Борис Иванов - Скрижаль Дурной Вести Страница 60

— Точнее выражайся, — ласково, но настойчиво попросил его Шишел.

— Янтарный Храм Камушек заказал, — подумав, сообщил Мерген. — Секта такая здесь есть, страшно секретная... Но законная — зарегистрированная...

— Как же, как же — слышали про такую... — прогудел Шишел.

— Так вот, — Мерген, поморщившись, сглотнул слюну, пытаясь избавиться от весьма характерного послевкусия местного «Бургонского», — этот вот Камушек у них ба-а-альшой реликвией числится. Тайный культ Камня существует тут, оказывается, и две Церкви ему поклоняются: Янтарная и Черная... Так вот, с полгода тому назад им всем знамение какое-то было, — мол, снова в мир придет, извините, Избранник. — Он покосился на Шишела и замялся.

— Видать, не промахнулись они со знамением-то, — задумчиво молвил Шишел. — Ну ты давай — душу-то не томи — они, храмовики эти, что — загнать хотели Камушек Избраннику этому, что ли? Мне, грешному, то есть? Да только на хрен сдалась мне эта радость? И денежек-то таких у меня не сыщется. Али я, может, дорогу кому перебежал? Может, другому — кто побогаче да в хреновине этой понатыканней? Может, я и не настоящий Избранник? Так я с радостью эту честь кому хошь уступлю...

— Камень знает, кого избрать Воздевшим, — поучительно заметил Француз, наливая по третьей. — И не было случая, чтобы Камень переходил в другие руки, прежде чем Воздевший исполнит свое Предназначение...

Шишел с тоской посмотрел на свой бокал, подумал, что с самого начала надо было Глазастого за простой водкой послать, и сказал:

— Так и что теперь? Как мне на этот народ выйти? На храмовиков-то?

— Вот этого я вам никак не посоветую. — Мерген передернулся. — Янтарному Храму Камушек затем и сдался, чтобы похоронить его на веки вечные. И чтобы никогда никакой Избранник до него не добрался. Цель у них такая — идиотская. Чтобы, значит, не дать Избраннику Предназначение исполнить...

— Вот насчет Предназначения этого я и хочу потолковать со знающим народом...

— Только не с этими господами... Это они, говорят, Мурату подучили перст отсечь... И аббата Ди Маури в лабиринте замуровали — на Северном бугре... И на адмирала чертей наслали...

— Сказал тоже — «идиотская цель», — раздраженно возразил Француз. — Каждый раз, как в мир приходит очередной Избранник, — тут он косо и не без испуга глянул на Шаленого, — большая кровь льется. Хотя, может, и вправду — В ПРЕДОТВРАЩЕНИЕ... А если чисто по-человечески... Один только Шайн как власть в Колонии к рукам прибрал, так ужас чего натворил. Пятьдесят академиков на костер отправил. Всю науку в капусту покрошил. А простых смертных сколько порезали — перестреляли — кто вспомнит?.. А Ди Маури — тоже хорош гусь был: это же он Ложное Учение в Малой Колонии утвердил. А сейчас — чуть не в святых числится. А Черные адепты... Да что тут и говорить!...

— А ведь Черная Церковь вам поможет... Действительно поможет... — задумчиво процедила сквозь зубы Мириам. — Вот Н'Бонго вам про нее много порассказать может... Мы его к этим малахольным внедрить пытались... Да вовремя отступились. Они тоже за Камушек хорошие деньги давали — с ними старик Бонифаций тоже вроде как заигрывал... Они же ведь — наоборот — всем миром за Воздевшего... Иначе, говорят, — Конец Света... Но жутко с ними...

— И Предназначение исполнишь, и на тот свет сыграешь с этой компанией, — глядя в пространство, добавил Глазастый. — Они помогут... А Камушек — им останется. Но, главное, у старика вроде на Камушек еще один покупатель намечался — третий. Так и не вычислили — кто...

Шаленый сидел, обхватив покрытую клочковатой растительностью голову руками. То ли с тоски, то ли с задумчивости.

— Интересно, — поднял он свой тяжелый взгляд, — а на ту половинку Набора кто покупателем был? Тоже ведь палеоювелирное изделие...

— Ну, про Набор никаких особых слухов и легенд вроде не ходит... — Француз пожевал сухими губами. — Хотя, конечно, интересно... Вас на него кто все-таки вывел?

Шишел молчал. Долго и тяжело. На Француза только посмотрел выразительно.

— Ну чего ж, — сказал он наконец. — Играем по-крупному. Кто в игре?

— Только не я! — резко определился Француз.

— А я сон видела, — вдруг ни к селу ни к городу сообщила Мириам. — Что Клайд жив вроде бы... И что он... с другой женщиной...

— «С другой»! — фыркнул Мерген. — Можно подумать...

— Так работаем вместе, ребята, или как? — нажал голосом Шишел.

— Нам, пожалуй, деваться некуда, — горьковатым голосом заметил Мерген. — Но ты, друг, напрасно думаешь легко открутиться — придется, верно, в большие люди идти. Камушек поможет... Только сам видишь, чем для Воздевших дело всегда кончалось...

Шишел задумчиво сверлил его невидящим взглядом и считал про себя до ста восьмидесяти восьми. Потом откашлялся.

— Би-ля! — сказал он тихо. — Нет, мы пойдем другим путем!

Официант расставил перед ними кристально чистые бокалы, вазочки с салатом и другую дребедень, раскупорил бутыль «Бетельгейзе», помахав ею перед носами почтенных клиентов, наполнил их бокалы и деликатно убыл.

— Будем откровенны, — начал совершенно бесстрастным голосом Папа Джанфранко. — Шишел объявился и взял нас за причинное место. Похоже, что какая-то шестерка нас крепко заложила. Трюкач, если называть вещи своими именами... Предложено вернуть ущерб пятикратно. На тебя этот друг не выходил?

Он предложил собеседнику сигару, но тот, не без вызова, закурил собственную сигарету — легкую, но дьявольски дорогую, прямо из Метрополии, «Лайтнинг». Других Маноло Карнеги не пользовал.

— Не выходил, — соврал он. — Но я верю тебе на слово. Удивительно, что глава Семьи всерьез принимает какого-то шатуна-одиночку... — тоном опытного провокатора заметил Маноло, демонстративно равнодушно рассматривая лепной — под барокко, что ли? — потолок ресторации Петинова, неплохой «ничейной земли» для переговоров того рода, что вели сейчас два хозяина криминального мира Столицы Малой Колонии.

— Убрать Шишела несложно... — раздумчиво сказал Каттаруза, извлекая из кожаного футляра сигару и тщательно обрезая специально для того предназначенной серебряной фиговинкой ее кончик. — Казалось бы... Но похоже, Шишел тут работает не в одиночку... Тебе, Маноло, вот не удалось даже от Трюкача — на что уж хлипок малый — избавиться... Боюсь, что за Шишелом стоит сам Шиндлер... А может — русская мафия...

Блеф был, конечно, отчаянный. Раскуривая сигару, Папа Джанфранко из-за клубов ароматного дыма наблюдал за реакцией собеседника.

«Нет, ерунда, не знает он про Камушек...» — прикидывал он.

Примерно та же мысль вызревала в голове Сапожника. Только относилась она к его партнеру, разумеется. «Шишел, конечно, хорош, — злорадно подумал он, — с меня решил содрать три — именно три — шкуры, так то и понятно: за Камушек ведь... Так все мало — еще и с Папы решил взять аж впятеро... Ну тут я им не помощник...»

— Короче, — решительно взял быка за рога Каттаруза. — Предлагаю идти на мировую. Пятикратную компенсацию делим между нами. Соответственно доле каждого. С Григоряна — тоже берем...

— Стоп! — осек его Сапожник. — Этот номер не пляшет. Если тебе, Папа, хочется быть бздуном — будь им. То же — о Григоряне. А я на шантаж не прогибаюсь. Считай, что не договорились.

Он встал и отставил в сторону оставшееся нетронутым вино.

— Значит, — Папа прищурился сквозь табачный дым и поднял свой бокал, — война?

— Война, — согласился Маноло. Развернулся на каблуках и вышел.

С мыслью о том, что езда верхом есть разновидность довольно тяжелой работы, Клайд свыкся не сразу. Уж слишком он привык к с детства сложившемуся в сознании среднего гражданина Федерации Тридцати Трех Миров представлению о человеке в седле как о ком-то, предающемся приятному и небесполезному для здоровья, притом, разумеется, не требующему особых усилий занятию, а вовсе уж не как о смертельно уставшей торчать враскорячку особи, пытающейся сохранить равновесие, удерживаясь в стременах на полусогнутых. К сожалению, именно такое вот занятие сделалось его ежедневной повинностью с момента прибытия в распоряжение Высшего производителя работ.

Собственно, ни Высшего производителя (Деда Всех Дедов), ни самих работ — то бишь Котлована — он так и не сподобился лицезреть. Прекрасная возможность увидеть панораму Котлована представилась ему на Перевале — продутой всеми ветрами расселине в двух тысячах метров над долиной, в которую им предстояло спуститься. Но Капо-Квача было в своем репертуаре: призрачный туман затягивал все лежавшее в самой долине. Он был красив, этот, прикидывающийся то океанской пучиной, то дымами тысяч пожарищ, туман. Но был он непроницаем для человеческого взгляда. Лучше сказать — непостижим: каждый мог увидеть в нем свое. А теперь, когда до Котлована было не более пары километров, между ним и Клайдом вставали не слишком высокие — в сотни три-четыре метров, — но тянущиеся беспрерывной стеной холмы отвалов — наваленные за сорок лет непрерывной работы рабов Котлована горы породы, уже поросшие густым лесом.