Роман Корнеев - Время жизни Страница 47

– Мартин, мне и правда было плохо. Только это совсем не то, о чем ты подумал. Если бы я мог объяснить… Не важно, это все уже позади.

Он кивнул.

– В таком случае я тебя слушаю.

Я вздохнул и выпалил разом, как ныряют в глубокий бассейн:

– Мартин, я знаю, ты сейчас готовишься. Ты давно этого не делал. Но теперь ты сам решил вернуться… или тебя убедили.

– Допустим.

Я просто физически ощутил, как он напрягся.

– В этом не участвует никто из наших, я бы сразу заметил. Но раз это не случайная рядовая «тема», ты вряд ли собираешься идти на нее один. Те люди, ты их хорошо знаешь?

Мартин молчал, не меняя выражения лица. Мои догадки или попадали в «молоко», или были верными от начала и до конца.

– Допустим, все это так. Допустим также, что я их… немножко знаю, правда, никогда не знаешь человека настолько хорошо, чтобы ему доверять как себе. Но какое тебе до этого дело, Майкл?

– Возьми меня на это дело. Ты сможешь добиться этого у нанимателя. Так у тебя будет больше шансов выбраться. А мне… мне нужны деньги. Много денег. И я хочу эти деньги заработать.

– С чего ты взял, что сможешь мне в чем-то помочь? Здесь кругом полно отличных парней, которых я знаю дольше, чем ты живешь на свете, и все они с радостью…

– Мартин, не прикидывайся, ты знаешь, о чем я говорю.

– Ладно, парень, ты правда вывернулся в тот раз, но тебе пора бы забыть о том деле. Потому что ты спасся только чудом и моими связями. А потрудиться мне тогда пришлось изрядно, понял?

– Это и будет платой по тому долгу.

– Забудь! Ты мне ничего не должен, Майкл.

Мартин все-таки начал выходить из себя. Это хорошо. Еще шаг…

– Мартин, возьми меня, ты же понимаешь, что нам обоим от этого будет только лучше. Почему ты уперся?

– Майкл, нет. Ты никуда не пойдешь, во всяком случае, со мной. Потому что ты не готов. Ты будешь мне обузой, а это уже – смертельная опасность для обоих. Ты не готов.

– Я готов, Мартин. Я – готов!

Наши взгляды снова встретились. И на этот раз эта встреча могла высекать искры. Стена превратилась в стальной борт флагманского авианосца. Пробить такую броню можно было только мощью, равной ей по силе.

– Я вижу, чего ты хочешь. Ладно, я покажу тебе поединок. Пошли, я покажу тебе, пацан.

Вещи мы покидали как попало, никаких щитков, я только затянул наспех правое запястье – нехорошо оно хрустнуло тогда, нехорошо.

Голые по пояс, мы стали друг напротив друга и снова бились взглядами, пытаясь что-то бессловесное друг другу доказать. Но ни взгляды, ни слова сегодня уже ничего не значили. И потому циновки затрещали разом под нашими ступнями, когда мы бросились вперед.

Мартин учил меня, как бороться за жизнь и побеждать, он никогда не признавал каких-то определенных стилей, справедливо полагая, что каждый из них имеет свои слабые стороны, которые опытный противник всегда сумеет повернуть против тебя, поэтому наши тренировки проходили в изучении приемов и способов их отражения всех известных школ, доживших до конца двадцать первого века, однако в тот раз мы, не сговариваясь, синхронно выбрали для схватки один из стилей несколько извращенной рэперской капоэйры, очень популярной некогда в рабочих многоквартирниках. Рассчитанная на борьбу с многочисленным противником в узком пространстве, она приучала бойца даже в бешеном вращении танца слышать ритм своего сердца и не терять ориентацию в любых лабиринтах.

Сейчас это было словно признанием – мы оба оказались загнанными в один узкий коридор, из которого нужно было еще найти выход.

Наши пятки выбивали из циновок ритмы латиноамериканского континента, пространство волчком вилось вокруг нас, вставая на дыбы в моменты выходов-атак, однако пока мы не допускали настоящего контакта, пытаясь наскоро прощупать слабые места друг друга. После того случая Мартин избегал поединков со мной, ребята даже начинали порой над ним подтрунивать, что, впрочем, не меняло главного – я мог только смириться, видя отныне в Мартине лишь тренера, но не потенциального партнера на татами. Он тоже явно не спешил недооценивать мои теперешние силы. В его движениях я почувствовал даже не осторожность – настороженность.

И тогда я бросился вперед, улучив первый мало-мальски удобный для этого момент. Мы слетелись и снова разошлись на два шага, достаточных для глухой обороны. Мартин плотно держал за собой верхний уровень, мне же пришлось опуститься в партер. Мартин уходил с линии атаки, не пытаясь контратаковать. Он не хочет этой драки, до сих пор – не хочет!

Взвинчивая темп, я следил за нашим дыханием – Мартин был силен, с точностью метронома он следовал за навязываемым мною ритмом. Но ничего не делал в ответ, лишь имитируя настоящий натиск. Не рассчитывал же он, что я просто устану!

Я выглядел плохо, да, но ему уже было дано достаточно времени, чтобы понять – корень моей слабости лежит далеко от простого физического недуга. Или он до сих пор честно думает, что я накачался какой-то химией и теперь веду себя так, подчиняясь эйфории активатора? Пора его огорчить.

Замедление ритма было крошечным, но достаточным, чтобы он смог его заметить. Теперь восстановиться, а спустя секунду…

Есть! Мартин попался, ринувшись вперед неумолимо раскручивающейся пращой. Он успел отскочить только чудом, когда ребро моей ладони уже свистело ему в висок. Мир снова вернулся к устойчивому вращению, только оборонная дистанция теперь чуть выросла. Чуть-чуть, совсем немного, какие-то миллиметры. Но я понял – Мартин даже не думал списывать этот свой просчет на мое везение. Теперь он понял, что я – это я, а не накачанная дрянью машина саморазрушения.

Шутки кончились.

Его волчок разом сплюснулся… и развернулся, выворачиваясь наизнанку – Мартин атаковал меня сразу в трех плоскостях, с выходом в стойку на одной руке. Я даже не подумал пытаться контратаковать – таким плотным был натиск. Едва успевая одиночными касаниями отводить град ударов, я отступил сначала на шаг, потом на два, а потом был вынужден еще взвинтить темп, чтобы вернуть себе возможность хоть какой-то активности. Мартин умудрялся контролировать каждое мое движение.

Даже боль моя, мой лучший друг и моя опора, даже она куда-то поспешно отступила, очищая голову от багровой мути. Это могло быть добрым предзнаменованием, но мне почему-то начинало казаться, что я зря ввязался в это дело, нужно было уговорить… найти какие-то слова, подобрать аргументы…

Мартин почувствовал мою неуверенность, продолжая настойчиво теснить меня к стене, у которой, я знал, меня уложат так же быстро и эффективно, как я полчаса назад ту злосчастную грушу. Мартин надвигался, не замечая моих потуг оказать сопротивление. Куда мне, наглому, самоуверенному, невесть с чего возомнившему о себе сопляку тягаться с человеком вдвое старше, за плечами которого стоит такое, что мне и не снилось…

Еще одно касание, уже очень чувствительное, отбрасывает меня на последний рубеж. Дальше – только поражение. А если Мартин в запале чуть не рассчитает силы – парой переломов отделаться на таких скоростях – уже чудо.

Бух.

В растянутом течении времени сердце уже не отбивало дробь, оно работало подобно огромным тяжелым мехам, качающим воздух к жерлу топки. Я цеплялся остатками воли за окружающее пространство, готовый скорее взлететь в густеющем воздушном вихре, чем сдаться.

Хрустальный мир напомнил о себе сам. Вернее, он не покидал меня ни на миг, это я забыл о нем, вместе с той болью, что была его родной сестрой. И лишь должен был настать такой миг, чтобы он мог вернуться ко мне в сознание. Вытесняя страх и неуверенность.

Хрустальный мир по-прежнему царапал радужку, заставляя слезиться глаза. Он колол избитые о жесткую циновку ноги. Он яркой пылью влетал мне в легкие, разливаясь по крови. Он был во мне, а я был внутри него. И Мартин был.

Только он видел этот мир совсем другим, не замечая тысяч важных деталей, не обращая внимания на скрытые закономерности. Даже законы этого бытия для него были лишь далеким курсом начальной школы, в остальном оставаясь на долю отточенных рефлексов да тренированного чувства равновесия, недостатки которого возмещала идеальная пространственная память.

Неожиданно для себя я увидел его таким, каким он был для самого себя – уставшим, но еще очень сильным. Абсолютно уверенным в собственном видении мира, но все-таки чуточку готовым к неожиданному. Это мой шанс. Просто одолеть Мартина – половина победы. Нужно его удивить настолько, чтобы стена его уверенности дрогнула и подалась.

И тут картина моего хрустального мира разом преобразилась. Перестали мелькать кружащиеся в смертельном танце тела. Перестал вращаться воздух. То есть нет. Движение мира продолжалось. Но теперь оно было вне меня, по ту сторону незримого барьера, отделяющего твое «я» от остальной вселенной.

Хрустальный мир стремительно рос вокруг, наполняясь новыми деталями, сигналами, движением и жизнью.