Владимир Шитик - Последняя орбита Страница 6

Павел поднялся, но не почувствовал обычной бодрости: тело привыкло уже к напряженным тренировкам, а впереди снова был свободный день: основная подготовка к отлету окончилась.

Нехотя Павел стал делать зарядку, обдумывая, чем бы заняться. Можно было бы побывать в Минске. Он с радостью слетал бы туда, но неизвестно было, когда позовут выезжать на космодром.

В дверь постучали.

Вошел Бурмаков.

— Такое самочувствие, будто целые сутки проспал, — пожаловался Павел.

Бурмаков сочувственно покачал головой.

— Скорее бы уж дали какую-нибудь работу, Степан Васильевич, а то совсем разленюсь.

Бурмаков хитровато прищурился:

— Через час едем на космодром.

— Ура-а-а! — закричал, вбегая в комнату, Витя. Видимо он слышал, о чем здесь говорили.

Бурмаков поймал Витю, посадил рядом с собой на диван.

— Наш корабль построен. Сегодня начнем его принимать.

— А это долго? — Вите не терпелось поскорее отправиться в полет.

— Почти месяц.

— Месяц? — разочаровался Витя.

— А ты что думал? Вот увидишь, как и чем наш корабль оснащен, — поймешь, что это не так уж и много. Нам всю технику нужно не только проверить и принять. Мы должны изучить ее, чтобы никакая случайность в пути не застала нас врасплох.

…Скоростной высотный ракетоплан лег на крутой вираж. Потом сделал еще один и начал стремительно снижаться с двадцатикилометровой высоты. Прижатые к спинкам кресел, Павел и Витя искали глазами землю. Где-то там, скрытый облаками, лежал космодром. Какой он?

Прорвав тучи, ракетоплан нырнул к посадочной полосе.

— Здесь? — Витя надеялся увидеть большой город, величественные ангары ракетопланов, бронированные бункера наблюдателей. Но вокруг было ровное поле.

— Эх ты, романтик… — Бурмаков ласково потрепал Витю по плечу. — Самое главное находится под землей. И корабль там. В закрытом помещении с постоянной температурой более надежно было вести сборку и монтаж, так как работа эта требует очень высокой точности.

Но Витю это не особенно утешило. Отсюда во Вселенную отправится первый корабль, а кто увидит его в ту торжественную минуту!..

Когда на посадочной площадке их встретила большая группа людей, неизвестно откуда появившихся, Бурмаков подморгнул Вите.

— Ну как? Пустыня?

Машина повезла их в степь. Когда остановились, густой бас Бурмакова прозвучал по-молодому звонко:

— Приехали!

У Павла и Вити от волнения сильнее забилось сердце: где-то здесь должен быть корабль, который понесет их в космос.

Сделав несколько шагов, они остановились у небольшой постройки с золотистым шпилем.

— Сюда, — показал на вход начальник космодрома и пригласил всех зайти в лифт. Секунда, и кабина лифта оказалась в огромном зале, залитом ровным спокойным светом.

Его нельзя было не заметить сразу. Красавец, величественный и строгий, он, казалось, ждет только команды, чтобы сделать свой гигантский прыжок в звездное пространство.

Павел и Витя стояли, потрясенные зрелищем. Вот он, их корабль, убежище на долгие месяцы в холодном космосе.

Бурмаков, который здесь бывал раньше, тоже почувствовал, что и для него полет уже не план, а реальность, и с этой минуты нет, не будет у него более близких друзей, чем Павел и Витя. Взволнованный Степан Васильевич подошел к ним, обнял за плечи и долго не сводил глаз с корабля, сияющего холодным серебром.

Кто-то из присутствующих навел на космонавтов фотоаппарат. Позже, после отлета корабля, этот снимок облетел все газеты мира. А пока что людей ждала работа.

— Идемте, товарищи, займемся делом, — совсем буднично сказал начальник космодрома.

Скоро Павел понял, что двадцать четыре часа в сутки — это совсем немного. Ему нужно было не только изучать устройство корабля, но и присматриваться к каждому узлу критически, представлять его во время полета, в действии. Когда Павел сетовал, что для него — суток мало, Бурмаков шутил:

— Потерпите немножко. Найдем вам планету, где сутки будут — сорок часов.

Как ни странно, подобные шутки успокаивали, и Павел с еще большим упрямством брался за работу, иногда только не понимая, откуда берутся силы у Вити, чтобы наравне с ним лазить по трапам, проверять схемы, копаться в соединениях тысяч проводов.

Правда, от Вити не требовалось таких знаний, как от его старших товарищей, но парень был полон нетерпения ускорить час отлета. И даже в редкие свободные минуты отдыха он не мог молчать, засыпая и Павла и Бурмакова множеством всевозможных вопросов.

Шли дни. Корабль переставал быть незнакомым, таинственным. Он становился близким, понятным и от этого еще более привлекательным.

Наконец настала и та долгожданная минута, когда главный эксперт государственной комиссии, поставив свою подпись, подал акт Бурмакову.

Космический корабль был готов к отлету.

7

Космонавты получили короткий предстартовый отпуск. Можно было отдохнуть, отоспаться за все дни. Но никому из них терять времени на сон не хотелось. Они ездили в столицу, ходили в театры, гуляли по паркам и бульварам. Павел грустил о Вале, часто становясь молчаливым, задумчивым. Бурмаков первое время не мешал ему: пусть, мол, живой человек. Но когда Павел приуныл совсем, он пригласил его погулять по саду.

Ночью мороз подсушил тропинки. Под ногами шелестели желтые листья. Голые деревья стояли молчаливо, одиноко.

— Будто марсианское лето, — заметил Павел.

Бурмаков кивнул головой, однако было видно, что не об этом он думает. Пройдя еще несколько шагов, он заговорил:

— Почему-то я вспомнил давнюю историю. Наверно, перед серьезным делом у человека возникает потребность всколыхнуть прошлое, особенно, когда человек этот стареет… Не спорьте, мне уже сорок пять, а для человека моей профессии — это много. Так вот, мне вспомнилось, как мы готовились к первому полету на Луну. Тогда мне было столько лет, сколько вам сейчас, и был я уже женат. Моя жена была геологом.

Бурмаков рассказывал медленно, часто задумываясь.

— Мы договорились, что в экспедицию отправимся вместе, нам был нужен геолог. Вы хорошо знаете, какие тогда были ракеты. Первая могла взять только одного пилота. Им был я. Вторая ракета, на которой летела жена, должна была стартовать через два дня. Мы расстались, даже не простившись. Зачем? Через два дня мы должны были встретиться.

Мой полет был удачный. Оказавшись на Луне, я передал подробное сообщение на Землю и стал разгружать ракету. И вот, когда жена должна была присоединиться ко мне, вдруг пришла радиограмма с категорическим приказом вернуться. Я просил, доказывал, что мой полет стоил очень дорого, чтобы возвращаться, не сделав ничего, но никто не обращал внимания на мои просьбы. Я вернулся и в первый момент подумал, что лучше бы не возвращался. Вторая ракета, на которой летела моя Галя, взорвалась и сгорела. Сколько я упрекал себя за то, что разрешил ей лететь! И сейчас, когда я отправляюсь в космос, мне не хватает ее глаз и руки, которая махнула бы на прощание…

Павел взял Бурмакова за руку и молча крепко сжал ее. Он вспомнил Валю и догадался, зачем Бурмаков рассказал ему эту трагическую историю. Он тем самым будто сказал Павлу: какое это счастье, если ты знаешь, что тебя ждет дорогой и близкий человек. Павел хотел поблагодарить Бурмакова, но не осмелился: тот шел спокойный, тихий, наверно, весь еще в воспоминаниях о том невозвратном, незабываемом времени.

8

Вторую половину дня накануне отлета космонавты посвятили прощанию с Москвой. От Красной площади они прошли через весь город к Пантеону Владимира Ильича Ленина и затем вернулись к музею Космонавтики. Те, кто оставлял Землю, всегда отдавали дань уважения своим предшественникам, жизнь многих из которых стала историей.

На возвышенности, на окраине Большой Москвы, десять лет назад появилось здание музея. Оно совсем не напоминало космический корабль, как это предлагалось авторами многих проектов. Архитектура его была строгая, полна математической логики. Правильные геометрические ансамбли создавали впечатление чего-то неземного, и это лучше всего соответствовало назначению здания.

С волнением вошли они в музей Космонавтики, в просторных залах которого находятся богатейшие экспонаты, рассказывающие о пути, пройденном человечеством в завоевании космоса.

Наша страна — родина астронавтики. Потому все, что касается завоевания человеком неба, сначала выходило от нас. Первый самолет Александра Федоровича Можайского, модели которого он демонстрировал в 1876 году и который в 1882 году поднялся в воздух. Первый чертеж первой ракеты, предназначенной служить двигателем летательного аппарата, созданный непоколебимым революционером Николаем Ивановичем Кибальчичем в каземате Петропавловской крепости за несколько дней до казни в марте 1881 года. Гениальные труды Константина Эдуардовича Циолковского, разработавшего теорию космического полета…