Ольга Ларионова - Сотворение миров. Авторский сборник Страница 4

Впрочем, нет худа без добра:" можно без стеснения зевать и вообще заниматься чем вздумается. Вздумалось, естественно, позавтракать – Варвара достала из кармана предусмотрительно прихваченный из холодильника кусок колбасы, вынула неразлучный охотничий нож и точным движением отсекла ломтик. Колбаса резалась как масло и благоухала тмином и сказочными травками маленького Мука. Киб, снабженный зачем–то блоком обоняния, неожиданно зашевелился, словно закачал головой, но Варвара сделала вид, что не поняла, и продолжала завтракать.

На пульте кабины что–то щелкнуло, голос шофера, усиленный динамиком, рявкнул: «Осьмухи, трогаем!» – разом взревели моторы, но с места никто не тронулся. Прошло секунд тридцать, потом впереди кто–то грохнул дверцей. Варвара опустила стекло, выглянула – в космодромных воротах прямо на пути колонны стоял ее ночной красавец, просительно выгнув шею и скосив лиловый глаз. Пришел проводить, умница. И не так уж он и сквернообразен, если внимательно приглядеться при дневном свете… Впрочем, нет, чудовищен. И клыков несколько, как у бабирусы, и уши свинячьи. Так и обхватила бы его голову страшную, щетинистую, и заплакала бы, точно аксаковская молодая дочь купецкая, и вымолила бы не облика человечьего, а лишь земной красы лесной…

Король–олень нетерпеливо топнул изящным копытом и тронулся в обход первой машины, но из ее кабины вылез совсем не почтительный к королевскому его достоинству шофер со здоровой жердиной в руках, и первый удар пришелся прямо по черногривой спине, так что Варвара с ужасом зажмурилась и отпрянула в глубину кабины, а потом послышались смачные шлепки – видно, били по бокам; затем поросячий визг, удаляющийся вместе с топотом, и машины наконец–то тронулись, но Варвара все еще сидела зажмурившись – так потрясли ее все эти художества.

А может, надо было оставаться на Большой Земле?

Когда она, наконец, нехотя открыла глаза, колонна неторопливо сползала по серпантину, проложенному в багровых чешуйчатых зарослях. Временами они редели, и тогда были видны железистые осыпи крупнозернистого песка да многослойные свежесрезанные обрывы, красноречиво свидетельствующие о недавних землетрясениях. Один раз девушке показалось, что на рыжую прогалину, метрах так в десяти над дорогой, выметнулась угольная тень с белоснежными рогами, но киб качнул коромыслом руля, и машина с удивительным для такой громадины послушанием вильнула вправо. Тени больше не было – наверное, показалось…

Первые пять километровых столбиков Варвара пропустила мимо себя с нарастающим разочарованием: заоконный ландшафт страдал однообразным отсутствием каких–то явно неземных примет. Обнадеженная ночной встречей, она всматривалась в проносящиеся мимо заросли, надеясь углядеть там хоть кого–нибудь из легендарного каталога Сусанина. Справа с багряного откоса на дорогу посыпался ручеек песка и щебня – кто–то там продирался через пламенеющий кустарник, но к пролетающему на изрядной скорости каравану он явно опаздывал, и правильно делал, потому что между машинами почти не было интервала. а инерция у таких махин – не затормозишь. Варвара вытягивала шею, уж очень хотелось узреть воочию хотя бы одного из тех, кто фигурировал на довольно–таки дилетантски выполненных снимках (ну, уж она–то составит первоклассный атлас на уровне последних достижений цветной голографии, затем и прилетела!), но дорога сделала очередную петлю, и преследователь отстал. Но не успела она почувствовать себя разочарованной, как снова раздался треск, различимый даже сквозь натужное рычание моторов. Нет, она не ошиблась – это был он, черногривый олень, упрямо рвущийся наперерез каравану. На этот раз ему почти удалось выйти на уровень первых машин, потому что дорога спустилась в долину, но деревья, сменившие кустарник, стояли так вплотную друг к другу, что протиснуть рогатую голову между частоколом лишайчатых стволов не было никакой возможности. Широколиственные ветви нависали над самой дорогой, и один раз Варвара даже крепко стукнулась лбом о ветровое стекло, когда головная машина, а за ней и все остальные, неожиданно притормозила.

Оказалось, с разлапистой ветки свисал некто бесподобно зеленый, как огурец, и лохматый, точно щетинистый дикобраз. Кто–то из летчиков привстал и попытался отодрать это живое украшение от сука, но, по–видимому, с него легче было спустить шкуру, поэтому вскинулась еще одна рука – с портативным десинтором, ветку осторожненько срезали, и шофер вынес это зеленое чучело вместе с веткой, в которую оно вцепилось мертвой хваткой, на обочину дороги. Изумрудный ленивец – если только это был он – никак не реагировал на то, что его оскорбительно тащат за шиворот, как нашкодившего кота; но очутившись в придорожной пыли, он словно проснулся и развил бешеную для себя деятельность: разжал лапки и начал поворачиваться на бок со скоростью и изяществом амебы.

Машина резво рванула вперед, так что Варвара еще раз стукнулась головой – теперь уже о заднюю стенку кабины, – и колонна вылетела на берег разлившейся речушки, торопясь набрать запас скорости для следующего подъема.

Река была неглубокой, как и все горные речки, а здесь, на разливе, и вовсе едва плескалась. Машины шли по самой кромке, так что вода была прямо под колесами, и так хотелось побегать по ней босиком, чтобы зубы заломило от холода и брызги летели выше головы и падали сверху на макушку…

Брызги тотчас же влетели в окно кабины, и Варвара уже не с восторгом, ас какой–то досадой узнала своего кабаноподобного красавца, который с упорством, достойным совсем другого рода копытных, лез прямо под колеса грузовика.

Заметили его, по–видимому, и с первой машины, потому что колонна стала резво наращивать и без того немалую скорость. Оленю бежать по острым камням, устилавшим дно реки, было явно и неудобно, и страшновато.

– Отстал бы ты, осленок упрямый! – прошептала девушка. – Ноги ведь поломаешь!..

Киб скосил на нее фасеточный глаз – не к нему ли относится реплика? – и еще набавил скорость. Олень, запрокидывая голову, рванулся из последних сил, и не то все–таки споткнулся, не то разом обессилел, но передние ноги у него подогнулись, и он рухнул на колени в неглубокую воду. Варвара вылезла из окошка чуть не по пояс, опасаясь, не нужно ли остановить колонну и превратиться в ветеринара–травматолога, но в этот миг холодное щупальце захлестнуло ее жестким арканом, рывком вернуло на место, и Варвара увидела цепочку некрупных шаровых молний, которые сомкнутым кильватерным строем шли в каком–нибудь полуметре над поверхностью воды, тоже набирая скорость и обгоняя колонну, до которой им, по–видимому, не было никакого дела.

Тем не менее в следующую секунду окошко стремительно затянуло защитной пленкой, в кабине стало совсем темно – видно, киб переключился на инфракрасные рецепторы; впереди над первой машиной раздался резкий, булькающий звук, совсем не похожий на разряд молнии, затем точно то же возникло прямо над головой, потом сзади – бульканье прокатилось над всей колонной, и запахло чем–то кислым, от чего не мог избавить даже захлебывающийся от усердия кондиционер, и машины неистово рвались вперед, оглушая себя собственным ревом.

Продолжалось это изнурительно долго, наверное минут десять, потом окно прояснилось, словно с него краска стекла, но все равно ничего разглядеть было уже нельзя: справа и слева подымались метра на три прекрасно отполированные полосатые стены, отчего стало казаться, что едешь по земному метро, но вот для встречной машины в этом каньоне прохода уже не было.

Становилось все темнее, дорога глубже и глубже зарывалась в гору, так что уже не различить было нежной и глубокой слоистости камня; внезапно правая стена ощерилась трещиной, и в этот нежданный просвет хлынуло ослепительное желтое солнце, и ветер, и горный запах. На несколько секунд открылся вид на невероятно изрезанный горный массив, ближайший хребет которого удивительно напоминал окаменевшего ящера, залегшего параллельно дороге. Головы «ящера» видно не было, но по общему направлению можно было судить, что она непременно должна была загораживать дорогу, – значит, в ней должен был проходить тоннель.

И еще одно – в последний миг Варваре почудилось, что кто–то черный мчится нелепыми, бессмысленными прыжками вверх по склону, стараясь опередить захлебывающиеся от жары и тяжести до отказа набитых контейнеров машины.

Коридор снова сомкнулся, и Варвара почуяла впереди прохладу тоннеля. Грузовик медленно втянулся в его мерцающее ониксовое нутро, продолжая карабкаться все выше и выше, к неведомому перевалу; и только Варвара подумала, что в таком длинном тоннеле по инструкции положено прикрывать шторками окна, как темнота внезапно оборвалась и стены расступились, образуя довольно широкую площадку, – ну, ясно: ведь тут не двухпутка и время от времени должны были встречаться такие отстойники для встречных машин. По тому, как облегченно заурчал мотор, нетрудно было догадаться, что они наконец–то достигли перевала, и Варвара не удержалась и снова высунулась в окно, торопясь увидеть долгожданное море, и оно приветливо высветилось утренней голубизной далеко под радиатором первой машины, внезапно притормозившей и осевшей на задние баллоны.