Александр Зорич - Без пощады Страница 5

— Товарищ капитан-лейтенант, не обижайтесь, но ни в коем случае нельзя обсуждать вопросы побега в бараках. И вообще на территории лагеря. Здесь наверняка все прослушивается. А даже если и не все… — Я замялся.

— Что?

— Неприятно это говорить… Но… Но, возможно, кто-то из наших товарищей согласился… или в будущем согласится… на сотрудничество с клонами…

— Стукачи?! — ахнул Меркулов. — Кто?!

— Тише, тише. Я не сказал, что они есть. Но они могут быть. Или могут появиться.

— Да я голыми руками!.. гада!..

«Ну и тип. Как он умудрился до капитан-лейтенанта дослужиться и ни разу не загремел обратно в летехи по неполному соответствию? При таком характере!»

— И я, товарищ капитан-лейтенант. Но если не знаешь, кто этот гад, а он тем временем на тебя стучит коменданту, то согласитесь…

— Чепуху мелешь, лейтенант… Не может такого быть, чтобы русский офицер продался этим выродкам! — Меркулов явно переключился на диалог с внутренним голосом, не со мной. — Не-ет, такому никогда не быть!

Аргумент был веский, ничего не скажешь. Оставалось только согласиться.

— Я тоже в этом уверен.

Мы шли длинным проходом между двумя сетчатыми заборами. Этот проход, рассекающий лагерь надвое, находился под постоянным наблюдением из цитадели.

Лейтенант Тихомиров, знаток и ценитель античности, уверял, что такая центральная улица в римском военном лагере называлась «виа преториа». Это мудреное название не прижилось, а вот «Тверская», как окрестил ее Лева-Осназ, подхватили все.

Итак, прошли мы с Меркуловым по Тверской и уперлись в турникет Западного КПП.

Кроме этого символического препятствия, ничто не мешало военнопленному покинуть территорию лагеря в любое время дня и ночи. Не было там ни собак, ни автоматчиков, ни многорядной проволоки под током, ни колониальной экзотики вроде живой изгороди из трайтаонских хищных лиан.

Удивительно?

Да.

Я достал свое удостоверение и засунул его в щель сканера. Створки турникета разошлись в стороны.

Пройдя через КПП, я достал удостоверение из лотка, в который оно было выплюнуто, и положил обратно в нагрудный карман.

«Вы покидаете территорию лагеря нравственного просвещения им. Бэджада Саванэ. Напоминаем, что ближайшее мероприятие — ужин — состоится через один час тридцать восемь минут. Ближайшее контрольное мероприятие — построение перед вечерней молитвой — состоится через два часа тридцать восемь минут. Приятной прогулки!»

— Чтоб тебе сдохнуть, — проворчал Меркулов.

Итак, мы на свободе. Жилблоки, санблоки, пищеблок, спортплощадки, раскидистые платаны, погребальная башня-дахма и, главное — цитадель все осталось за спиной.

Повторяю: на свободе.

Не верите? Зря.

— Послушай, я не понял. — Меркулову было явно не по себе. — В чем подвох? Если мы подойдем к краю плато, нас снимет снайпер?

— Нет.

— Значит, где-то есть скрытый периметр охраны? Пикеты? Секреты? Огневые точки?

— Насколько я знаю, нет.

— Плато оканчивается отвесным обрывом?

— Нет. Там есть вполне сносный спуск.

— Так какого же рожна?!

Нехорошо отвечать старшему по званию вопросом на вопрос, но эффект того стоил.

— Как, по-вашему, называется эта планета? — Меркулов посмотрел на меня испытующе.

— В загадки играть будем?

— А почему бы и нет, товарищ капитан-лейтенант?

— Ну давай поиграем…

Меркулов остановился, подпер подбородок рукой и с демонстративной задумчивостью вперился в бледно-голубое небо.

Я торчал здесь уже три недели. Почти все мои товарищи по несчастью, которых конкордианское вторжение застало на планетах внешнего пояса, — больше месяца. Среди них были опытные навигаторы и астрографы, пилоты и разведчики. Был, в конце концов, всезнающий эксперт Здочев. По ночам они изучали рисунок созвездий и подсчитывали количество небесных тел в звездной системе. Днем по сто раз глядели на местное солнце, растирали в пальцах грунт, по часу рассматривали каждую залетную «стрекозу» (квазинасекомые; настоящим стрекозам здесь взяться было неоткуда).

Никто не смог уверенно опознать планету — ни по астрографическим, ни по каким другим признакам. Наши же тюремщики держали ее название в строжайшей тайне. «Не важно, как называется место, куда занесла нас судьба, — говорил Кирдэр. — Важно, что здесь проходит передний край борьбы с Ангра-Манью».

Но не могли же мы всерьез называть планету, на которой, быть может, нам предстояло проторчать еще долгие годы, «Передним Краем Борьбы с Ангра-Манью»! Просто «Передний Край», может, и сгодилось бы — для передовой базы нашего флота, но уж никак не для клонского тайного логовища!

Поэтому кто-то из старших офицеров еще до моего появления окрестил планету Глаголом. Для гражданского уха звучит диковато, но для военного — органично.

«Глагол» — это четвертый код из таблицы условных позывных (после «Азов», «Бук», «Ветер»). Во время планирования реальных боевых действий эти коды обычно перекрываются личными позывными командиров тактических подразделений. Но во время учебного моделирования табличными кодами пользуются вовсю.

Эти коды — азбука войны.

Скажем, задача из учебника по тактике может формулироваться так.

«Вам приказано атаковать на высокой орбите планеты 3-го класса транспорт противника условного типа «Дюгонь». Ударные группы «Азов» и «Бук» состоят из трех торпедоносцев ДИ-4 каждая. Группа прикрытия «Ветер» состоит из шести истребителей РОК-12-тер. В вашем распоряжении имеются еще два истребителя РОК-12-тер, два штурмовика ЛЕ-10 и два разведчика ДИ-4Р. Варианты использования этих флуггеров: (1) сформировать одну большую демонстрационную группу «Глагол»; (2) сформировать две демонстрационные группы — «Глагол» и «Древо»; (3) распределить флуггеры между группами «Азов», «Бук», «Ветер».

Сделайте ваш выбор и обоснуйте его, если известно, что транспорт охраняется двумя фрегатами условного типа «Хищный», находящимися на той же орбите, что и транспорт, с опережением и отставанием в 2000 и 1000 км соответственно (ТТХ условных боеединиц см. в Приложении 2)».

Но зачем мне было говорить Меркулову, что условное название планеты — Глагол? И что ничего достоверного установить не удалось? Пусть уж помучается!

— Это не так-то сложно, когда знаешь все планеты Конкордии наперечет… — пробормотал Меркулов, на глазок определяя угловые размеры неяркого светила при помощи разведенных большого и указательного пальцев. — Та-ак, это не Йама. Там центральная звезда значительно меньше. Не Ардвисура — спектральный класс другой. Ну, не Паркида и не Вэртрагна, ясно… А, да это же Хварэна! Что тут сложного? — Он повернулся ко мне с улыбкой победителя.

— Все бы хорошо, но сутки здесь втрое длиннее хварэнских. Кроме того, есть и другие отличия. Вы их еще встретите.

— А что за сутки на Хварэне?

— Двадцать два стандартных часа.

Эту цифру я вынес отнюдь не из Академии. Кому она нужна, Хварэна?! Но в последние недели я столько раз становился свидетелем и посильным участником подобных дискуссий, что волей-неволей начал ориентироваться в конкордианской астрографии.

— Ну допустим. А другие отличия?

— Вот о них я и хотел вам рассказать. Пойдемте к ребятам.

Я указал на группу пленных, которые, как и мы, вышли погулять. Они стояли перед желтой табличкой «СТОЙ! ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!» и играли в «ложки».

— Да ну их, этих ребят.

— Это займет пять минут. Пойдемте-пойдемте, не пожалеете.

Мы подошли. Ребята оказались итальянцами. Я их лично не знал, хотя мне было известно, что это звездолетчики с двух линкоров, расстрелянных из засады в упор на рейде Екатерины.

Занимались итальянцы вот чем. Набрав в столовой ложек (администрацией лагеря это не приветствовалось, но и не возбранялось), они бросали их за желтую табличку. И смотрели, что дальше будет.

Когда Меркулов увидел, что дальше, ему оставалось от изумления только открыть рот и молча ждать, что будет еще дальше.

Итак. Итальянец бросает ложку — легким взмахом руки, метра на два.

Подчиняясь закону всемирного тяготения, ложка падает на грунт. Но вместо того, чтобы полностью упасть и лежать себе, ложка встает вертикально. И стоит.

Грунт как грунт. Щебенка с серой глиной вперемешку. Трава на ней не растет, но и в других местах, если исключить специально культивированные участки лагеря с завозным черноземом, тоже не растет ничегошеньки. Надо старательно присматриваться, чтобы заметить, что бочок то одного, то другого камешка в аномальной зоне нет-нет, да и заиграет на свету бледным радужным сполохом. А иногда и этот эффект не наблюдается.

А ложка стоит. Десять секунд стоит, двадцать… а потом — хлоп! — вылетает из аномальной зоны по параболе, как пробка из бутылки.