Александр Авраменко - Я не сдаюсь... Страница 5

Крыть было нечем, и Андрей замолк. Он испытывал к пожилому немцу настоящее уважение, впрочем, как и все остальные колонисты, независимо от должности, национальности, возраста. Акселю Штейнглицу было уже под семьдесят, когда он впервые три года назад ступил на поверхность Марса. И с той поры профессор ни разу не был дома, на Земле. Близких родственников, кажется, на голубой планете у него тоже не было. Во всяком случае, Ярцев ни разу не видел, чтобы тот пользовался сеансами связи с Землёй, отдавая выделенное ему время другим людям. А вообще для немца не существовало ничего, кроме работы. И практически всё время, кроме сна и еды, он отдавал изучению древнего Марса…

– Хорошо, профессор. Идёмте. Раз вы считаете, что нас зовут.

– Не зовут, а приглашают.

Невозмутимо парировал тот и последовал туда, куда манил огонёк…

Глава 4

…Михаил аккуратно выложил перед собой, в любовно сделанную накануне нишу гранаты, запасные рожки. Оставалось только ждать. Ждать неизбежного…

До соседней деревни добрались. Хорошо, что их смогли предупредить. Соседский мальчишка, Василий, собрался в гости к подружке. Но, слава богу, заметил дым над поймой. А когда принюхался – понял, что к чему. Благо ума хватило сразу назад рвануть…

…Тогда, месяц назад демобилизованному солдату казалось, что всё кончилось. Все эти ужасы, те кошмары, которые он находил на своём длинном пути. Эти вырезанные до последнего человека деревни, сожжённые дотла города… ЭТИ словно взбесились – они не щадили никого. Ни детей, ни стариков. Женщин умерщвляли с особой жестокостью. Практически ни одной он не встречал, чтобы несчастная не прошла все муки ада. Почему? Вначале не мог понять, пока не поймал одного из бандитов, отставшего от своих по причине переизбытка гашиша в организме. После короткого упрямства пленный признался, что так повелел их духовный вождь. Мол, эти гяуры уже совсем ослабли, так зачем истинным воинам щадить их самок? Нельзя смешивать чистую горскую кровь с той жижей, что течёт у жителей равнин. И надо уничтожить равнинных всех, до единого. Не щадить никого и ничего, разрушать и жечь всё, что только можно. Тогда, через обновление восстанет их род, и горные племена вновь займут своё место и положение под солнцем…

…Поправил ветки, маскирующие позицию. Ещё раз проверил сектор обстрела. Слева и справа – растяжки. С фронта – самодельная мина. Бутылки со смесью бензина и сахарного сиропа, между которыми прикреплена граната со снятой чекой. Если заденут – рванёт, и тогда огненная купель нападающим обеспечена. Заодно и сигнал своим – уходить в лес… Поправил на боку нож, последнюю надежду. Справа, под рукой – пистолет. Старенький «макаров» с тремя патронами. Два – им. Последний – себе. В плен солдат сдаваться не собирался. Знал, чем всё кончится… Он почти доехал до Москвы, поезд уже шёл по санитарной зоне, проводница закрыла туалеты. В столице нужно было пересесть на другой состав, идущий на Север, там было спокойнее. Но… Дрогнула земля, ощутимо тряхнуло даже в вагоне. Машинист включил экстренное торможение, и когда состав замер на месте, все бросились из вагонов – над городом медленно вставало облако дыма и пыли… Потом полыхнула Капотня. Огромные нефтеперегонные заводы вспыхнули, словно спичка. Пламя перебросилось на рядом находящиеся очистные сооружения, и оттуда очень быстро поднялось гигантское белое облако, медленно ползущее в сторону. Спас боковой ветер. Дым от горящих складов с хлором, который до сих пор по бедности применяли для обеззараживания воды, ушёл на восток. Что там творилось, он мог только догадываться. И ни капли дождя, чтобы прибить заразу к земле…

…Лесные птицы беззаботно чирикали. Значит, пока спокойно. ИХ ещё нет. Но скоро придут. И он их встретит. Там, позади, живут те, кто приютил его. Накормил, обогрел. Его ровесников в деревне почти не было. Так, четверо спившихся полубомжей. Остальные – кто подался в город, кто уже умер от палёной водки. Словом, старики, женщины, несколько детей. Человек десять молодок с привычной печатью вечной усталости на лице, до этого дня рьяно пытавшихся обратить на себя его внимание. Михаил поправил старикам заборы, помог вычистить единственный уцелевший в когда-то богатой деревне колодец. У своих хозяев, бездетных стариков, переложил печь, починил крышу. Дел на деревне здоровому непьющему мужику хватало. Всех не переделать. Казалось, что нашёл себе дом, поскольку родных краёв больше нет. Все убиты, дома – сожжены. Да и кто там ждал бывшего сироту? Ушёл в армию из детского дома. Шесть лет войны. Уцелел. Выжил, короче. Повидал всякого. И научился многому. Мог в темноте попасть на звук. Снять бесшумно часового. Поставить растяжку. Отлично стрелял. Пожилой прапорщик, потом бесследно пропавший в плену, научил работать топором, немного плотничать. Соседняя строительная часть, поскольку новое российское Правительство вновь решило возродить разрушенные беспрерывной войной города – класть кирпичи, ставить электрическую проводку. Жадно учился сам всему, что пригодится на «гражданке», благо боевые и стройбатовские офицеры не стеснялись рядового, а помогали. Ему везло с людьми. С теми, кто его окружал все эти годы…

…Кажется, гудит вдалеке. Очень осторожно пошевелился, чтобы размять затёкшие от неподвижного сидения суставы. Снова приник к мушке. И чуть ли не на пределе видимости уловил движение. Едут. Два грузовика. Ну что же, значит, пришла пора. Эту деревню новые мюриды даром не возьмут. Ещё умоются кровью, суки… Я жду вас. Давайте скорее… Единственное, чего боялся Михаил, это шальной пули. Не потому, что умрёт. К смерти он был давно готов. Боялся, что погибнет до того, как заберёт с собой на тот свет нескольких потерявших человеческий облик существ, которых он уже не мог называть людьми…

Первая очередь хлестнула по капоту старого разбитого грузовика, заставив запарить разбитым радиатором и уткнуться в кювет. Через борта стали спрыгивать боевики, но короткие злые очереди быстро убрали их за обшитые сталью бока кузова. Вторая машина прибавила скорость, обходя подбитый грузовик. Михаил выругался сквозь зубы – никак не удавалось попасть в водителя. То ли тот пригнулся, то ли борта были бронированы. Но пули бессильно исчезали в корпусе машины. Над головой свистнула первая пуля, вторая… Пора менять позицию. Он быстро перекатился в сторону, и, прикрываясь могучими соснами, быстро перебежал влево. Залёг на второй лежке, снова упёр приклад в плечо и нажал курок. Обрадованные было короткой передышкой, бандиты полезли из-под машины, чтобы вытолкнуть грузовик из канавы, но тут автомат вновь заговорил, отправив к праотцам сразу троих. Вновь раздалась беспорядочная стрельба в ответ. И тут Михаила обожгло – вторая машина, не останавливаясь для помощи своим, прорывалась к деревне. Он на мгновение замер – вот этого никак не мог предусмотреть… А если… Задыхаясь, солдат рухнул перед мостом. Ему удалось срезать путь через лес, пока дорога петляла между холмов. Последняя граната… самодельная рубашка из насечённых в кузне гвоздей. Ну, я вас жду, сволочи… Где-то там позади мелькнула чья-то белая рубашка уходящих в лес жителей деревни. Они не стали ждать сигнала, а двинулись в путь сразу, как только услышали стрельбу. Правильно… Грузовик разогнался с горы и мчался на полной скорости, рассчитывая проскочить опасное место. Михаил молча ждал. Все эмоции остались там, в горах. Шесть лет назад. Он был спокоен до бесчувствия. Ага! Паришь, скотина! Значит, не все пули прошли мимо… Пятьдесят метров. Уже можно разглядеть бледные лица над кабиной, пулемётчика, упершего сошки своего оружия в кабину. Сорок, двадцать пять, пора! Тяжёлая граната угодила точно между передних колёс, машина немного проскочила вперёд, и взрыв полыхнул прямо под баками. Грузовик словно подкинуло, он весь вспух огненным шаром… Из огня выкатилась пылающая фигура, закрутилась слепо, потом рухнула, слабо шевелясь. Михаил не стрелял. Милосердия у него не было. Что хотел для других, получил сам. Гулко ревело пламя в неожиданной тишине. Огненные ручейки потекли к мосту, поджигая на своём пути сухую осеннюю траву, солдат ждал, но из огня больше никто не выскакивал, не открывал по нему стрельбу. Неужели всех? Он не знал, что осколки прошили ранцевый огнемёт одного из убийц, специально приготовленный для нового «развлечения»… И в этот момент по мосту защёлкали пули. Это вторая машина, которую вытащили из кювета и заменили убитого водителя, добралась до места. Чёрный дым, в котором сгорали тела и души несостоявшихся палачей, насторожил их, и, спешившись перед скатом, убийцы развернулись в цепь и начали прочёсывание… Короткая, на три патрона очередь, перекат. Снова очередь. Перебежка. Опять огонь… Он заманивал нападающих за собой, не давая ни секунды расслабиться. Шестнадцатый… Семнадцатый… Да сколько же вас тут, суки!.. Смена магазина. Это – последний. Больше патронов нет. Только в пистолете… А вы, орлы, сосунки. Это не с беззащитными гражданскими воевать. Привыкли, что вы короли, раз у вас оружие. Нет, скоты! Здесь вас ждёт волк! Настоящий волк, битый, опытный… Получи! Размахивающий автоматической винтовкой бородач в папахе рухнул навзничь, получив пулю точно между глаз. Выскочивший за ним напарник на мгновение опешил, и тут же свалился рядом, завыв от разворотившей живот очереди… Запнулся и улетел с разнесённым затылком, окрасив белую бейсбольную кепку алым очередной… Последний из уцелевших, обезумев от страха, поскольку понял, что УБИВАЮТ их, а не они, выбежал на середину деревенской площади и завыл, сжимая в трясущихся руках ручной пулемёт. На его губах выступила пена.