Мертвая тишина - С. А. Барнс Страница 5

Воллер угрюмо захлопывает рот, клацнув зубами, и разворачивается обратно к пульту управления.

Лурдес довольно ухмыляется мне. Хорошая девочка. Далеко пойдет, не то что все остальные. И мне приятно, что в свою последнюю смену я, по крайней мере, внесла в это свою лепту.

— В общем, дай знать, когда будешь готов, — подчеркнуто терпеливо говорит она пилоту.

Дожидаюсь его ответа на случай, если он решит на ней отыграться.

— Детка, я родился готовым, — мрачно отзывается Воллер. Руки его, однако, уже уверенно бегают по пульту.

Лурдес закатывает глаза и зачитывает координаты.

Я отправляюсь в свою каюту На мостике мне и без того уже слишком… тесно. Слишком много людей, слишком много эмоций. Не говоря уж об ощущении, что я только что избежала гильотины.

Воллер прав. Похоже, я и вправду выгадала себе еще один месяц в космосе. Но больше уже не будет ни отсрочек, ни загадочных сигналов.

Вот и всё. После этого вылета больше никаких кораблей, никакой черноты с точками звезд и никакого контроля.

И повсюду люди.

От одной лишь мысли об этом в ребра вновь впивается когтями паника.

Придется найти жилье. Какую-нибудь комнатушку размером с кладовку, которую я стану называть домом. Где буду наслаждаться соседским кашлем целых тридцать последующих лет, мотаясь в провонявшем потом переполненном общетрансе между «домом» и рабочим столом с тысячами нудных страниц учебных пособий, что мне предстоит просматривать и править на основании «многих лет ценного опыта». Мне всего тридцать три, почти тридцать четыре, а кажется — жизнь уже закончена.

Позади плетется Кейн. Буквально чувствую его спиной и знаю, что он собирается спросить. Останавливаюсь на пороге крохотного камбуза. Здесь все еще стоит аромат апельсинового чая Лурдес.

— Я же сказала, что всё в порядке.

Обернись я сейчас, в паре шагов от себя увижу механика, застывшего со скрещенными руками и нахмуренным лбом. За пятнадцать лет мне довелось работать с восемью различными экипажами — с тридцатью шестью разными людьми. Одни были квалифицированные, другие… проблемные. И, разумеется, именно в последней команде, именно в последнюю смену наконец нашелся кто-то с чутьем на вранье поострее, чем у меня.

— Я не верю тебе, — спокойно отвечает Кейн. — Давай поговорим.

Поскольку Кейн выполняет еще и обязанности врача, он знает обо мне гораздо больше всех остальных на борту. Казалось бы, это должно усложнить общение с ним. Знающие мою историю, как правило, не способны удержаться от того, чтобы не пялиться на меня с отвращением или же со смесью жалости и нездорового любопытства. Для меня это сущее надругательство. Кейн, однако, не таков.

Я разрываюсь между порывом как следует разозлиться, показать зубы и забиться поглубже в свой тщательно оберегаемый кокон и желанием повернуться к нему лицом, раскрыть рот и выговориться. И второе ощущается почти как физическое давление, распирающее меня изнутри. Кейн выслушает, я знаю, не сводя с меня внимательного взгляда.

Мне сдавливает грудь и обдает жаром при одной мысли о разговоре по душам.

Только исповеди не бывать.

Я могла бы списать всё на длительность последней миссии или на поганое чувство беззащитности, охватившее меня после пинка под зад с единственной работы, что я когда-либо любила. Возможно, я нашла бы родственную душу в любом человеке с добрым лицом и желанием меня выслушать, которому довелось оказаться рядом перед худшим моментом в моей жизни.

Но есть и еще кое-что. За прошедшую пару лет я несколько раз слышала, как Кейн разговаривает с дочерью по видеосвязи. Тепло и любовь в его голосе пробуждали во мне сильную и опасную боль.

Кейн заставляет меня чувствовать себя кем-то. Заставляет меня чувствовать.

Господи. Есть ли что сильнее и опаснее этого?

Сжимаю дрожащие руки в кулаки, стараясь не обращать внимания, как взмокли ладони.

— Мне нечего сказать, и работа ждет.

Вообще-то, присматривать за нами является частью работы Кейна. Особенно если кто-то проявляет склонность отправиться на прогулку в ничто.

Он вздыхает.

— Клэр, иногда ты пугаешь меня до чертиков, ты знаешь об этом?

Я ошарашенно поворачиваюсь к нему.

— Почему?

Он испытующе смотрит на меня, и мне стоит определенных усилий сохранять неподвижность под его взглядом.

— Расстраиваться из-за перемен, беспокоиться о будущем — это совершенно нормально. Но вот ты… — Кейн качает головой. — Никогда не встречал кого-либо, столь упорно стремящегося доказать, будто ему наплевать. Это-то и пугает.

Его слова — что молниеносный и изуверски точный удар по самому больному месту в моей душе, и я отшатываюсь, прикусив язык, так что на глаза наворачиваются слезы.

Но тут же расправляю плечи и вздергиваю подбородок, чтобы дать отпор:

— Тогда, полагаю, оно и к лучшему, что тебе не придется терпеть это слишком долго.

— Клэр… Я вовсе не это имел в виду…

— А мне плевать, что ты имел в виду, — перебиваю я его. — Видишь? Ты прав.

Он стискивает зубы и багровеет.

— Проследи, чтобы Нис помог Лурдес отследить сигнал.

Распоряжение бредовое, поскольку ни свора бешеных псов, ни реинкарнация персонального кумира Ниса — коим является Беркли Блю, прославленный хакер двадцатого столетия, — не способны удержать его от исследования загадочного сигнала. И все же это распоряжение.

Отворачиваюсь от Кейна и припускаю прочь, стараясь не обращать внимания на него и переполняющую меня странную смесь гордости и обиды. Гордости, что удалось хотя бы частично одурачить его. Обиды, потому что все-таки втайне надеялась, что он меня раскусит.

3

— Мы на месте, — звучит спустя девяносто четыре часа голос Воллера в моем интеркоме. — Прямо по курсу пустота, кэп.

Он даже не пытается скрыть ликование.

Меня пронзает горькое разочарование — не такое уж и неожиданное, впрочем. Что ж, определим источник сигнала, пометим его как помеху и отправимся к месту встречи с «Гинзбургом». Может, даже успеем, если он нас подождет.

Обратно в ничто.

Вещевой контейнер с распахнутой крышкой у изножья койки занимает весь проход моей каюты. Я пробираюсь по постели к выключателю интеркома на стене, открываю канал и отвечаю:

— Поняла. Уже иду.

Я уже упаковала почти все свои пожитки. Глупо дожидаться прибытия на «Гинзбург», а потом лихорадочно собираться. Аккуратно складываю жалкого вида одеяло — безнадежно затертое и перепачканное по краям рыжими пятнами, не исчезнувшими даже после бесчисленных стирок, — и убираю его в контейнер.

В своем почтенном возрасте и плачевном состоянии одеяло, честно говоря, выглядит довольно жалко. Тем не менее это одна из немногих вещей, что является моей