Ирина Василенко - Путь Вандера Страница 4

Теперь же время пришло, и профессор надеялся только на одно, что мальчик сможет его понять и простить за долгую ссылку. Не мешало бы самому слетать на Землю, но профессор был занят и при этом очень увлечен своим занятием. Он вот уже несколько лет перестраивал корабль для межзвездного перелета, включая туда все свои новые и незапатентованные изобретения.

Как на даче, так и на корабле после слоя наружной обшивки находилось воздушное пространство в метр, а потом шел следующий слой обшивки из другого материала, за ним опять воздух, а потом последний слой обшивки из самого стойкого сплава, разработанного профессором. Между обшивками был именно воздух и скрепляющие трубы, так, что в случае повреждения слоев воздух, конечно, уйдет, но при ремонте можно будет цепляться за трубы и штопать пробоину изнутри. А в случае повреждения воздушных, перерабатывающих фильтров, можно выкачать воздух из прослоек. На, несколько, дней, этого хватит. Хоть и небольшой, но дополнительный запас. За эти дни фильтры можно поменять. Профессор хотел продумать все до мелочей.

Кроме профессора, на даче было ещё несколько человек, руководящих строительными работами. Все они были будущими членами экипажа этого корабля. Каждый из них имел определенную специальность, а иногда даже две. Например: биолог был ещё и врачом, пилот – механиком, ещё был астрофизик, а вторым пилотом была девушка Аля. Она не любила длинных имен, поэтому свое полное имя Алевтина не говорила никому. Недавно закончив академию космонавтики, она узнала о секретной спасательной экспедиции, от своего деда, и прилетела на почтовой капсуле. Как ни пытался профессор отправить её обратно, Аля не сдалась. Она настояла, убедила его, что для этого она и училась. Под энергичным напором этой девчонки Иннокентий Михайлович сдался и позволил ей остаться.

Всех входящих в состав экспедиции профессору помог подобрать его друг с Земли, а Аля была его внучкой, и в двадцатидвухлетней девушке профессор узнавал напористые черты своего приятеля, и если уж её упрямый дед не смог её остановить, значит, никто и ничто остановить её не сможет. Именно через этого друга он отсылал деньги для Алеши, он понимал, что так найти местоположение ребенка тем, кому нельзя будет труднее, а если уж и выйдут на Геру, то ничего от него не узнают. Этот друг был проверен временем и в отличие от Ведуна, он не разочаровал профессора. Иногда Герасим присылал Алёшкины фотографии, сделанные тайком у приюта, и со слезами на глазах профессор узнавал в нем черты своего пропавшего сына.

Ещё у профессора был личный робот. Он не был строителем, не был охранником, не занимался хозяйством. Он был для профессора нянькой. В его голосовой аппарат профессор вставил тризовый вибратор и голос вместо привычной монотонности, стал иметь оттенки. От положения головы, наклона, или движения робота вибратор менял форму и голос робота тоже менялся. Тризовый сплав профессор сделал сам. Он был настолько мягкий и в то же время удивительно упругий, что другого применения ему просто не нашлось. Иногда было даже смешно, когда робот звонким, детским голосом напоминал профессору о том, что пора спать, и даже выкопав где-то в недрах своей платы памяти колыбельную, пытался заливисто её спеть. Или печальным голосом сообщал о хороших новостях. Профессор любовно называл его Аринушкой. За много лет он так к нему привык, что менять на новую модель не хотел.

Роботы обслуги неслышно двигались по дому, среди них неторопливо колесил Аринушка, разыскивая профессора.

– Пора стричься, – со смешком сказал Аринушка профессору, найдя его в кабинете.

– Зачем?

– Ваши волосы длиннее стандарта в моей памяти на три и семь десятых сантиметра, а в полдень у нас будут важные гости.

– Ну, хорошо, хорошо убедил, – не стал долго спорить профессор, – давай, стриги.

Ловко орудуя ножницами и расческой, робот приступил к работе, при этом дергая за спутанные волосы.

– Осторожней, мне же больно, – возмутился профессор.

– Что такое больно? – с энтузиазмом спросил робот.

– Я разберу тебя на маленькие винтики, и буду бить по ним молотком, – мечтательно сказал профессор.

– Я испорчусь и не буду, пригоден к эксплуатации. Это и есть больно?

– Да, только тебя можно восстановить, а меня не всегда, – сварливо ответил профессор.

– Когда на расческе остаются волосы, это восполняется? Система жизнедеятельности при этом нарушена? – опять спросил Аринушка.

– Не всегда, – ответил профессор на первый вопрос, – Жизни это не угрожает. И не вздумай говорить, что я лысею. Это не так.

– Я запомню, что выдергивание волос не делает человека непригодным к эксплуатации, но при этом есть боль.

– Вот так и запомни.

– А ещё нужно принять душ и сменить рубашку.

– Хорошо, мамочка, – послушно ответил профессор.

Бросив работу, робот начал крутиться, оглядываясь вокруг.

– В чем дело? – удивился профессор.

– У вас неверная информация. Нас только двое, мамочки здесь нет.

– Я все время забываю, что ты не человек, – вздохнул профессор.

Он и, правда считал Аринушку членом семьи, а не бездушным роботом, каким он и был, запрограммированным на заботу о нем.

Когда-то давно, когда жена профессора умерла от неизлечимой болезни, Иннокентий Михайлович просто перестал: есть, пить, работать. Ему хотелось только сидеть и вспоминать все лучшие дни проведенные вместе. Его сын Андрей, чтобы поддержать отца и вывести его из ступора привез ему Аринушку, запрограммировав его таким образом, что он как наседка двигался на своих шарнирах, ища профессора и повторял, что пора есть или спать, пока не видел своими фотоэлементами, заменяющими ему глаза, что поручение выполнено. Перепрограммировать профессор его не стал. Со временем тоска отпустила, но увлеченный своими делами он нередко забывал обо всем и тогда Аринушка колесил к лаборатории, чтобы выполнять свои обязанности.

Глаза мальчика горели нетерпеливым огнем ожидания и надеждой на какое-то чудо. Он переоделся, заменив свои джинсы и кроссовки на костюм тройку и новые ботинки. Алёша хотел выглядеть красивым. Соня тоже принарядилась. Она одела, строгое зеленое платье, которое ей очень шло, и собрала волосы в пучок. Волосы у Сони были шикарные. Длинные и кудрявые от природы они спадали черным каскадом по плечам.

«Как хорошо, – думала Соня, – что мальчик ещё не отчаялся». Кому как не ей знать о том, что каждый приютовский ребенок искренне верит в то, что его потеряли и скоро обязательно найдут. А потом перелом, несбывшаяся надежда отравляет жизнь. Ударившись в воспоминания о том, что она хотела сделать своим родителям, если они объявятся, как она им отомстит за каждый день безнадежного ожидания и как, повзрослев, она, даже не зная их, простила, и жить стало легче и дышать свободней. Соня избавилась от тяжкого груза обиды.

Занятые каждый своими мыслями, они прибыли на место. Волнение незамедлилительно, появилось, в руках и ногах Соня ощутила предательскую дрожь. Приветственно загорелись прожектора приемного люка, и капсула, будто по привычке, нырнула в темноту причала, встав в центре. Автоматика отключилась. Через несколько минут причал загорелся зеленым светом. Воздух был закачан, можно выходить. Соня протянула руку и нажала кнопку выхода. Две двери и они окажутся внутри. Сердце мальчика билось с каждой секундой все быстрее. Он волновался. Тысячи мыслей проносились в голове, не задерживаясь.

В голове Сони напротив, билась только одна мысль. Только бы не разлучили, лишь бы не разлучили. Страхи всех дней их пути сплелись в один призыв «не разлучайте, я буду нянькой, экономкой, домработницей, только не забирайте у меня моего мальчика». Закрыв глаза, Соня решительно открыла дверь, и шагнула первая, прикрывая Алёшу и стараясь протянуть ещё миг, ещё секунду, в которой были только она и он и никого больше.

Удивительное спокойствие овладело Соней, когда она встретилась с взглядом добрых, карих, странно знакомых глаз. Не сразу нашла она силы отвести глаза и осмотреться. Они находились в небольшой длинной комнате. Судя по мониторам камер слежения, в комнате охраны. Мебели минимум: два стула, небольшой диван, холодильник. Белый цвет стен, после темноты космоса радовал и успокаивал.

– Добро пожаловать домой, – радостно сказал импозантный мужчина, с теми самыми глазами, глядя попеременно на Соню и Алёшу, – Иннокентий Михайлович, – представился он.

– Вы мой дедушка? – спросил Алёша, не сводя глаз с мужчины.

– Да, дорогой мой внучек, и я должен просить у тебя прощения за нашу долгую разлуку.

– Соня, – представилась женщина, и тут же поправилась, – Софья Павловна.

– Где мои родители? Почему ты отослал меня? – заторопился с вопросами мальчик.

– Подожди, я всё объясню немного позднее. Здесь есть люди, которые должны все узнать вместе с вами. Идемте, нас ждут, – и он повел их в нужную комнату.