Гордон Диксон - Только человек (None But Man) Страница 39

Она запнулась, посмотрела на Калли.

— Но ты тоже знал! — воскликнула она. — Откуда?

— Наверное, подсмотрел портрет в медальоне Доука, — проворчал Вил, не поднимая головы и продолжая накладывать повязку; без куртки и рубашки Доук казался таким слабым и худым!

— Нет, я не подсматривал, — Калли покачал головой. — Доук похож на тебя, Алия. Этого просто нельзя не заметить. Может, кто-нибудь другой и не заметил бы, но только не я. И у него походка как у Амоса. А как только я предположил это, обнаружилась еще сотня мелких деталей.

Он повернулся к Вилу.

— Знаешь, когда я убедился окончательно? Когда Доук балансировал на скользких направляющих рельсах, и когда он заставил правление принять вас двоих в число участников побега. Амос сделал бы это именно так — точка в точку.

— Ну, сойдет, — сказал Вил, кончив бинтовать. — Лис, отнеси его на нижний этаж, узнай в справочном, где ближайшая больница…

Но едва Листром нагнулся, чтобы взять Доука, который так и не пришел в сознание, на руки, как возле двери послышался шум, в зал ворвался запыхавшийся курьер.

— Молдоги… адмирал Рун! — выдохнул он. — Он уже в лифте… с двумя братьями…

— Быстро! — приказал Калли Листрому. — Переодень несколько человек в форму полиции… Доука вынеси через боковую дверь, она ведет в личный кабинет Амоса. Амос, покажи Лису, куда идти. Амос, да возьми же себя в руки наконец — Доука поставят на ноги, можешь не сомневаться! Все остальные — выметайтесь отсюда и как можно скорее! Нет, только не ты, Алия, и Вил, мне нужна будет твоя помощь.

— Какая от меня польза, если нет Доука? — проворчал Вил.

Листром и Брайт выводили людей из зала через кабинет Амоса.

— Ты должен иметь полную триаду, чтобы вести переговоры с триадой Руна, — сказал Вил. — И я уверен, Рун уже имеет точное описание нашей внешности. Кто займет кресло Доука?

— Алия, — лаконично ответил Калли.

Он схватил испачканную кровью рубашку Доука, швырнул ее в угол, за кресло, потом вытащил полотенце, которое было повязано вокруг его талии под свитером, сунул его Алии.

— Вот, прикрой голову.

Алия сначала смотрела на него, не понимая, потом быстро взяла полотенце.

— Зачем? — Вил удивленно переводил взгляд с Калли на девушку.

— Калли ведь сказал! — нетерпеливо воскликнула Алия. — Мы с Доуком похожи!

Углом полотенца она принялась энергично стирать с лица косметику.

— Вил, передайте мне куртку Доука! Зеркало, жалко, зеркала нет…

Вот! Теперь я повяжу полотенце на голову, чтобы не было видно моих волос…

Она сложила полотенце треугольником, одной рукой подняла волосы, другой обвязала полотенце вокруг головы, туго затянув концы.

— Вот! — сказала она. — Ну, как я выгляжу?

Она была одного роста с Доуком, и куртка пришлась ей впору. Косынка придавала ей несколько пиратский вид, но она в самом деле была очень похожа на своего брата по отцу.

— Чудесно! — сказал Калли. — Теперь занимаем места за столом, быстрее!

Троица едва успела сесть в кресла, когда появились пограничники-штурмовики в кое-как натянутых мундирах Все мирной полиции, с пистолетами на боку и поспешно заняли места по обе стороны входа.

Несколько секунд спустя в проеме показались три молдога в своих обычных длинных балахонах. Они направились к столу, за которым с торжественным видом восседали Калли, Вил и Алия.

Балахоны молдогов, почти доходивших до пола, создавали впечатление, что послы не идут, а плывут, скользят над полом. Тот, что шел в середине триады, был выше остальных — он почти не уступал ростом Калли. В нем чувствовалась какая-то жесткость, неуступчивость.

Его обычный рост, внутренняя напряженность — все это Калли заметил еще во время визита адмирала на плавучую тюрьму, когда Калли, вместе с остальными, совершил побег. Теперь, снова увидев адмирала, Калли ощутил возвращение чувства сопереживания, невидимой эмоциональной связи между ними. Узнав Руна, Калли заметил небольшие различия между ним и младшими братьями. Щеки у Руна более впалые, морщинки под глазами резче, и кожа, обтягивавшая череп, казалась почти прозрачной.

Молдоги плавно приближались. Люди молча смотрели на них. Когда триада остановилась у возвышения, Калли поднялся, вместе с ним — Алия и Вил.

Рун встретился взглядом с Калли, и последнему показалось, что глаза молдога странным образом западают, как бы уходят в глубь черепа, подобно глазам капитана на захваченном молдогском курьере, который бросился на Калли.

Рун несколько секунд стоял неподвижно, потом взгляд его опустился на пятна крови Доука, все еще темно блестевшие на паркете. Он пристально смотрел на пятна, потом снова поднял голову, посмотрел в лицо Калли.

Наконец, он заговорил — медленно, тщательно выговаривая слова. Его английский почти не отличался акцентом.

— Мы пришли, чтобы беседовать с крайне почтенным Брайтом. Вместо этого нас встречают лица, осмелившиеся издеваться над нами, изображая персонаж из нашей легенды. Эти лица захватывали наши корабли, угрожали жизни и здоровью наших людей. Где сейчас находится крайне почтенный Брайт?

— Прошу меня извинить… — начал Калли по-английски, но тут же оборвал себя и перешел на молдогский.

— Я сожалею, — сказал он, — но лицо, о котором вы сами ведете речь, больше не имеет права говорить от лица всего человечества. Следовательно, вам придется говорить со мной самим, Калихэном О'Рурком Уэном и с моими братьями — Вильямом Джемисоном и Доуком Тауншендом. Среди людей произошло то, что у вас, молдогов, называется переменой аспекта почтенности. Теперь моя семья, мой септ и клан — а это все мягколицые, живущие на планетах Плеяд, — возглавляют человечество.

Рун снова молча посмотрел на Калли, потом заговорил по-молдогски:

— Следовательно, ты сам будешь отвечать мне самому — торжественно заявил он. — Потому что вы, люди, должны ответить перед нами, молдогами.

Ты сам ответишь за вас всех.

Глава 21

На мгновенье в зале повисла полнейшая тишина.

— Нет, — спокойно произнес Калли, — отвечать будете вы сами. Отвечать перед нами самими. Ты сам будешь отвечать мне самому.

В лицах инопланетян не дрогнула ни одна черта. Помолчав немного, Рун ответил:

— Ты сам хорошо говоришь на языке молдогов. Но все же говорить можно одно, а понимать другое.

— Нет, — возразил Калли. — Здесь нет ошибки. Я сам говорю то, что подразумеваю. Позволь, я повторю сказанное на родном языке мягколицых. Он перешел на английский:

— Тебе, твоим братьям и твоему народу придется сейчас ответить за все обиды, нанесенные моему народу. — Он вновь заговорил по-молдогски:

— Не присядешь ли с нами самими, чтобы обсудить это дело?

Рун не сразу принял решение. Наконец он все-таки поднялся к столу, братья последовали за ним. Они заняли сиденья-подушки, расположившись лицом к лицу с Алией, Калли и Вилом. Молдоги сидели, подобрав под себя ноги, но скрестив их, как это делают на Востоке, а держа параллельно, так что колени смотрели прямо вперед.

— Очевидно, вы сами начнете с того, что объясните мне самому, какие основание у вас, молдогов, жаловаться на нас людей?

— Я сам удивлен, — холодным тоном начал Рун, — что ты сам не имеешь представления о причинах нашей обиды на людей. Ты сам нападал на наши корабли, угрожал жизни наших людей, нарушал наши границы, наконец, похитил наследников трона. Ты сам не станешь отрицать, что я сам говорю правду?

— Не стану. Но я сам отрицаю одно: эти действия не могут быть основанием обиды вас молдогов на нас людей. Потому что все названное тобой самим — основание для нашей обиды на вас.

Несколько секунд Рун хранил зловещее молчание.

— Вижу три объяснения твоим словам, — высказался наконец адмирал. Первое: твои слова лишены смысла, потому что вы сами — народ безумцев, в этом случае нет проку далее вести переговоры. Второе: смысл слов тебя самого намеренно искажен, чтобы нас запутать или запугать, это означает, что нашей почтенности нанесен непоправимый ущерб, и мы сами не должны больше с тобой самим разговаривать.

И третье: ты сам говоришь правду, слова твои имеют смысл, но я сам не понимаю тебя. Только это третье предположение останавливает меня самого в намерении немедленно прекратить переговоры.

— Третье предположение соответствует действительности, — подтвердил Калли. Вы сами не понимаете нас людей. И даже не пытались понять, насколько я сам могу судить. Вы молдоги, наверно понимая действия людей, посчитали их основанием для обиды.

— Как иначе возможно расценить насилие против нас, молдогов? спросил Рун. Его глаза снова казались глубоко запавшими.

— Если взрослый ударил взрослого, без причины на то, — спросил Калли, — будет ли это основанием для обиды?