Николай Романов - Гвардеец Страница 5

Глава третья

С мыслью о ней он проснулся. С мыслью о будущей встрече и со зверским чувством голода. Об этой стороне воздействия релаксатора на человеческий организм знали все — и те, кому случилось путешествовать по Галактике, и те, кому пережить такое путешествие не доведется никогда.

И потому через полчаса всех пассажиров ждал плотный завтрак — даже тех, кому через два часа покидать борт «Дорадо» и высаживаться на «планету дальнейшего пребывания».

Попутчик уже встал — сквозь перепонку, прикрывающую вход в душевую, доносилась «Песенка шута» из последней экранизации «Ивана Васильевича».

По ногам бегали мурашки. Осетр потянулся, не вылезая из релаксатора, сделал упражнение «велосипед», хорошо разгоняющее кровь после сна. Оттолкнулся руками от лежака и выпрыгнул на пол. Как пантера… Нет, как «росомаха»!

Два часа полета до «дыры», пересадка на местный шаттл тех, кто в эту дыру стремился, еще два часа в обычном пространстве — и новый прыжок, на этот раз уже к Дивноморью. Скука-с, дамы и господа!

Одна радость — за завтраком он встретится с Яной, и этой радости даже мегера не сможет помешать.

Чпокнула перепонка, и в каюте появился попутчик. Как и совсем недавно (недавно ли?), он был розовощек и благоухающ. Не слишком густые волосы его были аккуратно причесаны. Вот ведь дядька! Следит за внешним видом вовсе не потому, что того требует устав внутренней службы.

— С добрым утром, молодой человек!

— Здравия желаю, Сергей Петрович! — отозвался Осетр. И отправился в душевую, к новым мыслям о Яне.

Когда он вернулся, попутчик, уже одетый в черный костюм-тройку, белую рубашку и с пижонским галстуком-бабочкой, стоял перед зеркалом. Левый карман его пиджака украшал белоснежный платочек.

Да, еще как следит дядька за своим внешним видом! Впрочем, подобным старым пердунам ничего другого и не остается. Девушки их не любят, а бабушки им самим не интересны…

— Я двигаюсь в кают-компанию, — объявил попутчик, отходя от зеркала. — Есть хочется — спасу нет.

— Послерелаксационный синдром, — попытался объяснить Осетр, но дядьки уже и след простыл.

Только чпокнула перепонка люка.

— Вниманию господ пассажиров, — объявил интерком. — Приглашаем вас на завтрак. Кают-компании откроются через десять минут.

Времени было вагон и маленькая тележка. Десять минут!.. Для того, кто едва ли не каждый день выполняет команду «Казарма, сорок пять секунд — подъем!», десять минут — это сродни вечности.

Когда Осетр подошел с дверям в кают-компанию, толпа оголодавших пассажиров только-только начала втягиваться внутрь.

Попутчик помахал Осетру рукой с дальнего края кают-компании, но молодой человек сделал вид, что не заметил приглашающего жеста.

Стол, за которым он сидел в последний раз с Яной и мегерой Аней, был еще свободен — дамы задерживались. Правда, стоило Осетру сесть, как к нему приблизился некто патлатый и небритый в куртке без застежек:

— У вас свободно?

— Простите, занято! — отрезал Осетр. — Сейчас за этот стол сядут.

Патлатый немедленно убрался. Честно говоря, Осетр сказал бы такому «Занято», даже если бы не ждал Яну с мегерой. Не любил он подобных типов. У тех, у кого не причесаны волосы и не застегнута одежда, обычно и в мыслях бардак, а ни один «росомаха» бардака не терпит. На том стояла, стоит и будет стоять любая боеспособная армия. Правда, патлатый мог оказаться каким-нибудь художником, а у них бардак в волосах вовсе не тождествен бардаку в мыслях, наоборот…

Тут в кают-компании появилась Яна, и Осетр тут же забыл о патлатых художниках.

«Яна… — прошептал он мысленно. — Яна! Яночка!»

Удивительное дело, совсем немного времени прошло с момента их расставания, а сейчас Осетру казалось, будто минуло сто лет. Ладно, пусть не календарных, а световых, и пусть не сто… а сколько там?., но ведь минуло же!

Он встал, резко дернул головой в приветствии, отставил стул для мегеры (она взглянула на него гораздо благосклоннее, чем при знакомстве), потом для Яны.

— Вы очень любезны, офицер!

— А их, наверное, учат любезности, — сказала Яна.

Судя по тону, она была не в духе. Возможно, поспорила с нянькой, насколько приличной девушке допустимо опаздывать к завтраку после релаксационного дна. А может, ей уже наскучила компания нового знакомого. Кто их, этих великородных барышень, знает!

— «Росомах» несомненно учат этике светского общения, — сказал Осетр, поскольку не знал, с чего начать разговор. — Хотя в повседневной жизни мы подчиняемся требованиям устава.

Похоже, Яна и сама поняла, что ее резкость ничем не оправдана.

— Извините, Остромир! Не знаю, что на меня нашло…

Поскольку Осетр по-прежнему не знал, что сказать, он только учтиво кивнул головой.

— А скажите, офицер, — зато мегера сегодня была учтива, — вы откуда родом?

Наверное, ее за прошедшее с последней встречи время изрядно повоспитывали. Неужели Яна?..

— Если это не военная тайна, конечно.

— Нет, не тайна, — сказал Осетр. И зачем-то соврал: — Я родом с Белого Зимовья.

— А где это?

— В Приграничье. Рядом с Великим Мерканским Орденом. Около сотни световых лет от кордона.

— А ваши батюшка и матушка по-прежнему там живут? — спросила мегера.

— Мои родители погибли.

— Простите! — Мегера поджала губы. Осетр ответил сдержанным кивком.

— Мой отец был военным. Служил в дивизии, защищавшей Белое Зимовье. Планетарная артиллерия. На Зимовье напали пираты. Много лет в том районе Галактики свирепствовал тип без гражданства по кличке Джон Сильвер. Меня спас десант «росомах». Пираты бежали, мою мать они увезли с собой.

— А почему вы решили, что она непременно погибла? Может, ей удалось уцелеть. Так бывает сплошь и рядом.

— За нее не попросили выкупа. Пираты обычно похищают людей, чтобы получить за них выкуп. За мою мать не попросили. Правда, у нее не было родственников… А все родственники отца жили там же, на Белом Зимовье, и тоже погибли.

— Ну вот видите, — с воодушевлением сказала мегера. — Пиратам просто не у кого было просить выкуп. А тех, кого не могут выкупить, пираты продают в рабство. Ваша матушка наверняка жива. Трудится на какого-нибудь рабовладельца.

Эх, если бы это было правдой!..

Яна лениво ковырялась вилкой в тарелке с омлетом. Ей по-прежнему было наплевать на кадета. Да и на историю его несчастной семьи, надо полагать, тоже. Почему ее должна трогать достаточно распространенная в Приграничье история?

Впрочем, когда она, отложив вилку, глянула на Осетра сочувственно и сказала: «Поверьте, мне жаль ваших родителей», оказалось, что ей вовсе и не наплевать. И Осетр был ей за это благодарен, что, слегка запинаясь от смущения, и выразил.

— «Росомахи» взяли вас к себе? — спросила мегера.

— Да. Куда им еще было меня девать? И слава богу, потому что иначе я бы, скорее всего, не выжил. Как я теперь понимаю, на Белом Зимовье после нападения жизнь налаживать было чрезвычайно трудно.

— У меня папа тоже учился в школе «росомах», — задумчиво сказала Яна, словно забыла, что уже говорила об этом вчера.

Мегера (впрочем, почему мегера? Сегодня она ни в малой степени не походила на женщину с таким характером) … няня Аня строго-предупреждающе глянула на воспитанницу, но та и сама больше ни словом не обмолвилась.

Обед продолжался тем же чередом. Няня расспрашивала Осетра о его жизни; кадет рассказывал то, что можно было рассказать (и больше не врал, просто отвечал: «Об этом я не должен говорить»); Яна в задумчивости ковырялась вилкой в тарелке.

А потом интерком объявил:

— Внимание! Господ пассажиров, следующих до Угловки, просим не задерживаться с завтраком. Стыковка с шаттлом через полчаса, отправление шаттла в десять часов по судовому времени. Посадка на шаттл с палубы Б через основной выход номер два. Стюарды проводят вас.

— Интересно, — сказала няня Аня. — Много ли преступников везет наш корабль?

— Преступников? — непонимающе уставился на нее Осетр.

И вдруг сообразил: ведь Угловку в просторечье называют Крестами. Здесь расположен центральный имперский лагерь отбывающих наказание преступников. Собственно, вся планета и представляет собой лагерь.

— Их тоже будут пересаживать на шаттл с палубы Б? — продолжала толстуха. — Не хотелось бы мне оказаться с ними рядом!

— Вряд ли, — сказал Осетр. — Думаю, за ними присылают специальный транспорт с охранниками. И высаживают с корабля через грузовую палубу. Они же лишены гражданских прав.

— А они не вырвутся? — Няня глянула на кадета с тревогой.

Осетр сдержал улыбку превосходства.

Эх, женщины, женщины!.. Ясно ведь, что даже если преступники вдруг и взбунтуются, то тут же будут изолированы в своем отсеке. А потом через вентиляцию пустят усыпляющий газ, и привет семье! Впрочем, до преступников наверняка доведены возможные меры противодействия при бунте, и смысла баламутиться им просто нет. Только срок себе набавишь! Вместо одного пожизненного станет два…