Маракх. Испытание (СИ) - Грез Регина Страница 4

Укрепившись в своем решении, Гордас неожиданно почувствовал себя увереннее и сильнее. Пусть «мия» - это лишь сон, лишь мечта, но мысли о ней помогают идти вперед, даже когда на много миль окрест не видно ни единой тропинки. 

* * * 

Дни сменялись ночами, ветреными и холодными, измученное тело просило отдыха, хотя мускулы всегда были готовы сжаться для прыжка, а рука даже во сне крепко сжимала нож.

Иногда Гордас видел вдалеке в просвете между деревьями или на противоположном берегу одинокую фигуру еще одного курсанта из их группы. Но даже долго разглядывая друг друга, парни не торопились сближаться. Может, и к лучшему. Гордас уже не хотел ни к кому привыкать. Не хотел даже видеть свое отражение в реке, казалось, из глубины на него смотрит чужое  исхудавшее лицо, таящее опасность.

Едкий запах дыма защекотал ноздри на рассвете девяностого дня лесной жизни.  Но костер давно потушен, значит, неподалеку развел огонь чужак. Надо разведать. Гордас вскинул на спину мешок с припасами и отправился на поиски источника гари.

Взойдя на невысокий холм, с которого открывался вид на реку, он заметил клубы черного дыма вдоль  берега. Пламя пожирало лес, как голодное чудовище, пришлось спасаться вместе с горланящими по округе сойками и семейством перепуганных косуль.

Изучив направление ветра, Гордас понял, что можно искать укрытия лишь в хорошо знакомой болотистой местности на юге. Все прочие пути оказались отрезаны, будто курсантов нарочно загоняли к болоту. Значит, время пришло…

Преддверие пройдено и впереди новые испытания. Гордас хрипло смеялся, спотыкаясь о валежник, сердце бешено колотилось, полное горькой радостью предвкушения. Прощайте белесые в сумраке стволы сосен и корявые лапы вековых елей. Нужно двигаться дальше.

Но изученные тропы скоро кончились, под ногами захлюпала грязная, холодная жижа. А дым застилал глаза, заставляя идти в самую топь.  Гордас давно выбрал  еловую жердь из кучи бурелома на окраине болота и теперь проверял каждый шаг, смело продвигаясь по тонкой мшистой подстилке. В центре трясины ждут летмобили, а у Гордаса есть чем заплатить за дополнительное топливо. Три браслета помимо личного – неплохой итог кровавой эпопеи.

Шаг… еще шаг, по колено проваливаясь в зыбкое месиво, пора остановиться и перевести дыхание. Запах горящего дерева сменился на гнилостный, едкий дух. Вокруг установилась гнетущая тишина, нарушаемая только редкими хлопками газов, поднимающихся с самого дна трясины.  Удручающая картина чахлых подтопленных кустов и обманчиво прочных холмиков заставила со скрипом стиснуть зубы и застонать вслух, лишь бы внести разнообразие звуков в это мертвое королевство.

Нестерпимо хотелось пить. Горло пересохло еще во время поспешного бегства, но тогда не было времени дать себе отдых. А сейчас не хватало сил стянуть со спины вещмешок и открыть пакет с водой. Ноги начинали замерзать. Рыча от нахлынувшего раздражения, Гордас сорвал поклажу с плеч и достал воду, едва не уронив драгоценный  бутылек в зловонную жижу.

После он спрятал пустую упаковку на место и пару минут стоял, задумчиво опираясь на посох. И с чего он решил, что выбрал верное направление, если  нет ни единого ориентира. Когда эта мысль огненной стрелой пронзила уставшее сознание, Гордас начал кричать. Только голос едва-едва слушался, срывался на хриплый вой, захлебывался кашлем.

Страшно… Холодно… Отвратительно само понимание того, как ничтожна его жизнь посреди  равнодушного болота, издревле существующего по своим законам.

— Мариона! Где ты? Есть ли тебе до меня дело? Зачем все это... Зачем...

Запрокинув голову к подернутому дымчатой завесой небу, Гордас даже глухо расхохотался от своей безысходности. И тотчас ощутил на своем плече тяжелое прикосновение.

— Я здессссь… Ты звал меня мальчик? Тебе было страшно и одиноко? А каково же теперь…

Скосив глаза в сторону, Гордас обомлел от ужаса, – по его плечу к руке сползал плотный бурый отросток, скользкий от болотного ила. Это был хвост мерзкой твари, медленно выбиравшейся из трясины. Но Гордаса поразило даже не само появление чудовища, не огромный его размер и форма то ли ящерицы, то ли змеи...  Душа леденела от того, что длинная шея неведомого существа была увенчана прекрасной женской головой в обрамлении пышных красно-желтых волос.

Тряхнув огненной гривой, болотная тварь подползла ближе, и Гордас в мельчайших деталях смог разглядеть алебастрово белое  лицо с тонкими губами, между которых порхала узкая раздвоенная на конце лента змеиного языка.

— Я хорошшша… Скажи, что  нравлюсь тебе, мой мальчик?

— Кто ты?

— Та, к которой воззвало твое страждущее сердце.

— Мариона… Чего ты хочешь?

— Я голодна. Накорми меня.

Обескураженный ответом, потрясенный зрелищем мерзкой гадины с человеческими глазами, Гордас сделал неловкий шаг в сторону от верного посоха и провалился по пояс в чавкающую слизь. Тварь зловеще расхохоталась и теперь, распластавшись на брюхе, с чарующей улыбкой на багрово-красных губах разглядывала человечка, барахтающегося в вязкой грязи.

Гордас сдавленно выкрикнул в  ее  холеное лицо:

— Хочешь сожрать меня?! Ну, давай, только осторожно – не подавись.

Он замер и опустил веки, когда длинный язык коснулся его щеки, а ноздри ощутили неожиданно свежий аромат дыхания монстра.

— Ты наивен и глуп, мальчик. Боги вечно голодны, боги ненасытны, но им ни к чему  жалкая плоть. человеков. Нам нужен твой страх и твое отчаяние, твоя похоть и твой гнев. Накорми же меня и, может быть, я тебя отпущу.

— Ненавижу!

— Мало… Слишком бедно и мало… Э-э, да ты едва дышишь, едва можешь что-либо чувствовать… В тебе не осталось даже такого изысканного лакомства как благоговейный ужас. Ничего, я тебе сейчас помогу!

Он едва успел закрыться руками, как острый гребень хвоста вспорол рукав предплечья, почти задев кожу. И все равно Гордас осмелился выругаться, вскинув подбородок, заросший густой щетиной:

— Будешь глумиться над застрявшим в болоте? Боги предпочитают подобную подлость? Дай мне выбраться на сухое место и сразимся, если тебе  угодно поиграть. Я не хочу умирать запертым в твою клетку, дай же шанс и дерись честно!

— Слишком скучно, дружочек. И к тому же, финал предсказуем.

Нежный женский голос настолько контрастировал с обликом мерзкого существа, что Гордас не мог заставить себя слишком долго смотреть прямо в удлиненные большие глаза с угольно-черными ресницами, пушистыми как опахало. Растопыренные пальцы огромной ящерицы заканчивались приплюснутыми подушечками, а тяжелая туша даже не проваливалась в утробно хлюпающие недра болота. Да, это была богиня или ее порождение… А Гордас только игрушка, забава для нее - он обречен.

Еще один удар мощного хвоста - плечо курсанта окрасилось кровью, а тварь насмешливо прошипела:

— Я удивлена. Ты не боишшься меня, не боишшься боли, но на краю гибели бережешшь свое милое лицо, чтобы не предстать уродом перед своей женщщиной. Как интерессно… Ты еще на что-то надеешшься. Не хочешь показаться ей обезображенным, боишься, что она не станет любоваться тобой, как прежде. Вы, смертные, так держитесь за свою выдумку о любви, так дрожите за нее, что даже смешно. Продолжай… Это очень вкуссно... Я довольна и не стану мучить слишшком долго сейчас.

Громогласно смеясь, она снова и снова била его хвостом, поднимая вокруг брызги мутной воды и угрожающе посвистывая. Она поднималась на задние лапы и нависала над ним всей своей уродливой тушей, а потом с грохотом плюхалась в сторону, чтобы подобраться с другого боку.

Разве он мог всерьез бороться с ней - тварь изрезала на нем одежду, зацепила лямки мешка и уронила его в топь… задела лицо… Затянутый в трясину по грудь, Гордас ценой неимоверных усилий сумел вытащить нож и пытался защищаться, с каждым взмахом руки опускаясь все ниже, пока не стал захлебываться.

Последнее, что он помнил перед забытьем – это липкий холодный язык на своем лбу и приятный женский голос, шепчущий безумные слова: