Генри Олди - Волчонок Страница 37

— Да, я волк. Хорошо, волчонок. Я родился хищником. Виноват ли я в этом? Нет. Могу ли я перестать быть волком? Сделаться собакой? Оленем? Нет. Современная наука не знает таких средств. Могу ли я отказаться от мяса и перейти на капустную диету? Тоже нет. Моя природа берет свое в любом случае. Так в чем ты меня упрекаешь? Я, мой отец, мать, дед — никто из нас не в силах измениться. Где же выход? Самоуничтожение расы? Это мы, значит, волки, а вы — гуманисты?!

— Перестань вертеться. Ты чуть не сбросил меня на пол. Между прочим, твой любимый дядя, на которого ты так похож, прекрасно нашел выход из положения. Ваш зубастый талант клеймить людей гаснет по мере участия в коллективном антисе. Шесть-семь выходов в «большое тело», и он пропадает совсем. Координатор колланта — чем не перспектива? Безболезненное обезрабливание, взаимовыгодный симбиоз — чем не будущее?

— Потерять себя?! Всей расе отказаться от того, что является нашей сутью? Нашей природой? Коллантарии — не помпилианцы! Вы не теряете своих способностей, побывав в колланте, а мы теряем! Это противно нашей природе. Ты предлагаешь нам роль расы «космических извозчиков»? Сколько их, твоих коллантов, сейчас? Два десятка? Три? Пусть даже сотня! А сколько миллиардов помпилианцев в Ойкумене? Придется вам терпеть нас такими, какие мы есть. Мы — волки, но мы соблюдаем законы Лиги. Во всяком случае, большей частью. Если есть претензии — вперед, в суд!

— Лучше в «гроб»…

— Куда?!

— В твой гадский «гроб». Рискну помыться, даже если мне доведется свернуть шею. И закрою дверь поплотнее. Иначе ты обвинишь меня в геноциде, помпилиофобии и оккупации Октуберана. Уймись, волчонок! Я всего лишь предложила тебе работу. Тебе, а не твоей замечательной расе. Ненавижу обобщения в постели. Мы, мы, мы — я словно с целой империей переспала…

— Извини. Нет, правда, извини.

— Ладно, проехали. Если надумаешь — звони.

— Я не знаю твоего номера.

— Я запишу его на твой уником. Тут у тебя какое-то сообщение…

— Убей. Опять реклама…

Стук двери. Журчание воды. Сдавленные проклятия. Что-то падает, наверное флакон с гелем. За окном — мерцание силового купола. Взлетная свеча — узкая, блестящая, как шпага. Это круизная яхта «Тариэл». Теперь часа три будет тихо. Если Н’доли вымоется и уйдет — будет тихо.

Она не уходит.

Во всяком случае, не сразу.

— Каково это? — спросил Марк, спускаясь с Н’доли в лифте.

— Что?

— Каково быть дочерью антиса? Ребенком Папы Лусэро?

Н’доли пожала плечами:

— Никаково. Я ни разу не видела отца в большом теле. Это, как ты понимаешь, самоубийство. А в обычном состоянии… Ну, ты сам видел. Удовольствие ниже среднего. К счастью, он шесть месяцев в году сидит в тюрьме…

Портье за стойкой — черные зализанные волосы, щеточка усиков над верхней губой, «червяк» бородки — проводил их взглядом. У портье сегодня случился разрыв шаблона. Он никак не мог взять в толк, что может связывать такую приличную женщину с таким мрачным парнем. Секс? Парень был хорошо сложен — еще бы, не вылазит из спортзала! — но портье не сомневался, что стоит приличной женщине бровью повести, и ей обеспечат выбор белозубых улыбок в одном флаконе с грудой мышц. Бандит, уверился портье. Натуральный бандит. Он ее шантажирует. Ну конечно шантажирует.

Даже не поцеловал на прощание.

В номер возвращаться не хотелось. Что там делать? Тупо пялиться в окно? Перебирать бесплатные каналы — боевики-малобюджетки, новости региона?.. За время вынужденного безделья Марк истоптал поселок вдоль и поперек. Здешние улочки были унылыми до тошноты. Стандартной ширины, идеально прямые, они пересекались под углами в девяносто градусов. Покрытие-поглотитель создавало ощущение стерильности: ни соринки, ни камешка. Застройка типовая для лишенных атмосферы планетоидов: коробки жилых блоков повышенной герметичности. Даже при отключении купола любой дом на Снорре мог поддерживать автономный режим жизнеобеспечения в течение месяца.

Достаточно, чтобы дождаться спасателей.

Чтобы случайный прохожий не заблудился в лабиринте улиц-близнецов, два ориентира были видны отовсюду. Плексаноловая спираль космопорта подпирала купол с севера. Серо-стальная башня гостиницы — с юга. Два электрода батареи, скрытой под землей; в какой-то мере так оно и было — в зданиях располагались эмиттеры, поддерживающие силовое поле.

Перед мэрией росли три чахлые елки. Над ними парили оранжевые «солнышки» холодной плазмы, давая необходимый деревьям свет естественного спектра, а вернее, продлевая агонию. Фронтон мэрии украшал диффузионный барельеф «Первопроходцы Тренга». Слои скульптурной группы сменяли друг друга, являя зрителю очередной эпизод освоения планеты. Дальше — жалкий вызов монотонности поселка — начиналась вереница магазинчиков. Здесь продавались фрагменты, вытяжки и готовые изделия из всего, что бегало, летало, плавало или росло на Тренге. Клыки махайрода, когти тираннозавра, плащи из перьев эпиорниса, куртки из шкуры трицератопса. Пятидесятиградусные дистилляты из папоротников, хвощей и плодов псевдопальм…

Дальним концом улица, мигая аттракт-витринами, упиралась в светло-розовый куб поликлиники. У входа в кожно-венерологическое отделение нервно курил гусак Йохан. Узрев Марка, Йохан глубоко затянулся, икнул, бросил окурок мимо утилизатора и нырнул внутрь.

Н’доли не зря перестраховывалась, беря у Марка анализы. На Тренге легко было подхватить всякую дрянь, начиная с гонореи. Странно, что сегодня вудуни об анализах и не заикнулась. Доверяет? Забыла анализатор? Сколько они не виделись? Три недели. На спутнике он десять дней. Откуда ей знать, с кем он за это время успел переспать?

«Ни с кем не успел!» — рыкнуло мужское эго самца.

Марк досадливо отмахнулся. Ей-то откуда знать? «Можешь в тестах поучаствовать, — вспомнил он. — Оплата сдельная, по двойным ставкам…» На Китте удалось бы повидаться с дядей. Неужели бывший гард-легат Тумидус тоже участвует в тестах? Подрабатывает от случая к случаю? О, им бы нашлось о чем поговорить: изгнаннику, лишенному расового статуса, и курсанту, выпертому из военного училища! Хотя вряд ли дядя нуждается в подработке. Коллантариям хорошо платят. Особенно уроженцам Помпилии. Ведь коллантарии — больше не помпилианцы.

…Неужели он это сказал?!

«Мы, волки! Это противно нашей природе…» А дядя, значит, не волк? Беззубый пес?! Тот, кем Марк восхищался, от кого не захотел отречься; тот, кого он сегодня предал. Легко и буднично, мимоходом, споря в постели с инораской. Предал — и даже не заметил!

Кто ты, парень, после этого?

Он остановился, едва не упершись лбом в стену. Тупик. Глухой, беспросветный тупик. За его спиной из «трипперного цеха» вышел усатый коротышка — приятель Йохана. Увидев Марка, коротышка уныло развел руками: вот, мол, такие дела. Чуть не привез жене подарочек от шлюхи… Марк кивнул, делая вид, что сочувствует, и пошел, считай, побежал обратно. Возле мэрии он свернул налево, не желая возвращаться прежним путем.

Другие улочки; дешевое эрзац-разнообразие.

Мир — несправедливый, но в целом понятный — рушился в сознании Марка. Н’доли ставит его дядю в пример. Он становится на защиту сенаторов, превративших Гая Тумидуса во врага Отечества. Он упирается, Н’доли предлагает выход… Не важно, что для помпилианца в обычной ситуации такой выход неприемлем. Дочь Папы Лусэро судит со своей точки зрения… Дяде не оставили выбора, вышвырнув за пределы Помпилии. Марка тоже лишили выбора и в итоге выгнали из училища. Из жизни, без которой он не мыслил себя. Дядя обосновался на Китте. Н’доли звала Марка туда же…

«Очнись, придурок! Никто не тащит тебя в коллантарии. Тебе предложили работу. А дядю Н’доли привела в пример, потому что с ним знакома. Она считает, что колланты — это выход. Для нее это не предательство расы, а решение проблемы…»

Из ангара раздался скрежещущий вопль птеранодона. Казалось, рвали в клочья ржавое железо. От неожиданности Марк споткнулся на ровном месте. Здесь начинался грузовой сектор космопорта, где пойманные обитатели Тренга томились в ожидании отправки в зоопарки и институты Ойкумены. Динозавры, махайроды, паллюски — подопытные кролики, материал для лабораторий.

«А ты сам?»

Почему Н’доли не взяла у него анализы сегодня? Гвоздем застряв в голове, эта мысль не давала покоя. Марка зациклило, рассуждения шли по кругу, и круг состоял из бесконечных болезненных уколов: «солдатские» и «офицерские» инъекции доктора Туллия, вудуни со своим анализатором, медосмотр при отчислении, тесты «по двойным ставкам»… Временами из круговерти выныривал штандарт-вексиллярий, которому Марк давал подписки о неразглашении.

«Неужели меня вербовали? В охрану фармкорпорации? Держи карман шире! На Китте что, своих парней мало, чтобы с Тренга приглашать? Как Н’доли меня нашла? Наняла частного сыщика? Сама бегала, всех расспрашивала? Так потрахаться приспичило, причем со мной и больше ни с кем?»