и теперь рассматривал меня с тем выжидающим выражением во взгляде, с каким кошка обычно смотрит на мышь. На лице его, обрамленном жреческим шлемом, одновременно читались необычайная настороженность и предвкушение триумфа. Он был молод и имел вид человека, проведшего накануне бурную ночь. Одет он был с той элегантной небрежностью, которая отнюдь не пристала духовному лицу.

Я с трудом скрыл свое потрясение. Сколько он уже следит за мной? От двери Фалви? И почему? Выражение его лица пугало меня. Судя по всему, он ждал от меня какого-то действия. Но какого? Из-за этого пристального взгляда я готов был поверить, что он читает мои сокровенные мысли и находит их в целом довольно забавными.

Я понятия не имел, как приветствуют друг друга жрецы при встрече. Я так и не успел решить, как спасти свою шкуру, но этот тип меня выручил. Пробормотав «Pardaese», он протиснулся в шахту, не отводя от меня ироничного взгляда.

У меня создалось такое впечатление, будто он точно знает, что происходит, и просто ждет, когда я себя выдам. Его насмешливый взгляд из шахты, казалось, спрашивал: «Чего ты ждешь?»

И тут я решился. В конце концов, как бы на моем месте поступил Джон Картер? Этот тип уже опустился футов на десять, на его лице, по-прежнему обращенном ко мне, расплывалась ухмылка. Я глубоко вдохнул и шагнул в пустоту, доверчиво ожидая, что неведомая антигравитационная сила поддержит меня и мягко опустит по шахте.

Этого не случилось; я камнем полетел вниз, с ускорением, присущим свободно падающему телу, и налетел на спокойно стоявшего жреца: мы сплелись подобно группе Лаокоона, где за пифона был я.

Он обхватил меня, хотя в этом не было уже никакой необходимости, а я повис на нем, как обезумевший от страха кот. Со стороны это, должно быть, напоминало короткую схватку, которая, впрочем, скоро затихла. Вцепившись друг в друга, мы продолжали медленно опускаться.

Так мы оказались лицом к лицу. Физиономия жреца светилась торжеством. Я решил, что безнадежно выдал себя и тем самым оправдал ожидания этого типа. Казалось, он знает, что я из Нью-Йорка, что прошел сквозь запретные Земные Врата, что бы они из себя ни представляли, а это значит, что там, где мы остановимся, меня будет ждать взвод, укомплектованный стрелками из духовных лиц.

Надумав, видимо, окончательно решить для себя вопрос, этот тип заговорил со мной. Конечно, на языке Малеско и в общем-то — ни о чем. У меня звенело в ушах, меня трясло от нервного перенапряжения и совсем не героического страха. Тяжело дыша, я пристально глядел почти в упор в сияющие торжеством глаза.

Он повторил сказанное гораздо медленнее, и на этот раз я все понял.

— Вам повезло, что я вас поймал, — сказал он. — На вас могли составить рапорт.

Я достаточно наслушался языка Малеско, чтобы правильно понимать интонации и ударения. Но я не был уверен, что моя речь будет звучать естественно. Однако нужно было постараться. Я сопровождал слова короткими вздохами — между прочим, прекрасный способ скрыть слабое знание языка.

— Я… задумался… о другом… — сказал я.

Моя реплика произвела на него потрясающее впечатление. Он чуть не уронил меня от изумления. На мгновение я подумал, что допустил в речи грубую ошибку, но скоро понял, в чем дело: он не ожидал, что я вообще говорю на языке Малеско. На некоторое время лицо жреца потеряло всякое выражение.

Он довольно скоро взял себя в руки, но перед этим тень разочарования успела промелькнуть на его лице. Взгляд жреца больше не был таким пристальным и злорадным.

— Что вы сказали? — вежливо спросил он.

— Я сказал, что задумался.

Он снова бросил на меня острый, полный подозрения взгляд, и я понял, что с моим знанием языка вряд ли смогу сойти за местного жителя.

— Ну что ж, в следующий раз лучше подумайте об Иерархе, сказал жрец, не отводя от меня глаз. — А почему вы так странно говорите?

— Я прикусил язык, — поспешно сказал я.

— Прикусили нос? — спросил он. — Как это? А-а! Язык.

Я перехватил его быстрый взгляд и отвел глаза в сторону, на убегающие вверх стены. Может, он просто потешается надо мной? Или все-таки что-то подозревает, но никаких конкретных выводов сделать не может? Тот факт, что я сносно говорю на языке Малеско, кажется, выбил почву из-под всех его предположений относительно меня. И все же…

— Где вы хотите выйти? — по-прежнему вежливо спросил он, и тон составлял разительный контраст с выражением его лица.

— Я иду в Бани, — рискнул я.

— Тогда вам надо выходить на главном этаже. Мы ведь, кажется, не знакомы? Вы, должно быть, недавно из Крусибля.

Я кивнул.

— Нет? — уточнил жрец. — Но…

— То есть да, — поправил я, памятуя о разных значениях символических жестов в различных культурах. — Я совсем недавно из Крусибля.

— Да, похоже на то, — сказал он. — Вы, должно быть, из Фере. Не обижайтесь, но на ферейском диалекте только с собаками разговаривать. Меня зовут Дио, и я знаю лучший… — он произнес слово, которого я не понял, — в этом городе, если вам нужен совет.

— Благодарю, — сказал я, размышляя, не следует ли и мне представиться. Нужно было выбрать себе nom-de-guerre, но ничего не приходило в голову. Я был недостаточно сведущ в их именах собственных и, по невежеству, мог назваться каким-нибудь Санта-Клаусом.

Я состроил гримасу и сказал, что болит язык.

Жрец, казалось, задумался.

— Это я укусил вас за нос? — неожиданно спросил он. — Я этого не помню. Но когда вы на меня свалились…

— Ничего страшного, — сказал я.

— Где ваш кошелек?

— Я забыл его.

— И чему вас только учат в этом Ферейском Крусибле? — он поднял голову. — Ну, вот и приехали.