Роман Афанасьев - Стервятники звездных дорог Страница 39

Он справился ровно за шесть минут. Когда вспыхнуло полное освещение, пилот сел на пол и прислонился к железной стене. Кабина медленно ползла вниз, возвращаясь на исходную позицию подзарядки. Она должна была получить новую программу от центрального процессора корабля и потому не спешила – у нее-то времени было предостаточно.

Положив виброскальпель на ребристый пол, Алекс осторожно достал из-за пазухи старый револьвер. Очень осторожно ощупал кончиками пальцев крепление и откинул барабан. Взглянул на шесть огромных свинцовых пуль. Они показались ему слишком большими. Напоминали скорее торпеды, чем патроны. Конечно, на «Эдеме» было и другое огнестрельное оружие, более современное. Это выгодно – оно неприхотливо и не требует энергии для подзарядки. Но штурмовые винтовки снаряжены безгильзовыми боеприпасами с крохотными горошинами пластали. В обойме две с половиной сотни – они почти не занимают места, и после выстрела не остается отходов. Отличное оружие, к тому же практически без отдачи. Точное, чистое, аккуратное. А револьвер, вернее, его точная копия, сделанная по старым чертежам, напоминал Алексу артиллерийское орудие. Рассматривая желтые гильзы, похожие на древние снаряды, он даже засомневался: а выстрелит ли вообще это чудовище? И если выстрелит – не оторвет ли ему руку отдачей? Ощущая в груди неприятный холодок, пилот защелкнул барабан, сжал жесткую и неудобную рукоять. Он выстрелит. Если понадобится – выстрелит. Слишком многое поставлено на карту. Смешно и глупо надеяться на эту старую железку, но больше у него ничего нет.

Когда кабина лифта вернулась на нижнюю палубу, Алекс стоял у дверей, сжимая пистолет в руке. Виброскальпель он держал в левой, наготове. Сердце тревожно сжималось, и Алекс старался дышать размеренно, не поддаваясь панике. Когда створки распахнулись, он выставил вперед жалкое оружие и вышел в полутьму.

Длинный пандус был залит тусклым светом. Широкой дорогой он спускался к огромным дверям трюма и был по-прежнему пуст. Алекс вышел на площадку и сделал несколько шагов вперед, пытаясь рассмотреть створки, ведущие в трюм. Когда он увидел, что произошло, то невольно отступил на шаг.

Огромные пластины дверей оставались закрытыми. Что бы ни пряталось за ними – оно осталось там, в темноте трюма, среди длинных рядов криокамер. Но оно уже попыталось выбраться из плена: на створках красовалась огромная выпуклость, словно с той стороны в них врезался грузовой флаер. Рассматривая эту опухоль на теле корабля, Алекс чувствовал, как холод уходит из груди. Всего лишь вмятина. Еще не все потеряно. Шанс выжить еще есть. Двери толщиной в руку выдержали удар и, наверно, выдержат еще один. Конечно, из трюма можно выбраться и другим путем. Но на это требуется время. А время сейчас играет на его стороне.

Он сделал шаг вперед. Нужно подойти к пульту управления и проверить его. Дать команду на полную изоляцию, ввести аварийный код химической атаки, сделать хоть что-то, что может укрепить дверь. Но, взглянув на след от удара, Алекс понял, что больше он ничего не сможет сделать. Нет, техника и так выдала все, что могла. Тут программированием не помочь, остается надеяться только на сталь.

С громадным облегчением пилот отвернулся от изуродованных дверей и направился к трапу, ведущему наверх. Сейчас никакая сила не могла заставить его снова войти в лифт. Пусть ему придется подняться пешком на десять палуб вверх, но лучше так, чем опять попасться в ловушку. Нет, больше он ни за что не войдет в этот железный гроб.

Поднимаясь по рубчатым железным ступеням, Алекс снова попробовал настроить коммуникатор на аварийную волну экипажа. Он послал общий сигнал вызова, и вновь никто не ответил. Похоже, он был единственным обитателем «Эдема», кто оставался на ногах. По дороге к рубке он пытался уверить себя, что аварийная вахта сейчас выбирается из криокамер, проклиная паникера, который дал команду экстренной разморозки. Открывая дверь в рубку, он даже непроизвольно втянул голову в плечи, ожидая потока брани от взбешенного старпома.

Капитанский мостик был пуст. Тишину зала управления нарушал лишь едва слышимый гул вентиляции. Аварийная вахта так и не добралась до рубки.

Сжав зубы, Алекс медленно обернулся, закрыл двери и запечатал их своим служебным кодом. Потом сунул пистолет в набедренный карман и побежал к пульту управления.

Натягивая шлем, он молился богу, в которого не верил, чтобы все оказалось не так, как ему кажется. Подключившись к системам, он застонал. Все оказалось еще хуже.

Первым делом он проверил состояние криокамер аварийной вахты. Все они были выведены из строя. Разбирая данные, поступившие из криоцентра, Моруа чувствовал, как по спине бежит ручеек холодного пота.

Процесс разморозки уже начался, когда по энергосетям корабля прокатилась невиданная волна перегрузки. Процессоры, управляющие камерами, были сожжены, и аппаратура переключилась на резервные системы. Если бы криокапсулы находились в штатном режиме, никто бы ничего и не заметил. Но в момент удара все они работали, пытаясь разбудить своих постояльцев по экстренной программе. Если бы разморозка была обычной – даже в этом случае все обошлось. Но процедура класса «экстра» подразумевала ограничение всех защитных механизмов, она отключала почти все режимы безопасности, чтобы добиться одного – в кратчайшие сроки разморозить человека. И отключение режима безопасности во время энергетической перегрузки...

Алекс сглотнул и закрыл глаза. Он знал, как это выглядит. Видел один раз. Когда процесс идет, а все настройки скидываются на ноль, возвращаясь в исходное состояние... Вода в тканях мгновенно замерзает, кристаллизируется, разрывая плоть миллионами крохотных взрывов. Алекс застонал. Сейчас криокамеры аварийной вахты заполнены месивом из льда и человеческих тел. Замороженный фарш.

Сдернув с головы шлем, Моруа резко согнулся. Его стошнило на пол горькой жижей. Выпрямившись, он вытер рукавом рот, размазывая желчь по щекам – рукав пилотного комбеза не предназначен для впитывания жидкостей. С омерзением взглянув на собственную руку, Алекс достал из аптечки на поясе медицинскую обеззараживающую салфетку и тщательно вытер рот. Потом отчистил рукав, скомкал влажный клочок ткани и вопреки всем правилам бросил его на пол. Выругался. И снова надел шлем.

Проверка остальных систем ввергла его в шок. Два генератора энергии из десяти выведены из строя таинственным скачком напряжения и нуждаются в ремонте. Конечно, для полного функционирования систем корабля хватало и восьми оставшихся, но если будет еще один скачок... Двигатели в полном порядке, а для прыжка хватило бы и работы пяти генераторов. Корабль остается на ходу и готов к прыжку. Это – самое главное. Но множество систем, питавшихся от сгоревших генераторов, повреждены.

Просматривая список разрушений, Алекс цедил проклятия сквозь сжатые зубы. Системы фильтрации, холодильники с питанием, часть общего управления криосистемами, военные объекты, контроллеры запасов воды и рабочих газов... Эти и сотни других систем пострадали от энергетического всплеска. Электронные цепи и узлы требовали замены, и один-единственный человек физически не мог справиться с таким объемом работы. Все повреждения не критичны сами по себе, но их так много, что рано или поздно даже такой великан, как «Эдем», почувствует этот удар. В дополнение ко всем бедам центральный трюм по-прежнему оставался для датчиков темным пятном. Провалом, где терялись все потоки слежения. Его словно не было вовсе. Ни одного ответа от датчиков, ни единого бита информации от обслуживающих систем. Бездна, пугающая своей глубиной, в которой таилась смерть.

Угрюмое молчание трюма вызывало у пилота дрожь. И все же он прекрасно понимал, что сейчас это не самое главное. Главное – экипаж. К сожалению, пилот не мог разбудить всю команду – права такого не имел. Вызов аварийной вахты – вот и все, на что хватало его доступа. Теоретически разбудить аварийку имел право любой член экипажа, но на практике такого еще не случалось. Если с вахтенными что-то случалось, из заморозки поднимали следующую вахту, и ее сил вполне хватало, чтобы справиться с экстренной ситуацией. Но сейчас...

Алекс знал, что следующей вахты нет. Корабль готовится к прыжку. Еще несколько суток, и он выйдет на скорость прыжка. Тогда автоматика запросит новые инструкции, и если с главного пульта не поступит ответа, то она поднимет из заморозки новую партию. Это отличный выход при аварии. И в другое время Моруа просто дождался бы пробуждения вахты. Но сейчас он был уверен – если в ближайшее время ему не удастся разбудить экипаж, то к моменту прыжка просто некого будет будить.

Кольнула неприятная мыслишка: а что, если так даже лучше? Корабль уйдет в свободный полет и целую вечность будет бороздить пространство, пока не подлетит к какому-нибудь объекту с сильной гравитацией. Лучше всего к звезде. Тогда он канет в расплавленные недра и сгорит дотла вместе с экипажем и с тем, что прячется в темноте главного трюма...