Венедикт Ли - Perpetuum mobile (Гроза над Миром – 2) Страница 5

– Что думаешь делать, Одди?

– Отпрыгнуть подальше. Пока.

Глаза ее загорелись. Просто наполнились диким восторгом.

Схватила меня за плечи.

– С моей помощью исчезнешь… Потом вернешься. И… – голос ее упал до шепота, – …уделаешь Хозяйку, да? Никому не удавалось. Никому. Но ты…

Я кивнул.

– Может, получится. Есть нетривиальное решение.

3. ЧАС ОТ ЧАСУ НЕ ЛЕГЧЕ

В безделье и праздности прошел остаток дня, сменившись ночью ласки и нежности. А поутру Наташа засобиралась.

– На работу мне.

«Ох, Мария-дева безгрешная. Ты еще и работаешь?»

Мы все нежились в постели, и я оседлал ее, решив овладеть ею еще раз.

– Ты же меня не любишь, – сказала Ната. – Только дуришь честную девушку. Тебе неинтересно, кто я, что я и чем живу. В смысле: на личность и душу мою тебе наплевать. С «Башни Ваги».

– Радость моя, на крыше самого высокого нашего небоскреба я никогда не был – слишком дорогой билет – жалко грошей. Но в неотесанности своей, простой рабочий парнишка, каюсь. Готов исправиться.

Я вошел в нее, она, выгнувшись, застонала.

– Позвольте познакомиться с вами, девушка. Я – Одиссей Неодим Гор.

– …А-а-х… Наталия Вернер…

Она быстро шла к вершине, я тоже. Успел, задыхаясь, прошептать:

– В настоящее… время… безработный.

Она мне подыграла:

– …А я – работающая девушка. Не то, что ты подумал.… Вожусь с бумажками в…

Секретутка. Я все подумал правильно.

Тут мы, рыча, сплелись воедино. И я потрудился на славу, наставив ее непосредственному начальничку большие, ветвистые рога.

– Пока! – Ната в сомнении сдвинула брови. – Ключи не оставляю – выходить тебе, сам понимаешь… Буду в семь или чуть позже. Сиди, не рыпайся. Жрать поищешь в холодильнике. К телефону не подходи, двери никому не открывай.

«Как мамочка с дитем разговаривает».

– А если, помилуй Дева, ломиться начнут? Станут орать: «Откройте, полиция!»

– Тогда ты вор, забравшийся к честной девушке. Пока.

И ушла, оставив меня скучать в шикарной хате на …надцатом этаже. Если что, без парашюта не убегу. Как я так по дурному влип?

Делать было нечего, и я обошел всю хату, пригляделся. Ни следа прошлого присутствия другого мужчины. Будто жилище старой девы. Тогда я стал разыскивать, сам не знаю что. Любые вещички, безделушки, в общем, все, что могло бы приоткрыть мне личность Наташи. «Кто я, что я и чем живу». Примерно через час мною овладела тревога и, поразмыслив, я понял, что интуиция меня опять не подвела. Наташа здесь не жила, во всяком случае, сколько-нибудь длительное время. Это не ее квартира. Это вообще не квартира конкретного человека, а что-то, вроде номера в гостинице. Ловушка для дурака.

Я тихо подошел к входной двери, осторожно повернул ручку и поставил замок на фиксатор. Приотворил дверь, выглянул. На лестничной площадке никого не было.

Пару пролетов прошагал, насвистывая, потом воспользовался лифтом. На полпути вниз кабина остановилась, я невольно сжался. Впорхнули две школьницы, мельком глянули на меня, прыснули. Я молча стоял, прислоняясь к стенке, руки в карманах. Девицы больше не обращали на меня внимания. Лязгнули, раздвинувшись дверцы, я вежливо пропустил девчат и не спеша, поплелся следом. Прошли холл, где дремала за конторкой старушка, и на выходе одна девочка сказала другой:

– Просто дура. Год ее год считай, прошел…

Они прибавили шагу, и дальше я не расслышал. Но и так было понятно. О Седе кто только не говорил. Модная поэтесса нравилась молодежи, наверное, потому что сама была еще девчонкой. И ее выступления всегда были успешны.

Скорее не талант, а другое обстоятельство, привлекало к ней внимание. Ореол обреченности. Хозяйка изволила повременить с казнью оскорбившей ее молодой идиотки. «А если она, в самом деле, напишет что-то стоящее, а не заемные ругательные вирши? Я б хотела послушать». Подаренный Седе год истекал через тридцать три дня. Думать об этом было неприятно, и я переключился на размышления более полезные. О себе.

Похоже, мои подозрения – неосновательны. Вот, иду себе, и – ничего. Был бы под колпаком, давно б повязали. Хотя… Если у меня нет паранойи, то это еще не значит, что за мной никто не следит. Властям-то «соратник Крей» нужен больше, чем я. Вот и ждут, что приведу к нему. И, пока не разочаруются в своих наивных ожиданиях, до тех пор я – свободен.

Впереди путеводно стучали по тротуару каблучки девчонок. Я шел следом. Народу на улице становилось все больше. Кое-где я замечал полицию, парни скучали, блюдя общественный порядок. Их я не боялся: меня ловит Безопасность. С полицией они в таких случаях не кооперируются. Это в Эгваль мои фото пестрели бы на каждом углу: фас, профиль, описание преступного жизненного пути. У нас не так. Тебя ждут там, где живешь, работаешь, куда ходишь в гости… Все привычные пути мне заказаны – удостоился внимания Хозяюшки. Распределенный контроль – кто выделился из общей массы, того и ведем. Остальные пригнут головы сами.

На дурочке Седе уже демонстрируют «воспитательный момент». Ну вот, опять! Я снова попытался выкинуть ее из головы. Не тут-то было! Пока шел «на автопилоте», размышляя о насущном политическом моменте, оказался у входа в Театр драмы – большущий, белый, весь прямоугольный. Вся толпа вместе со мной туда и перла. Приплыл, называется. Пока я топтался в нерешительности, ко мне подскочил спекулянт и предложил билет. Самый последний – «Только для вас, молодой человек! Только для вас!» – за полцены. Ага. Пришлось купить, я продолжал играть роль добропорядочного бездельника. Поднял голову. Над фасадом висел плакат – портрет и подпись: всего четыре яркие буквы. СЕДА.

Из дальних пределов тебя ожидая,

Я дни, и часы, и минуты считаю.

Когда ты вернешься, шаги на пороге,

Заслышу и выйду – твоя недотрога.

Скажу, что лгала я, когда говорила,

Что нету любви – что же я натворила?

Но все позади, пред тобой на коленях

Я плачу, прошу и молю о прощении

И слышу слова, полны неги и страсти

Твои. Хотя мной не заслужено счастье,

Но я принимаю судьбы драгоценный

Подарок – тебя, о, мой мальчик бесценный!

Отдать себя всю я тебе бы хотела!..

Но ты… не вернулся из дальних пределов.

Ее манера чтения вначале казалась монотонной, но именно эта размеренность производила эффект почти гипнотический, скрывая банальность тем и несовершенство рифм. Седа выглядела бледной и не совсем здоровой, но голос ее был чист и тверд. Косая челочка, две короткие косы… то же лицейское глупое платье. Только туфли на высоких каблуках лицейским девочкам носить не разрешалось.

Седа выдержала паузу, пережидая восторги слушателей, окинула зал быстрым взглядом, и я испугался, что она заметит меня. Вскинула голову и начала читать свое новое стихотворение.

Передо мной сидел мосластый тип в костюме-тройке песочного цвета, довольно высокий и я использовал его спину, как укрытие. А тот весь обратился в слух – Седины вирши его порядком проняли. Один раз он слегка повернул голову, вроде задумавшись, я увидел костистое, загорелое лицо, почему-то показавшееся мне знакомым. Не старый: лет слегка за тридцать. Но уже инвалид – я заметил набалдашник трости, которую он держал между колен.

В конце публика аплодировала стоя. Я тоже, но держался за спиной долговязого. Потом овации стихли и все дружно двинулись к выходу. Я обогнал ковыляющего «ангела хранителя», правая нога у него совсем не гнулась, и сбежал по широким ступенькам в ночную свежесть. Когда я проходил мимо парочки полицейских, один из них поманил меня пальцем.

– Ась? – я замедлил шаг, демонстрируя законопослушность и чувствуя, как заныли от напряжения мышцы спины. Я не силач, но оглоушу обоих. И что? Помчусь по ярко освещенной улице, сшибая прохожих?

– Мотню застегни, парень, – оба ухмыльнулись.

Вот почему смеялись девчонки в лифте.

Я задернул молнию на своих многострадальных джинсах и пошел себе дальше, как ни в чем не бывало. Заслышав гул подходящего к остановке скоростного трамвая, припустил бегом. Вскочил в последний момент, уселся на место убогих и пассажиров с детьми – самоуверенный молодой человек. На деле же едва сдерживался, чтобы не затрястись, как перепуганный заяц. У каждого человека есть предел нервной устойчивости, и свой я едва не перешагнул.

Но круг по столичному городу, когда темнеет и загораются огни – меня успокоил. Вагнок красив, грандиозен, многоэтажен. Местами рельсовый путь подходит близко к домам, а я люблю заглядывать в окна.