Орсон Кард - Игра Эндера Страница 40

— У нас новые изменения в правилах внутреннего распорядка, Эндер. Отныне только члены одной армии могут вместе тренироваться в одной комнате баталий. Кроме того, разрешается занимать комнаты баталий только согласно расписанию практических занятий. Твое намечено на сегодняшний вечер, затем твоя очередь подойдет лишь через четыре дня.

— И никто больше не будет проводить дополнительных тренировок?

— Ты должен понять, Эндер. Теперь ты сам командуешь армией, и многие командующие вряд ли захотят, чтобы их солдат тренировал командир вражеской армии. Я уверен, ты сделаешь правильные выводы. Теперь они будут проводить собственную практику — каждый со своей армией.

— Но я все время относился к вражеским армиям, тем не менее они посылали своих солдат ко мне на занятия.

— Но тогда ты не был командующим.

— Вы дали мне абсолютно неподготовленную, зеленую армию, майор Андерсон. Сэр…

— Но у тебя есть и ветераны.

— Они тоже не блещут подготовкой.

— Ни на кого здесь не сыплется манна небесная, Эндер. Сделай их хорошими.

— Мне необходима помощь Элая и Шена…

— Когда ты подрастешь, то сможешь поступать так, как сочтешь нужным, Эндер. Я не вижу необходимости в помощи твоих друзей. Впрочем, ты теперь сам командующий. Вот и действуй согласно своему новому положению, Эндер.

Эндер пошел вслед за Андерсоном к комнате баталий. Затем неожиданно остановился и спросил.

— Если все вечерние занятия практикой отныне регламентированы расписанием, означает ли это, что я могу пользоваться хуком?

Неужели Андерсон улыбнулся? Нет, нет даже намека на тень улыбки.

— Посмотрим, — бросил он в ответ.

Эндер повернулся спиной к майору и долгое время неподвижно стоял в коридоре. Вскоре появилась его армия и больше никого. Либо Андерсон находился рядом и предупреждал всех направляющихся на практику, либо Школу уже облетело известие, что с сегодняшнего дня вечерняя практика Эндера отменяется.

Занятия удались на славу, они многому научились, но к концу практики Эндер чувствовал себя одиноким и опустошенным. До отбоя оставалось еще полчаса. Ему не хотелось идти в казарму — после долгих раздумий он пришел к выводу, что хороший командующий должен находиться отдельно от армии и навещать барак, только имея вескую причину для посещения. У мальчиков появится лишний шанс не ссориться друг с другом, если они будут уверены, что за ними никто не подглядывает и не подслушивает, что они могут говорить, думать и поступать, как сочтут нужным.

Он направился в игровую комнату, где несколько мальчиков развлекались, убивая время до сна. Ни одна из игр не интересовала Эндера, тем не менее он загрузил одну; это была примитивная, легкая в управлении игра специально для новичков-новобранцев. Пренебрегая утомительными надоедливыми подробностями и всякими правилами, он бесцельно изучал окружающую обстановку, используя игровую фигурку — крошечного смешного медведя.

— Так ты никогда не выиграешь.

Эндер улыбнулся.

— Ты пропустил практику, Элай.

— Я был там. Но они выделили твою армию в отдельной комнате. Теперь ты большой человек, вряд ли станешь нянчиться с малолетками.

— Ты на целый коробок больше меня.

— Коробок? Тебе что, было указано свыше готовиться к казни. Или у тебя просто хандра.

— Это не хандра, это старость. Секреты, интриги, перевороты, измены. Вот и ты мне изменил, а теперь хвостом виляешь.

— А разве ты ничего не знаешь? Мы теперь враги. Следующий раз встретимся в бою. Посмотрим какой ты ас.

Это была лишь шутка, но слишком горькая правда стояла за ней. Для Эндера слова Элая не показались смешными, он почувствовал горечь и боль, а самое главное острое чувство, что теряет друга. Еще больнее ему было от того, что Элай весел и беззаботен, будто их дружба ничего не значит для него.

— Давай, смотри, — сказал Эндер, — я научил тебя всему, чего ты знаешь. Но я не учил тебя всему, что знаю я.

— Я всегда знал, что ты кое-что держишь про запас.

Молчание. Медведю Эндера приходилось очень туго. Он залез на дерево.

— Нет, Элай. Я ничего не держал про запас.

— Я знаю, — сказал Элай. — Я тоже.

— Шалом, Элай.

— Увы, это невозможно.

— Что невозможно?

— Мир. Это то, что означает «шалом». Мир с тобой и в тебе.

Слова эхом прозвучали в памяти Эндера. Голос матери что-то тихо шептал ему. Не думай, что я принес мир на землю. Я пришел сеять не мир, а бурю. Эндер представил свою мать, протыкающей острой шпагой Питера. Со шпаги стекает кровь. А голос все звучит и звучит в мозгу.

Снова молчание. В гробовом молчании медленно умирал медведь. Это была глупая смерть, сопровождаемая смешной музыкой. Эндер оглянулся. Элай давно ушел. Он почувствовал, как из него вынули какую-то сокровенную частичку души, и на ее месте воцарилась пустота. Вместе с Элаем и Шеном, он чувствовал себя сильным. Их союз казался прочным, как броня, что слово «мы» у Эндера стало постепенно вытеснять одинокое «я».

Но Элай кое-что забыл. Эндер лежал на койке и смотрел в потолок, вдруг он почувствовал губы Элая возле щеки, слегка щекотнув, они произнесли мудрое слово «мир». Это слово-поцелуй, этот мир до сих пор с ним. Я состою из того, что помню, и Элай в моей памяти по-прежнему самый близкий друг. Эта память настолько сильна, что они не смогут вырвать ее из меня. Эти воспоминания, так же как и образ Валентины, и есть часть — лучшая часть — моего «я».

На следующий день он столкнулся с Элаем в коридоре. Они приветствовали друг друга как ни в чем не бывало, долго трясли друг другу руки и болтали о всяких пустяках. Однако они оба знали, что отныне между ними стена. Эту стену можно легко сломать, но это будет потом, в будущем. А сейчас лишь настоящий душевный разговор может сблизить их, пустить корни, которые уйдут глубоко в землю, и там, где стена не властна, сплетутся воедино, в единое «мы», вместо одиноких «я».

Самым страшным в этой ситуации был страх, что стена никогда не исчезнет, что сердце Элая ликует от свободы, оно радуется их разобщению и заранее готово сдать его врагам. С этого дня они не смогут быть вместе, они будут жить и существовать отдельно. А это значит, что Элай стал чужим, теперь у него будет своя, иная жизнь, ничем не связанная с моей. А когда мы снова встретимся, мы не будем уже знать друг друга.

Эндеру было горько и грустно, но он не расплакался. Он справился с охватившими его чувствами. Когда они сделали предателем Валентину, использовали ее как послушное оружие для его обработки, с того самого дня никакое горе не могло его ранить сильнее, снова заставить плакать. Эндер был твердо уверен в этом.

С этой злобой и ожесточением он решил, что достаточно силен, чтобы начать решающую схватку со своими настоящими врагами — его учителями.

11. Вени види вици

— Вы не можете серьезно относиться к подобному расписанию учебных боев.

— Совсем наоборот.

— Он получил армию всего лишь три с половиной недели назад.

— Я уже говорил вам. Мы сделали компьютерный расчет возможных результатов. Компьютер дал прогноз возможных действий Эндера.

— Мы должны учить его, а не устраивать вечные пробы на сверхвыносливость.

— Компьютер знает о нем больше и лучше, чем мы.

— Компьютер совсем не знаком с состраданием.

— Если вы хотите щадить и проявлять милость, то вам следовало идти в монастырь.

— А вы думаете, это все — не монастырь?

— Значит, это тоже на пользу Эндеру, мы подвели его к максимальному раскрытию творческого потенциала.

— Я думал, мы дадим ему года два побыть в должности командующего. Обычно мы проводим учебные бои не менее двух раз в месяц, но спустя три месяца, отведенные на сплочение новой армии. Это необходимый мизер.

— Есть ли у нас обычные два года отсрочки?

— Я знаю, я видел прогноз достижений Эндера через год. Но он абсолютно не пригоден, даже вреден, так как он продвигается намного быстрее, чем на это способен человек.

— Мы задали компьютеру условие, что наивысший приоритет получит субъект, остающийся в форме, после прохождения тренировочных программ.

— Понятно, до тех пор, пока он в форме…

— Послушайте, полковник Графф, вы единственный заварили всю эту кашу, несмотря на все мои протесты, вы помните…

— Я все помню, мне не следовало обременять вас своей виной. Я сам не столь жажду приносить в жертву маленьких детей ради спасения мира. Полимарт недавно виделся с Гегемоном. Кажется русские немного озабочены тем, что некоторые сверхактивные граждане развернули в сетях широкую дискуссию о том, каким образом Америка может использовать ИФ, чтобы ослабить, а затем и сломать позиции Варшавского Договора, лишь только исчезнет угроза баггеров.