Роберт Шекли - Билл, герой Галактики, на планете закупоренных мозгов Страница 5

– Там, откуда я родом, так не говорят.

– Да? Очень интересно. В общем, мне какое-то время придется держаться от тебя в стороне. Но не волнуйся, я помогу тебе.

– Поторопись, пока меня не выкинули из моей головы.

С тех пор как Иллирия навестила его последний раз, прошло несколько дней. Сколько точно, Билл не знал. Цурис двигался вокруг своего солнца по диковинной волнообразной орбите, в результате чего длина суток оказывалась все время разной. Одни дни назывались Тигровыми (или Частокольными? – перевести точно не представлялось возможным). В эти дни солнце вставало и заходило каждый час, раскрашивая планету то в желтый, то в черный цвет. Билл решил отмечать каждый световой период царапиной на стене. Правда, понятия не имел, каким образом, но разве не так поступали те парни, которых сажали в тюрьму и про которых рассказывалось в книжках, прочитанных в детстве на Фигеринадоне, на скирде, что стояла за кучей навоза во дворе родительской фермы? Короче, он попытался, но обнаружил, что его царапина – рядом с другой, которая была на стене раньше. Или же он сам – просто не отложилось в памяти – отметил два световых периода. Или один, но дважды. Чем глубже Билл размышлял, тем сильнее убеждался, что царапанию на тюремных стенах следует обучать в школе, а уж потом проверять навыки в полевых условиях. Поэтому большую часть времени он сидел сиднем. В палате не было ни книг, ни газет, ни телевизора. По счастью, на корпусе транслятора имелся рычажок, позволявший переключать прибор с «Перевода» на «Разговор». Берясь за рычажок, Билл почувствовал себя глупцом, но больше поговорить было не с кем.

– Привет, – сказал он.

– Здорово, – ответил транслятор. – Чаво тута творисся?

– Что за идиотский акцент? – удивился Билл.

– Я же транслятор, приятель, – раздраженно пробурчал прибор. – Если в моей речи не будет жаргона, позаимствованного из многих известных мне языков, я упаду в собственных глазах. Усек?

– Не слишком важная причина.

– Кому как, ты, вшивый органический недоносок! – горячо возразил транслятор.

– Зачем же оскорблять-то? – пробормотал Билл. Ответом ему было механическое фырканье. Наступила пауза. После долгого молчания Билл поинтересовался: – В киношку давно ходил?

– Куда?

– В киношку.

– Ты что, сдурел? Я же крохотный приборчик на транзисторах, помещаюсь у тебя под правой мышкой или в ухе. Повис, и все. Как я могу ходить в кино?

– Я пошутил.

– Тоже мне, шутник нашелся, – огрызнулся транслятор. – Хватит с тебя?

– Чего?

– Разговора.

– Конечно, нет! Мы же только начали.

– К твоему сведению, я почти израсходовал разговорную емкость. Как транслятор буду, разумеется, работать по-прежнему, а разговоры, к моему глубокому сожалению, пора заканчивать. Отбой. Конец связи.

– Транслятор, – позвал Билл какое-то время спустя.

Тишина.

– У тебя вообще никаких слов не осталось?

– Эти два, – ответил транслятор и замолк окончательно.

Вскоре Билл услышал новый голос – вечером, после того как поужинал осоложенной мякотью малины и съел тарелку чего-то, напоминавшего по вкусу жареную куриную печень, а по виду смахивавшего на апельсиновые леденцы. Поев, он принялся читать этикетки на рубашке при свете лампы, которую называли «Слепой обыватель» – из-за того, что она одинаково освещала все подносимые к ней предметы. Билл потянулся и собирался было зевнуть, когда голос за спиной произнес:

– Слушай.

Билл вздрогнул и ошалело завертел головой. В комнате, кроме него, никого не было.

– Нет, – продолжал голос, словно подтверждая сей факт, – я не в комнате.

– А где?

– Боюсь, объяснить будет трудновато.

– Попытайся.

– Не сегодня.

– Что тебе нужно?

– Я хочу помочь тебе, Билл.

Подобное Билл уже слыхал. Впрочем, всегда приятно, когда тебе хотят помочь. Герой Галактики сел на краешек ванны и вновь оглядел комнату. Никого.

– Помощь мне не помешает. Сможешь вытащить меня отсюда?

– Смогу, – ответил голос. – Если ты в точности исполнишь мои указания.

– Смотря что ты мне прикажешь.

– Возможно, ты решишь, что я спятил. Но для успеха крайне необходимо, чтобы ты верил мне и исполнил все в точности.

– Что же мне делать?

– Тебе, наверное, не понравится…

– Говори или заткнись! – взвизгнул Билл. – Пожалей мои нервы! Плевать, понравится или нет, главное – выбраться отсюда! Давай выкладывай!

– Ты можешь одновременно похлопать рукой себя по голове, а другой – потереть живот?

– Не думаю, – отозвался Билл. Он попробовал, но не преуспел. – Видишь? Я же говорил.

– Но если потренируешься, у тебя получится, верно?

– Зачем?

– Затем, что у тебя есть возможность бежать из тюрьмы. Твоя дальнейшая жизнь – останешься ты в собственном теле или нет – зависит от того, насколько точно ты будешь исполнять мои указания.

– Понятно. – На самом деле Билл ничего не понял, но делать все равно было нечего. – Может, представишься?

– Не теперь.

– Ясно. Почему?

– Объясню в другой раз. Тренируйся, Билл. Тренируйся. Я вернусь. – Голос умолк.

Глава 6

На следующее утро в камеру Билла пришла целая делегация цурихианских врачей. Двое имели привычную сферическую форму, третий помещался в теле крупной шотландской овчарки. Его замучили блохи, и он постоянно чесался задней лапой. Оставшиеся двое в своем прежнем существовании были, возможно, чинджерами: зеленые ящерицы с блестящими чешуйками.

– Пора принять старую добрую протоплазменную ванну, – весело сказал доктор Вескер. – Доктор Вескер, – представился он Биллу, которому было откровенно наплевать.

Эти цурихиане мужского пола были врачами, что подтверждалось длинными белыми халатами, из карманов которых ухарски торчали стетоскопы. Все они говорили на стандартном, классическом или цурихианском, так что транслятор Билла, по-прежнему находившийся у того под мышкой, справлялся с переводом безо всяких сложностей.

– Док, я в порядке? – таков был едва ли не первый из вопросов Билла.

– В полном, – уверил врач.

– Если так, почему меня не выпускают?

– О, торопиться не стоит, – отозвался врач и со смешком вышел из камеры.

– Что означал его смешок? – спросил Билл у Иллирии, когда ушли и остальные.

– Доктора все такие. Они вечно подсмеиваются.

– А что случится со мной, когда я выйду отсюда?

– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – предложила Иллирия. – Сегодня чудесный день, зачем его портить?

Иллирия теперь дежурила ночами. Они с Биллом разговаривали обо всем на свете. Билл узнал, что цурихиане живут на Цурисе так давно, что уже никто не помнит, когда они тут появились. По одной теории, разумная жизнь на Цурисе возникла вместе с планетой, которая родилась из огненных вспышек Иа-Иа, своего желто-красного солнца. Билл не совсем понял, что Иллирия имеет в виду, и ей пришлось объяснить, что на Цурисе фактически не существует рождений и смертей. Все разумные существа, когда-либо обитавшие на планете, живут на ней до сих пор, просто те, кому не хватило тел, покоятся без сознания в психожизненном растворе из натуральных электролитов.

– Все? – уточнил Билл. – Сколько же их?

– Ровно миллиард, – ответила Иллирия. – Не больше и не меньше. Они – мы – живут на планете с начала времен. Когда-нибудь я обязательно покажу тебе ждущих тела. Мы их называем покойниками. Они находятся в бутылках…

– Миллиард мозгов в бутылках! Сколько же надо бутылок на такую ораву!

– Очень много, поэтому мы собираем бутылки по всей Галактике. У нас есть и винные, и пивные, и из-под газировки – словом, почти какие угодно.

– Н-да, – протянул Билл, снова впадая в отчаяние. – А почему их должен быть ровно миллиард?

– Пути Господни неисповедимы, – произнесла Иллирия. Она была религиозной девушкой, ревностной прихожанкой Церкви Мелкой Благотворительности. Несмотря на это, с ней приятно было поговорить, а широтой взглядов она превосходила большинство женщин-цурихианок. По крайней мере по ее словам.

Глава 7

Билл, что вполне естественно, задумывался о своем будущем. Иллирия, похоже, не желала говорить на эту тему. Стоило Биллу обронить хотя бы словечко, она тут же мрачнела – насколько то было возможно для цурихианки, – ее голубовато-желтые глаза затуманивались, а в голосе слышалась хрипотца. Впрочем, по большому счету, Билл чувствовал себя неплохо. Единственная работа, выполнения которой от него требовали, заключалась в ежедневном двухчасовом купании в питательной жидкости (если, конечно, слово «работа» сюда подходит). Никогда еще кожа Героя Галактики не была настолько мягкой. Ногти тоже потихонечку размягчались; даже когти на крокодильей лапе, выросшей до весьма приличных размеров, – и те понемногу становились мягче. Билл однажды полюбопытствовал, зачем его заставляют принимать столько ванн. Иллирия ответила, что предпочла бы обсудить что-нибудь другое.