Аластер Рейнольдс - Спайри и королева Страница 4

Голова, правда, выглядела получше. Когда пилот вывалилась из корабля, биомодифицированный наружный слой захлопнулся вокруг черепа, предотвратив снижение давления, потерю влаги или крови. Имплантированные железы в сонной артерии выпустили стаю дружественных демонов, которые быстро размножились за счет не столь важных тканей и свили защитный каркас над мозгом.

Это поможет Ярроу продержаться час или около того, но только если враждебные демоны не успели сильно навредить.

— Ты хотела рассказать мне об осах, — напомнила я, желая узнать историю Вендиго до конца и одновременно отогнать подальше мысли о Ярроу.

— Ну, тут все просто. Они стали умными.

— Осы?

Полковник щелкнула стальными пальцами протеза:

— За одну ночь. Где-то сто лет назад.

Я старалась не выдать удивления. Рассказ звучал очень интригующе, но до сих пор казался всего лишь крайне экстравагантной попыткой отвлечь меня от главной задачи, от устранения дезертиров. Версия Вендиго пока объясняла только несколько аномалий, с которыми мы столкнулись, но не перекрывала дюжину более правдоподобных объяснений. Пока же мне хотелось поймать Вендиго на лжи, а потому я спросила:

— Значит, они стали умными. Ты имеешь в виду наших ос или их?

— Это не имеет значения. Возможно, скачок произошел только с одной машиной в Воронке, а потом, как огонь, осознание перекинулось на остальной триллион ос. А может, все случилось одновременно, в ответ на какой-то стимул, о котором мы вообще ничего не знаем.

— Хочешь рискнуть и предположить?

— Я не считаю особенно важной причину явления, Спайри. — В голосе полковника явственно звучало желание как можно дальше уйти от этой темы. — Смысл в том, что оно произошло. После чего различия между нами и нашим противником — по крайней мере, с точки зрения ос — полностью исчезли.

— Пролетарии Воронки объединились.

— Вроде того. Теперь ты понимаешь, почему они сохранили этот секрет при себе?

Я кивнула, больше для поддержания беседы.

— Мы им нужны. Кое-чего машинам не хватает. Им не хватает творчества, как это можно назвать. Они могут эволюционировать постепенно, но на технологические скачки, которые мы им скармливаем, не способны.

— А потому люди должны думать, что война продолжается?

Вендиго выглядела довольной:

— Именно. Мы снабжаем их новейшими технологиями, а они продолжают притворяться, что сражаются друг с другом. — Она почесала металлическим пальцем кожу вокруг глаза, на которой не было ни единой морщины. — Умные маленькие твари.

Мы куда-то приехали.

Это был самый большой зал, который я когда-либо видела. Чувствовалась очень мощная сила тяготения. Всю конструкцию, похоже, подвесили и раскручивали внутри осколка по типу симуляторов гравитационных перегрузок на Тигровом Глазе. Сводчатый потолок, расположенный в сотнях метрах «наверху», сейчас казался головокружительно высоким. Он был почти весь покрыт сложнейшими фресками — дюжинами живописных граней, каждая из которых представляла собой круговую голограмму. Они повествовали об истории Воронки, начиная с ее конденсации из межзвездного газа, появления звезды, основы формирования планет. Потом действие переключилось на прибытие первой осы стандартистов, запрограммированной нырнуть в Воронку и размножаться там ускоренными темпами, так как для разработки этого месторождения — извлечения металлов, силикатов и ценной органики — требовалось немало сил. Вот только план не сработал. Роялисты захотели все взять себе, поэтому послали свои машины атаковать наши. Остальное история. Фрески показали начало войны, а чуть позже — прибытие первых человеческих наблюдателей, сиявших в космосе чистейшим генетическим материалом. Они были обречены рождаться в искусственных чревах, погребенных в опустошенных сердцевинах комет, расти под присмотром ос, путем импринтинга получать лучшие тактические и стратегические знания. А потом люди принялись учить машины. После этого обстановка стала накаляться, так как с приходом наблюдателей исчезла временная задержка в развитии машин, созданная расстоянием между Землей и Фомальгаутом. Человечество стало вмешиваться в эволюцию ос непосредственно.

Иначе и не могло быть, ведь мы к тому времени и сами прошли порядочное усовершенствование, плюс-минус четыреста лет вышеописанной истории.

Но фрески разворачивали повествование дальше.

Они рассказывали о некоем будущем государстве Воронки, аккуратном и упорядоченном, словно часы. По правильным орбитам мерно двигались планеты различных размеров, некоторые из них имели красивые кольца или спутниковые системы. И наконец — точно средневековые представления об Эдеме — перед нами предстал триптих изумительных пейзажей со странными животными на переднем плане, горами и парящими над горизонтом облаками.

— Убедилась? — спросила Вендиго.

— Нет, — ответила я, не уверенная, поверила ли сама себе. Запрокинув голову, я посмотрела туда, где фресок не было, в самый центр сводчатого потолка.

Оттуда что-то свисало.

Пара ос, сплетенных вместе. Одна из них была завершенной, другая только сформировалась: казалось, она застыла в процессе отрыва от своей соседки. Пару словно залили жидкой бронзой, а потом оставили сушиться в восковом капе.

— Ты знаешь, что это? — спросила Вендиго.

— Жду ответа.

— Искусство ос.

Я посмотрела на нее.

— Эту осу убили посредине репликации, — продолжила полковник. — Она рожала. Определенно, изображение имеет для них какой-то глубокий смысл. Как его выразить человеческими словами, я не знаю…

— Лучше об этом и не думать.

Я последовала за ней по мраморному терраццо, покрывавшему пол. Вокруг зала виднелись выгнутые портики, в каждом висела мертвая оса; положение их тел отражало сотни поколений эволюции. Если Вендиго права, то мы сейчас шли по машинной версии галереи писанных маслом портретов почитаемых предков. Но я еще не могла заставить себя до конца поверить в рассказ полковника.

— Ты знала про это место? Она кивнула:

— Иначе бы мы уже погибли. Осы еще там, у роялистов, сказали нам спрятаться здесь, если база повернется против нас.

— И что… это место принадлежит им?

— Таких осколков сотни, хотя остальные находятся уже далеко за пределами Воронки, направляются к ореолу. С тех пор как осы получили разум, большинство ледяных камней, которые вылетели за пределы пыльных поясов, инфильтрованы. Проницательно с их стороны. Мы бы никогда не заподозрили, что эти глыбы нечто большее, чем просто космический мусор.

— Дизайн у них неплохой.

— Флорентийский, — подтвердила полковник. — Фрески выполнены в стиле художника Мазаччо, одного из учеников Брунеллески. Вспомни, осы имели доступ ко всей культурной информации, которую мы привезли с Земли, — к каждому байту. Я думаю, что они сконструировали все вокруг согласно произвольно выбранному шаблону.

— А в чем тогда смысл?

— Я здесь всего лишь на день дольше тебя, Спайри.

— Но ты же говорила, тут есть люди, которые могут помочь Ярроу.

— Все уже здесь, — ответила Вендиго, тряхнув головой. — Я просто надеюсь, что ты готова к встрече с ними.

По какому-то незаметному сигналу они появились, просочились в дверь, которую я поначалу приняла за один из окружавших зал портиков. Сказались годы тренировок, и я непроизвольно отшатнулась. Хотя даже вражеские осы никогда намеренно не трогали людей, они тем не менее были мощными, опасными машинами. Двенадцать машин, часть из них некогда принадлежала стандартистам, часть — роялистам. Шестиноги; из их двухметровых сегментированных тел торчало оружие, сенсоры и специальные манипуляторы. Роботы были такими знакомыми, вот только двигались как-то неправильно. Словно в четко отрепетированном танце, их тела очерчивали границы некой фигуры, которую я скорее ощущала, чем видела.

— Они… это королева, — пояснила Вендиго. — Насколько я поняла, в каждом осколке есть своя королева.

Стая кружила вокруг нас, и тревожное чувство их единства не проходило.

— Она сама тебе все рассказала?

— Ее демоны. — Полковник постучала по виску. — Я получила дозу, когда корабль потерпел крушение. Ты приобщилась, когда мы выстрелили по вам. Стандартная спора из арсенала, только королева нагрузила ее своими демонами. Пока она именно так с нами разговаривает, с их помощью.

— Поверю тебе на слово. Вендиго пожала плечами:

— Не нужно.

И неожиданно я все ощутила сама. Как будто я подсмотрела лихорадочный сон тополога — вот на что это было похоже, только впечатления оказались еще интереснее. Взрыв речи королевы длился, наверное, чуть больше десятой доли секунды, но образы от него врезались в память, и, прежде чем он закончился, у меня началась мигрень. Вендиго уже намекнула, но теперь я сама почувствовала наличие схемы, словно каждая мысль была всего лишь шагом к какой-то отдаленной цели — так же, как любое утверждение в математической теореме подразумевает конечное «что и следовало доказать».