Алексей Шепелёв - Переплавка Страница 6

И хотя каждая экспедиция приносила с собой массу ценной научной информации, учёные не чувствовали себя удовлетворенными, ведь главная цель полётов оставалась надостигнутой.

Конечно, можно было бы объявить Немезидой давным-давно открытую Седну, но почти все астрономы мира в один голос открещивались от такого решения. Словно с его принятием астрономия потеряет что-то неосязаемое, но очень ценное.

Эти мысли вихрем пронеслись в Валеркиной голове, а Кирилла Андреевича уже был готов ответ:

— Ну, так ведь и расстояния с межзвёздными не сравнимы. По нынешним временам на экспедицию к Проксиме и обратно не хватит человеческой жизни. А главное, когда эта экспедиция вернется, она может оказаться ненужной, потому что все знания, которые она добудет, человечество получит раньше, из других источников.

— Не может она быть не нужной, — заспорил Валерка. — Одно дело знать, что там происходит, а другое — побывать и почувствовать. Ведь Гагарин знал, что его в космосе ждёт. И никаких открытий не сделал. Но разве его полёт был ненужным?

Никита возмущенно засопел, давая понять, что полностью солидарен с братом. Паоло промолчал, но Валерка не сомневался, что его друг думает так же, как он.

— Да, я очень неудачно сформулировал, — признался Кирилл Андреевич. — «Ненужно» плохое слово, оно здесь не подходит. Но, кстати, сравнение с Гариным тоже неудачное. Его полёт был великим достижением его времени. Именно тогда. А прошло каких-то десять лет, и простые космические полёты стали почти рутиной. Научные открытия важны всегда, а для такого рода достижений история отмеряет небольшие промежутки когда они становятся прорывом для всего человечества, а дальше это становится не более чем личным спором с судьбой. Магеллан обошел вокруг света и вошел в историю. А сейчас реконструкторы чуть ли не каждый год повторяют его поход на судах похожей конструкции, но это мало кому интересно, кроме них самих. Потому что с Магелланом победу над неведомым ощутила вся передовая Европа. С Гагариным — весь мир. А в случае с реконстукторами победу ощущают только они сами. Конечно, ещё знакомые и друзья, но и не больше. Вот так может получиться с теми космонавтами, которые могли бы сегодня полететь к Проксиме Центавра. Когда они вернутся, то это может оказаться лишь только их победой, но не победой человечества. Мне кажется, это неправильно.

— Мне тоже так кажется, — хмуро заметил Никита. Валерка согласно кивнул.

— Вот потому-то мы и говорим о пленении в Солнечной системе, — подытожил Воробьёв-старший. — Вы, конечно, помните замечательные слова Циолковского: "Земля — колыбель человечества. Но нельзя всю жизнь жить в колыбели".

Валерка снова молча кивнул. В чём-то дядя Кирилл был ужасно наивен. "Вы, конечно, помните…" Да кто же из работающих в космосе не знает этих слов. А работать на научных станциях начинают с восьми-девяти лет. И пусть труд сначала оказывается невелик и несложен, но он нужен, он настоящий, а не символический вклад в общую работу всего коллектива станции. Каждый мальчишка и каждая девчонка знают об этом и этим гордятся. Здесь, на Земле, например, Никита при всех его знаниях, в родительском институте всего лишь гость. А живи Воробьёвы на станции в Дальнем Космосе, он бы был настоящий сотрудник.

— Наши опыты имеют огромное теоретическое знание. Если мы сможем пронаблюдать за развертыванием струны, то получим огромный материал для исследования, который двинет вперед наши представления о мироздании, которые последние пару сотен лет, надо сказать, порядком застоялись. Но помимо этого у них может возникнуть ещё и очень практическое значение. Многие учёные, и я разделяю эту точку зрения, полагают, что, поняв механизм развертывания и свёртывания струн, мы получим в свои руки ключ, который откроет нам путь к звёздам. Начальная и конечная точки этого пути будут находиться в нашем, так сказать, подпространстве, а сам он проляжет за его пределами.

— То есть в тридцати двух мерном пространстве расстояние до Проксимы Центавра окажется ближе, чем в его трёхмерной проекции? — догадался Паоло.

— Намного ближе, — уточнил Кирилл Андреевич. — Настолько, что человечество сможет не только дотянуться до ближайших к Солнцу звёздных систем. Но и путешествовать по всей Галактике. Только представьте себе, какие перспективы открывает такая возможность…

— Да уж, — восхищенно прошептал Валерка.

Для астронома это было бы сущее раздолье. Хочешь, пульсары вблизи наблюдай, хочешь — квазары. Да и к знаменитому объекту "Лебедь икс один" подобраться поближе было бы крайне полезно, выяснить, что же он такое на самом деле: чёрная дыра или всё-таки что-то иное.

Судя по тому, как поблескивали глаза у Паоло, он предвкушал те же самые перспективы.

— К сожалению, пока что это только гипотезы. И это «пока», увы, длится уже почти восемьдесят лет. Да-да, именно столько времени уже продолжаются исследования в нашей лаборатории и пока что они не дали результата. Но мы не теряем надежды, что рано или поздно, но заставим матушку-природу открыть нам эту тайну. А пока что откроем дверь.

Любовь к театральным эффектам была Кириллу Андреевичу явно не чужда. Дверь он распахнул с таким видом, словно был шпрейхшталмейстером в цирке и открывал кулису, из-за которой должен был показаться лучший клоун всех времён и народов.

А вот сама лаборатория ребят разочаровала. Своим видом она больше всего напоминала опустевший футляр от хоккейной шайбы, если только такие бывают. Иначе говоря, представляла собой пустоту в виде диска высотой примерно два с половиной метра и диаметров где-то метров десять. Вели в неё две двери: та, через которую Кирилл Андреевич впустил ребят, и точно такая же вторая, расположенная строго напротив. В отличие от комнаты, куда сначала привёл мальчишек Робик, эта была практически абсолютно пуста. Если не считать того, что находилось в самом её центре. А находился там маленький квадратный столик на толстой ножке, над центром которого из потолка свисал толстый металлический стержень. Очень толстый, сантиметров двадцать в диаметре, не меньше. Первая мысль у Валерки возникла про сталактит (или сталагмит, Валерка их постоянно путал, никак не мог запомнить, кто из них растёт сверху, а кто — снизу). Вторая — про в мурованный в потолок гигантский карандаш. Это сравнение было более точным: стержень, в отличие от сталактита не плавно менялся от толстого основания до тонкого острия, а имел постоянную ширину и лишь на конце был заточен в виде конуса, как раз именно так и точат карандаши.

Когда ребята подошли поближе к столику, то они увидели, что под самым острием «карандаша» на нём в небольшой подставочке лежит маленький металлический шарик, размером и видом больше всего напоминающий шар от детского бильярда. Ну, может, совсем чуть-чуть побольше.

— И это всё? — разочаровано спросил Паоло.

— А что ты рассчитывал увидеть? — вопросом на вопрос ответил Воровьёв-старший.

— Аппаратуру… — неопределённо произнёс мальчишка.

— Там, — физик сделал широкий жест рукой, давая понять, что вся аппаратура находится за пределами лаборатории. — Ну а вся поступающая на датчики информация выводится в комнаты наблюдения, в том числе и в ту, где мы с вами только что были. Квантовая физика, ребята, наука весьма сложная и опыты у нас тоже сложные. Работаем чаще всего, как говорится, "не прикладая рук".

— А это? — Паоло указал на шарик.

— А это наш, если так можно сказать, самый грубый струнометр. Слабые возбуждения струны мы сможем только зафиксировать с помощью приборов. А если оно будет достаточно сильным, то вызовет определенные изменения в структуре этого шара. В смысле сместит его часть в одном из ранее свёрнутых измерений.

— А весь шар струна сместить сможет? — поинтересовался Валерка.

— Нет, это уже фантастика, — рассмеялся Кирилл Андреевич. — На резонанс такой силы мы даже теоретически не рассчитываем. Пока что наши задачи скромнее: сместить хотя бы частичку этого шарика. Потом, когда мы научимся это делать, сможем повышать мощность перехода. Когда-нибудь мы обязательно добьёмся того, что перебраться через эти свёрнутые измерения будет так же просто, как сегодня слетать на Луну. Но это вопросы завтрашнего дня. А сегодня… Сегодня мы учимся делать первые шаги и наша задача расколоть вот этот "орешек знаний".

В этот момент у Воробьёва-старшего мелодично заиграл коммуникатор.

— Да, я слушаю… Зачем?.. Блин… Ладно, сейчас… Да, сейчас подойду, хорошо…

Кирилл Андреевич огляделся. Вид у него при этом был слегка очумелый, можно было подумать, что он не очень понимает, где находится, и что происходит вокруг.

— Па… — опасливо позвал Никита.

— Погоди, — раздраженно махнул рукой отец. — Вот что, парни, постойте-ка тут минут пять. Я быстро добегу до Семёнова. Робик, проследи за тем, чтобы они тут вели себя прилично.