Сергей Снегов - Люди как боги - 1 (редакция 1966 года) Страница 37

— Тогда полюбуйся вот этим кусочком.

Кусочек и вправду был поразительный: живая ткань переплеталась с искусственной, одно продолжало другое: из кости вытягивался провод и пластмассовое сопротивление, на конденсаторе виднелись нервы и крохи мяса. Это было органическое соединение, а не механическое соседствование живого и мертвого.

— Две возможности, — сказал Андре. — Или живые существа открыли способ мастерски заменять свои несовершенные органы искусственными и стали наполовину механизмами из организмов. Или, наоборот, кем-то созданные автоматы научились вмонтировать в себя органические ткани и поднялись до степени полуорганизмов. В том и другом случае мы имеем дело с объектами высокой культуры.

Для меня сложная природа зловредов объясняла самое важное: их жестокость. Существа, деградировавшие до механизмов, не могли не потерять доброты и отзывчивости. Но если они и вправду, автоматы, смонтированные из органических элементов, то откуда они берут живые ткани? Может быть, они охотятся за всеми живыми существами в космосе, чтоб их тканями обеспечить свое существование?

— Зовут, — сказал Лусин. — Поспешим.

10

Леонид мрачно прохаживался у одного из зданий. Он так взглянул на нас, словно мы тоже принадлежали к породе головоглазов. Было ясно, что заполучить зловреда живьем не удалось.

— Распадаются, как мыльные пузыри. Остались в живых три.

В углу, образованном поворотом двух стен, сидели головоглазы, сжатые нашими полями. Зловреды были обессилены — глаз светился тускло, временами исторгаемые гравитационные импульсы утеряли прежнюю мощь. Андре запустил дешифратор Ромеро, блокировавший врагов вместе с Алланом, Камагиным, Громаном и Трубом, поманил меня к себе.

— Знаете, почему мы ни одного не взяли живьем? Вам покажется невероятным! Они кончают с собой, когда положение безвыходно!

— Бац башкой по телу и — на разлет! — сказал Аллан. — Самовзрывающаяся конструкция — таковы наши противники.

В это время Камагин, сконцентрировав в себе три поля, методично отрывал одного зловреда от двух других. Когда между ним и остальными образовался просвет, зловред ударил глазом по телу. Раздался взрыв, и зловред разлетелся кучкою мокрого праха. Два оставшихся еще теснее прижались один к другому. Их головы сумрачно мерцали.

— Так все они! — сказал Леонид, топнув ногой. — Хоть руками хватай их за проклятую голову!

— Как у тебя? — спросил я Андре. — У них, кажется, световая речь, а это штука нехитрая.

— В том-то и дело, что нет. — Андре озадаченно пожал плечами. — От них исходят слабые гравитационные импульсы, похожие на речевые, а свечение лишь сопутствует им. С такой формой речи я сталкиваюсь впервые.

Андре вздохнул.

— Ключ, ключ! Один бы сигнал расшифровать.

— Сейчас дам тебе ключ. Я кое-что сделаю — следи за их реакцией.

Я выдвинулся вперед, ударил — не очень сильно — полем и снова отошел. Операцию эту я повторял раза три, потом стал осторожно раздвигать зловредов. И опять, бросив это занятие, я перешел к ударам. Удары были несильны, оплеухи, а не рапиры. Раза два я наставлял на головоглазов растопыренные пальцы.

— Хватит! — сказал Андре радостно. — Теперь, кажется, мы расшифруем их речь. Слушайте, это поразительно!

Впоследствии выяснилось, что в деталях расшифровка была неточна, но суть передавала правильно: «Тот же, убийца первого… Опять тот же… Опять… Он раздвигает… Прикажите экранированным… Только они… На планете двое, все погибли… Шестьдесят третий самоумертвился. Я слабею. Мне не хватает гравитации. Отвечаю: они каменнопалые, они другие… Экранированных… Почему только к вечеру, они же ближе?.. До вечера не удержусь… Не удержусь… Отправлено все, напрасно остались… Ударю головой… Планета больше не нужна… Планета…»

Несколько секунд мы вдумывались в расшифровку. Очевидно, где-то неподалеку была их база, и они переговаривались с ней. Нам надо было ждать нового нападения. Потом каждый из нас заговорил о том, что ему представлялось самым важным.

— Помощь к ним придет не раньше ночи, — сказал Леонид. — Значит, надо справиться с ними к ночи.

— Что это за экранированные? От чего экранированные? От наших полей? — спросил я. — Но за нами наши звездолеты, вот о чем они забывают.

— Гравитация у них слабеет, — сказал Андре. — Что таится в этой странной фразе? И почему не обнаружены импульсы их собеседника?

— Собеседник далеко, — возразил я. — Дешифратор не принял его слабых импульсов.

— Планета, — выговорил Лусин, — не нужна. Уничтожат?

— Практически сейчас важна лишь угроза: «Ударю головой», — сказал Камагин. — Несомненно, это извещение о готовящемся самоубийстве. Надо предотвратить его, но — как?

— Лишить этих молодчиков возможности двигать головой, — загремел Аллан. — Отрубить ее мечевым полем — и всё!

— Нет, — возразил я. — Тогда они развалятся. Андре прав: что-то важное связано с тем, что слабеет гравитация. Давайте сожмем их полями и перетащим в барокамеру сдавленными.

Лишенные возможности пошевелиться, они вскоре были растащены друг от друга. И тут один все же ухитрился ударить себя головой. Тем тщательнее мы оперировали с последним. Мы несли его к планетолету, на котором прибыла помощь, отдельно сжимая полями туловище и отдельно голову. Он явственно ослабевал. Импульсы его становились невнятнее, голова перестала шевелиться и погасла.

— Умер, кажется, — сказал Андре, когда мы помещали зловреда в барокамеру планетолета. — Дешифратор не улавливает излучений.

Мы усилили давление в камере, запустили бортовой гравитатор. Если зловреду нравилась большая тяжесть, то он мог пользоваться ею и после смерти. Закрепив голову, чтоб она случайно не упала на тело, мы надежно устроили зловреда в его временной усыпальнице.

— Я останусь здесь, — сказал Андре, — и постараюсь изучить строение тела и физиологию наших противников.

— А мы поищем жителей планеты, — сказал Леонид. — Может, удастся кого живого найти.

Планета казалась мертвой по-прежнему. Мы облетели город, направились к другим городам. Они казались копиями друг друга. Везде были ужасные следы разгрома, зеленые утром леса и луга сохли и поникали, опадая. Зелень на планете была полностью истреблена, как и насадившие ее умные кузнечики с почти человечьими головами.

Я настроил дешифратор на любые излучения еще работающего мозга. После часа поисков мы приняли слабые импульсы и полетели в их сторону.

Пеленг излучений привел нас к подземному каналу или трубе, затерянной среди леса. Вход в нее был прикрыт травой и кустарниками. Дешифратор показывал, что в трубе трое живых.

Я пытался пролезть в отверстие трубы, но оно было узко для меня, и полез Камагин. Он попросил подмоги, и вслед отправился такой же щуплый Громан. Вдвоем они вытащили умиравшего шестикрылого. Тот не отвечал на вопросы, не шевелился, дыхание почти не улавливалось, но мозг еще работал с бредовой быстротой.

— Их там сотни, — сказал Камагин, — но все мертвы.

— Двое еще живы, — ответил я. — Прибор ловит работу их мозга. Возьмите биоскоп.

С приборчиком для улавливания следов неугасшей жизни они возвратились в трубу. Два извлеченных жителя планеты были в худшем состоянии, чем первый. Один скончался, когда его вызволяли наружу, другой жил несколько минут, и я записал работу его умирающего мозга.

Возвратившись к первому, я убедился, что он еще живет. Надежды на выздоровление не существовало, однако некоторое время поддерживать угасающую жизнь в его измолотом теле было возможно. Уже шло к вечеру, когда мы убедились, что на планете нет больше живых существ.

— Заберем скульптурные группы, — предложил Леонид.

Автоматы сняли с постаментов три скульптуры, потом перенесли в планетолет и постаменты.

— От корабля, идущего на помощь зловредам, импульсов по-прежнему нет, — сказал Андре. — Его молчание действует мне на нервы.

— Садиться! — скомандовал Леонид. — Возвращаемся на звездолет.

Я посмотрел на небо. Электра закатилась, наступали сумерки. Над городом загорались тысячи светильников, они одни продолжали действовать. Было грустно созерцать эту великолепную иллюминацию в царстве смерти и хаоса.

11

Теперь я перехожу к трагедии Андре, и у меня путаются мысли. Даже сейчас, отдаленный от того страшного дня годами и событиями еще пострашнее, я не понимаю до конца всего, что произошло. И прежде всего, я не понимаю себя. Как я мог оказаться таким легкомысленным? Почему все мы вели себя как несмышленыши? Уже и тогда мы знали, что боремся с коварным, технически очень развитым врагом, мы знали и тогда, что во многом враг этот превосходит нас, — почему, нет, почему, самодовольные глупцы, мы не подумали о простейших, элементарно неизбежных мерах защиты? Враг сам указал, чем собирается одолеть нас. Почему мы пренебрегли его угрозой? Я снова перечитываю гравиграмму переговоров зловреда со своей базой и вижу, что из всех толкований загадочного слова «экранированные» выбрал самое далекое от истины — не только ошибся, но и убедил всех, что прав. И Андре, бедный Андре, так прозорливо угадавший невидимость наших противников, он разве с облегчением не отказался от своего провúдения? Я снова спрашиваю себя: почему глаза наши затмило слепотой в тот решающий миг, когда требовалась вся острота зрения? Или, узнав, как уродливы и неуклюжи первые увиденные противники и как легко мы расправляемся с ними слабыми нашими полями, мы сразу преисполнились к ним неумного презрения, даже не попытавшись узнать, все ли они такие? «Почему раньше ночи не успеете?» — надрывно гравитировал своим последний зловред. Над Сигмой опускалась ночь. Посланная врагами подмога уже приближалась к планете. До жестокого удара оставались считанные минуты. А мы болтали, радуясь вырванной легко победе!