Геннадий Прашкевич - Дэдо (сборник) Страница 5

– У вас, моряк, может получиться. Господин Дэдо, которого вы ищете, теперь перебрался на Монпарнас. Они все туда сбежали с Монмартра, эти пьяницы и развратники.

– Похоже, вы не любите художников?

– Разве я похож на педика? – возмутился папаша Фреде, но цель, так просто и благородно озвученная Семеном, его привлекла. – Оседлайте его, моряк и хорошенько отделайте, он заслужил это. Напомните ему о долгах папаше Фреде. Если он вернет долг, моряк, вы можете целых две недели подряд получать у меня аперитив бесплатно.

Поиск Дэдо длился долго.

Улочки и площади Парижа скоро надоели Семену.

Они, конечно, были красивыми, но нельзя так много красивого.

Бистро. Неровно вымощенные мостовые. Снова бистро. Тяжелые битюги, запряженные в длинные фуры. Бродячие фокусники, шарманщики. И снова бистро. Желто-коричневые ассенизационные бочки. Ноги у Семена болели, но он чувствовал, что цель близка, потому что добрался, наконец, до перекрестка бульваров Монпарнас и Распай. Здесь тоже было много магазинчиков и кафе, в которых пахло потом и винным перегаром, зато кофе и рогалик стоили всего пять сантимов. Правда, что-то подсказывало Семену, что в такие случайные места человек, ждущий славы (может, уже дождавшийся) не пойдет. Скорее, человек, ждущий славы, заглянет в одно из тех четырех заведений, что украшают собой указанный перекресток –

По наитию Семен выбрал «Ротонду».

А может не по наитию, а по тому, что вывеска «Ротонды» была украшена красивой рекламой «Перно» – пузатая зеленая бутылка и две рюмки на черном фоне. Если бы Семен был художником, он рисовал бы только такие картины.

Комната с деревянной стойкой.

Грубые столики. Дым трубок и сигарет.

Рабочие спецовки, грубые вязаные фуфайки.

За рюмочкой «Перно», такой же зеленой, как на рекламе, расположился мрачный человек в коричневой куртке, похоже, надетой прямо на голое тело. Рядом с ним сидела дородная негритянка, одобрительно глянувшая на широкие плечи Семена.

Рыхлый господин с почтенной сединой и аккуратным пробором (как выяснилось вскоре, сам владелец кафе – мсье Либион) поставил перед Семеном стаканчик с аперитивом.

Семен отказался.

– Наверное, хотите вина?

Семен кивнул. Он не хотел начинать расспросы с ходу.

Он собирался присмотреться. Куда торопиться? Тем более что посетители «Ротонды» выглядели подозрительно, особенно бледный, худой, черноволосый (до синевы) человек, перед которым лежало несколько листков писчей бумаги, испачканных кофейными пятнами. Свободных мест в шумном кафе не было, но черноволосый нагло занимал целый столик, никто почему-то не подсаживался к нему. Черные (густо синие, так точнее) волосы, распахнутая вельветовая куртка. Из кармана торчала какая-то потрепанная книга.

Подумав, Семен решительно занял место за столиком черноволосого.

Взглянув на широкие плечи Семена, тот не возразил. Он даже выложил перед Семеном несколько фотографий. Наверное, приторговывает изображениями певичек, решил Семен, но на фотографиях оказались не певички. Каменные скульптуры оказались на фотографиях. Их, наверное, калили в адских печах. Под воздействием адского огня все скульптуры необыкновенно вытянулись. Адской температуры не выдерживает даже камень. Таких длинных голов Семен не видел даже в Африке. Пустые глаза без ресниц и без зрачков.

– Вы этим торгуете?

– Сто франков.

– За любую?

Черноволосый кивнул.

– Жаль, у меня нет ста франков.

– Если найдете пятьдесят, мне хватит.

– Хорошо, браток, – весело кивнул Семен. – А как увидеть саму скульптуру?

Он не собирался расставаться с пятьюдесятью франками, просто знакомство с художником возрождало в нем многолетнюю надежду найти Жанну. Без Жанны Париж напоминал Семену рвотное, как все прочие города…

По узким не очень чистым переулкам черноволосый (синеволосый) вывел Семена на строительную площадку. На заросшем травой участке недавно начали возводить жилое здание – торчали из земли сваи, тяжелой пирамидой возвышались каменные блоки для фундамента. Черноволосый нежно провел рукой по теплому камню. Это моя мастерская, сказал он. Хорошее место для моих вещей. Черноволосый так и сказал – la chose (вещь). Иногда я так увлекаюсь, сказал он, что пропускаю обед у тетушки Розали. Она ругается, но я все равно опаздываю. Мне приходится работать при луне.

– Но где же ваши работы?

– Посмотрите сюда.

Черноволосый осторожно обвел Семена вокруг каменной пирамиды и поставил перед отдельным каменным блоком. Наверное, этот блок привезли последним и поленились или еще не успели уложить в пирамиду. Строители, наверное, удивились бы, увидев, что кто-то придал обыкновенному каменному блоку сходство с удлиненным женским лицом, может даже излишне удлиненным.

– Это твердый камень? – по-хозяйски спросил Семен.

– Не имеет значения, – улыбнулся черноволосый. Волосы у него отливали явственной синью, как у североамериканского индейца. – Материал вообще не имеет значения, моряк. Важно создать впечатление твердости, а там делай вещь хоть из мыла. Мягкость или твердость скульптуры зависит только от мастера. Как в этой моей вещи. Видишь? Это египтянка. Я так ее называю.

– С ней не надо больше работать?

– Она само совершенство.

– Она мне нравится, – кивнул Семен. – Но, кажется, она вросла в землю. Я могу одним средним пальцем поднять сто восемьдесят килограммов, но эта вещь весит больше, гораздо больше. И что я скажу рабочим, когда они сюда придут? Камень наверняка принадлежит не вам.

– Это неважно, – раскипятился черноволосый. – Разве ваш ребенок принадлежит акушеру?

– Нет, так не бывает, браток, – покачал головой Семен. – Купленная вещь должна принадлежать покупателю. Таков закон. Купленную вещь приносят домой.

– Не всегда.

– Как это не всегда?

– Ну, у вас всегда есть выбор.

– Какой? – заинтересовался Семен.

– Мы можем пойти на кладбище. Там есть склад надгробий. У тебя сильные плечи, моряк, мы украдем кусок мрамора, и я выполню твой специальный заказ. Только для тебя. А если вам не нравится эта моя мысль…

– Совершенно не нравится.

– Я так и подумал, – разочарованно протянул черноволосый.

– А почему вы не спросите, почему мне не нравится эта мысль?

– Да, наверное, потому, что вы против прогресса. Вы, похоже, даже не социалист. Вы, похоже, не жалуете строителей. Наверное, вы не хотите, чтобы на этом месте когда-нибудь вырос хороший жилой дом. Кроме того, – искренне признался черноволосый, – три последних дня я ничего не ел. Только одну булочки за три су.

– Ладно. Беру.

Эффект оказался поразительный.

Сжатые кулаки черноволосого разжались.

Он засмеялся, как ребенок, получивший желанную игрушку, и, бережно приняв купюру в пятьдесят франков, вскрикнул:

– Я угощаю!

И нежно погладил скульптуру по длинному каменному носу.

– Теперь вы каждую ночь можете приходить сюда, моряк, и любоваться моей вещью. Видите? Это египтянка. Она из России. Это настоящая египтянка из России, так бывает, – загадочно добавил он. И дружески предупредил: – Приходите сюда только ночью. Местный сторож любит простое красное вино. Только не засиживайтесь с ним, а больше общайтесь с египтянкой.

Конечно, Семену было жаль пятьдесят франков, но зато в Париже у него теперь была некоторая собственность. Я хорошо начал, решил он. Ночи сейчас теплые, буду угощать сторожа красным вином. Интересно, как выглядит египтянка из России при лунном свете? Наверное, неплохо вписывается в пейзаж, высказал он вслух свою мысль, но черноволосый возразил:

– Пейзаж? Какой пейзаж? Не сердите меня. Пейзажа не существует.

– Как? – удивился Семен и обвел рукой пыльную строительную площадку, серые домики, тонущие в зелени, белые тихие облака, медленно катящиеся над Парижем. – А это что?

– Это не пейзаж, – объявил черноволосый. – Это фон.

И махнул рукой:

– Идемте!

Угощение оказалось приличным.

– Смотри. Вон туда смотри, – указал Семен, подкручивая усы, утирая пот, капельками выступивший над звездчатым шрамом, украшающим правую сторону его лба. Он уже не жалел. Ему было хорошо. Конечно, он отдал пятьдесят франков за какой-то строительный блок, но зато теперь пил и ел. – Смотри туда. Кажется, этого человека я видел в Танжере.

– Нет, ты не мог видеть этого человека в Танжере, – возразил черноволосый. – Это местный мясник. Я его хорошо знаю. Лучше не смотри на него. Он работает на бойне, лучше его не трогать.

– А почему с ним негритянка, а с нами никого нет?

– Да потому, что он не еврей.

– При чем тут это?

– Все евреи гуманисты, – туманно пояснил черноволосый. Возможно, он сам имел отношение к этому неутомимому племени. Лоб от вина тоже покрылся у него мелкими капельками пота. – Лучше не смотри на мясника. Я сам попробую его убедить. На мясника подействует. Или хотя бы на негритянку. Ей пора задуматься о том, что такое истинная любовь.