Алёна Медведева - Обжигающий север Страница 55

Как же обидно, что отец мне совсем ничего не рассказывал! Если бы я знала тогда, как важно все это выяснить, я бы сумела добиться, чтобы он рассказал. Но знал ли он сам о собственных возможностях? И тут же уверенно поняла – знал! Именно сейчас в голове в одну картину сложились мелкие детали и странности, которым я раньше или не придавала значения, или полагала их случайностями. Мой отец был виртуозным механиком и обходился без инструкций, любых указаний и соответствующего образования. Но при этом он всегда четко знал, в чем причина неисправности и как ее устранить. В точности как я с растениями! Возможно, можно так же чувствовать и неживую материю, понимать ее суть? Только пока мне это недоступно…

– Отец был лучшим механикам во Вселенной, – грустно поделилась я с мужем подозрением, – только благодаря ему наше корыто так долго продержалось. И теперь я понимаю, в чем причина… Но он ничего, совсем ничего не рассказал мне…

Мой отец никогда не упоминался в наших разговорах, кроме одного раза в самом начале наших взаимоотношений. Для меня тема была болезненной, а мужа вопрос в принципе не интересовал. Поэтому сейчас готова была увидеть удивление со стороны моего старха. Но он нахмурился.

– Вита, – муж осторожно подбирал слова, – знай, что у нас принято особенное отношение к детям. Их любят, их оберегают и до определенной поры о них заботятся. Что бы ты ни думала об отце, не сомневайся, что ты была дорога ему. А что до его отношения… Значит, он полагал, что незнание будет для тебя полезнее. Верь, что у него были благие намерения. Ведь он не мог не чуять в тебе своей крови.

Столь неожиданный взгляд на ситуацию застал меня врасплох. Опыление моруса, которым я занималась, было временно забыто, я застыла, невидящим взором уставившись на фиолетовый цветок, вспоминая прошлое, анализируя… Получается, я заблуждалась, когда думала, что пренебрежение отца исходило от того, что я «уродилась» в маму? Он из всей команды пиратского звездолета один и знал, что кровь старха я все же унаследовала. Но всегда сторонился меня и никакого тепла или родственных чувств не проявлял. Мама любила, да. Пока была жива, старательно оберегала меня, воспитывала и заботилась, насколько позволяли условия. В основном наша с ней жизнь проходила внутри маминой клетушки-каюты, покидать которую мне редко разрешалось. К отцу мама всегда уходила одна, запирая меня у себя. А когда она покинула мир, я при молчаливом безразличии команды так и осталась жить в той клетушке. От отца никакой поддержки и утешения не было. Только и сделал, что смирился с тем, что я в помощники набилась.

А мне было страшно и трудно – подростком остаться одной на звездолете, где никому была не нужна. Боялась стать нахлебницей, когда и так часто не хватало еды. Вот и жалась к нему, инстинктивно ища защиты, по-детски надеясь на поддержку.

А поддержки не было. Для него я всегда была пустым местом, даже по имени редко звал, чаще: «Эй, ты, подай мне…» И я подавала нужное, стремясь хоть как-то оправдать право быть рядом. Сначала прокрадывалась в отсек, где он трудился, всегда что-то чиня или сооружая, и тихонько забивалась в угол, наблюдая, радуясь уже тому, что не гонят. Но даже ребенком понимала, что не нужна ему. Потом стала помогать – что-то приносить, уносить. И всегда наблюдала. Так и научилась многому. Не всегда зная, почему и как выходит именно так, но информацию усваивала как данность: в конкретном случае – надо сделать так-то. Со временем у меня что-то начало получаться, мне даже стали поручать самостоятельно разобраться с мелкими поломками. И у меня даже появилась надежда, что смогу заслуженно получать свою долю пропитания. А потом отец погиб… В одном из рейдов его ранили в спину… смертельно. И он ушел из жизни, так и не сказав мне ни одного ласкового слова. Именно с того момента в моей жизни начался истинный ад.

Можно ли согласиться со словами Рида, что все это жестокое безразличие было ради моего блага? Что отец не был равнодушен ко мне, что думал о моем будущем? Не знаю. Сейчас это уже не выяснить, но представить подобное я была не в состоянии.

– Думаю, мой отец был исключением из правила, – жестко сказала я мужу, впервые с нескрываемой горечью честно признавшись в положении вещей. – Для него я ничего не значила.

– Ты ошибаешься. – Рид одним движением шагнул ближе и, прижав меня к себе, уткнулся в волосы. – Ты значила для него то же, что и для каждого отца его ребенок. К тому же единственный, к тому же такой…

– Но почему… почему тогда он никогда… – Не сдержавшись, я разревелась, кажется впервые позволив себе выплеснуть ту боль, что скрывала в душе даже от самой себя.

– Тшш… – Муж обнимал меня за трясущиеся от рыданий плечи и тихо баюкал, утешая. – Просто верь в то, что он любил тебя и хотел для тебя лучшей доли. Возможно, исходил из собственного неудачного опыта, потому и поступал неверно. Но никто из нас не застрахован от ошибок. Его мотивов теперь не узнать, но ты это прими как данность: твой отец тебя любил!

Я не удержалась от нервного смешка, на миг прервавшего поток слез, настолько в стиле моей жизни прозвучал совет, настолько грустным и реалистичным он был.

Больше мы на эту тему говорить не будем, решила я для себя. Прошлое не изменить, а потому бессмысленно о нем и переживать. Надо жить будущим! Ведь я теперь тоже отношусь к потоку левиоров.

Следующую неделю мы с Ридом провели в нервном ожидании. Какой оборот примет ситуация с Зулом, предугадать было невозможно, а оттого тревога просто съедала. Муж, по моему наблюдению, вообще не спал, и день и ночь где-то пропадая, появлялся урывками, чтобы поесть. Я, понимая, что он переживает за друга, которого втянул в опасную авантюру, с вопросами не лезла. И хотя любопытно было узнать, где и чем он занят, стоически помалкивала. Но ночами, без ставшего уже привычным и необходимым присутствия мужа, спать было трудно, а мысли становились тревожными и одна другой невероятнее, нашептывая мне кошмарные варианты развития событий. Я все надуманные ужасы от себя гнала, стараясь не терять надежды, и мысленно желала Зулу успеха. В какой бы форме он ему ни понадобился.

И вот по прошествии недели с момента появления сигнала я вновь в одиночестве лежала в постели, когда уже глубоко за полночь, судя по часовому табло, услышала, что дверь в нашу комнату открывается. Рид! Может быть, решил отдохнуть хоть немного? И я уже собралась вскочить, но была остановлена фразой мужа:

– Вита, у нас гость! – И столько торжества и облегчения прозвучало в его голосе, что я сразу поняла, КТО был этим гостем. Но… как?!

Быстро спустив ноги с кровати, потянулась за одеждой, радуясь, что спальная зона стеной отделена от основной части комнаты.

– Я сейчас, – уже натягивая платье, предупредила мужа, прислушиваясь к шорохам возле двери. И холод! Его опаляющая неприятной дрожью волна меня уже коснулась.

Слетев по ступенькам, оказалась в общей части нашей комнаты и сразу увидела Зула! Уфф!!! Сердце подпрыгнуло в восторге – не представляю как, но он явно справился. Оба старха стягивали с себя меховые костюмы, в которых находились на поверхности планеты. И оба были живы, здоровы и абсолютно счастливы! Сомнений в этом не было – лица мужчин просто светились от ликования. Не зная, как поступить – хотелось накинуться с вопросами, но уверенности, что сейчас это уместно, не было, – застыла, вопросительно наблюдая за стархами. Зул практически сразу перевел взгляд на меня, потянул носом и, уважительно хмыкнув, поприветствовал:

– Теса Тшехар! Рад видеть полной сил.

Смущенно заулыбавшись, я от души и с абсолютной искренностью ответила:

– Я тоже безмерно счастлива вас лицезреть, капитан!

Зул хохотнул и присел, чтобы разуться.

– Витара, – позвал меня Рид, – сходи, пожалуйста, раздобудь нам что-нибудь поесть, только не шуми, чтобы не будить остальных.

Обрадованная хоть какой-то возможностью быть полезной, выскочила из комнаты, устремившись в направлении кухни. Похлебка должна была остаться, ведь муж сегодня ни обедать, ни ужинать не приходил. Не обнаружив там жбана с едой, догадалась, что Гриф унес остатки на ледник. Придется Рида звать, мне самой спираль не активировать, чтобы им похлебку подогреть. Достав хлеб, поспешила за похлебкой. Но, вернувшись, с удивлением обнаружила на кухне Грифа, который с уже раскаленной спиралью поджидал меня.

– Не спалось, а тут Зула учуял, – пояснил он мне в ответ на некоторую растерянность, вызванную фактом его нахождения тут.

И все, наш угрюмый повар был себе верен: с расспросами не лез и ненужного любопытства не проявлял. Мы дружно организовали сытный ранний завтрак, состоящий из двойных порций похлебки, большого количества хлеба и горячего питья, после чего горбатый старх отправился досыпать, а я понесла еду мужчинам. В комнате за столом обнаружился уже переодевшийся муж, что-то фиксирующий в своем персональном устройстве с заметками.