Владимир Михайлов - Властелин Страница 7

Изар шел медленно, наслаждаясь тишиной и безлюдьем. С раннего детства он не любил подолгу бывать на людях, и если бы можно было, все свое время проводил бы в одиночестве. Увы, Наследнику Власти, ее Рубину, такое простое счастье было недоступно. Тем больше он стремился использовать каждый миг одиночества с наибольшей полнотой. Как, например, и сейчас.

Пожалуй, никто из окружающих его не понимал причин столь странной для высокопоставленного ассартианина тяги к уединению, порою приводившей даже к попыткам избавиться от охраны, явной и скрытой, что было вопиющим нарушением Порядка – не говоря уже о том, что противоречило здравому смыслу: кому неизвестно, что облик Власти всегда притягивает пули и кинжалы? Долгое время это объясняли чудачествами подростка, капризами юноши; сейчас Изар уже не был ни тем, ни другим, его возраст насчитывал полную правую руку и еще один ее палец, и три пальца с левой, или же, если считать иначе, пятую часть Малого круга времени, называемого также кругом жизни. Он был совершенно взрослым человеком, в начале самой плодотворной поры, но, как ни удивительно, желание быть одному не проходило, напротив, становилось все более последовательным и четким. Среди приближенных к Жилищу Власти людей возникло даже некоторое опасение: не помешает ли эта особенность характера исполнению долга, когда в один прекрасный день Наследник станет Властелином, Рубин Власти – ее Бриллиантом. Однако, когда сомнениями поделились с Умом Совета, старый сановник, позволив себе лишь чуть усмехнуться, уверенно ответил: «Бояться нечего. Власть сильнее человека. Власть сильнее Властелина. Он будет делать все, чего она потребует». О старике, по сути, втором человеке во Власти, было известно, что он не умеет ошибаться, ему поверили и решили, что поведение Наследника вызвано лишь его презрением к людям вообще, что для Властелина вовсе не являлось недостатком, но было едва ли не необходимым. Каждый, разумеется, считал, что лично к нему такое презрение никак не относится, но почему-то все понемногу перестали навязывать Изару свое общество, – исключая, может быть, игру в мяч, где без партнеров уж никак было не обойтись. Наследника это вполне устраивало; настоящую же причину знал лишь он сам (и, не исключено, догадывался Ум Совета), – но на эту тему не собирался откровенничать ни с кем. Даже с собственным отцом.

Что же касается охраны, то Изару давно уже казалось, что подлинной нужды в ней не было: кто и когда слышал пусть даже не о попытке, но хотя бы о замысле покушения на Властелина или на него, Наследника? Кому и зачем вообще могла прийти в голову такая мысль, у какого безумца могло возникнуть подобное намерение? Система Власти была сводом, возносящимся над всей Державой, защищающим мир от возможных (фигурально выражаясь) молний и камнепадов. Ключевым же камнем этого свода был Властелин. Держава была (думал Наследник; но не он один, а еще сотни миллионов населявших ее людей) самым процветающим миром обитаемой Вселенной, в которой насчитывалось ни много ни мало еще семнадцать таких же; ну, не совсем таких, разумеется, но похожих. Так что, если бы не требования вечного и неизменного Порядка, охраной можно было бы и пренебречь.

…И тем не менее сейчас Изар поймал себя на том, что старается ступать бесшумно и слишком часто поворачивает голову направо и налево. Улица была почти совершенно темна, фонари горели только на перекрестках и возле инопланетных посольств и миссий, но даже этот тусклый свет терялся в листве деревьев, окаймлявших улицу, как и бледное сияние Уты, и совсем уже бледное свечение маленького Латона. Обычно темнота не пугала Изара; но на этот раз Наследнику мерещились какие-то шевеления у запертых (а может быть, и не запертых) подъездов, в колоннадах, под арками ворот; какие-то лишние звуки чудились напряженному слуху: мягкие, крадущиеся шаги, сдавленные голоса, металлический щелчок…

Или не только чудились?

Упругим прыжком Изар отскочил в сторону, прижался, как приклеился к гранитной стене Департамента Унификации. Нет, не от страха ему казалось… Успевшие притерпеться к темноте глаза его сейчас выделили несомненные уплотнения мрака: две человеческие фигуры, плавно крадущиеся по противоположному тротуару. Двигались они в том же направлении, что и сам Изар. Злодеи? Наяву, не в сказке? Наследник плотно сжал губы, нехорошо усмехаясь. Что же, сегодня такое приключение даже кстати было бы: разогнать застоявшуюся кровь, разозлиться до предела – тем легче окажется предстоящее. Он сунул руку за пояс, достал изрядно мешавший все время пистолет, «диктат-девятку», комбинацию пулевого и лучевого боя с электронной корректировкой, срабатывавшей, если огонь велся по заказанной цели. Массивная рукоятка сама слегла в ладонь. Ну, прошу покорно, милостивые государи, ожидаю в нетерпении…

Те, однако, не спешили. Остановились – потеряв, надо думать, Изара из виду. Затоптались. Наследник вытянул шею, полузакрыл глаза, прислушиваясь: злоумышленники, показалось ему, стали перешептываться, – да, сомнений не осталось: зашептались, и даже отдельные слова как бы перепорхнули через улицу: «Свет?.. – С ума ты… – Где?.. – Все равно, он не минует… – Упустили. Согер нас убьет… – К площади, не то и там…». Фигуры сдвинулись, пошли. Изар глядел им в спину. Теперь он был уверен: один тащил на плече что-то, пулемет не пулемет, нет, скорее, лазерную штурмовую пушку… Подожди, что он сказал? Согер… Согер? Да конечно же, Согер. О, Господи…

Изар едва не расхохотался. Согер был Верховным директором ДТК – Державной Телекомпании. Вот чьи люди это были, и, конечно, вовсе не штурмовую пушку нес один из них, но камеру с длинным стволом ночного объектива. Ну и охотнички! Потеряли дичь на ровном месте… Но и сам Наследник Власти хорош: успел фундаментально забыть, что этим вечером одиночество его неизбежно окажется мнимым; телевидение не упустит своего звездного часа, да и не имеет права упустить, весь мир ждет. Просто раньше показ начинался с площади – так, во всяком случае, ему рассказывали, сам он не видел, и не мог видеть, и никогда не увидит. Потому что во время предыдущей подобной передачи его, понятно, еще не было на свете, сегодня он – действующее лицо, а при следующей передаче снова окажется действующим лицом – но уже в иной роли… Ну что же, свою роль, во всяком случае, надо играть честно. А значит – никак не скрываться, напротив: позировать, подставляться объективам везде, где только можно станет. Потому что для того все и делалось всерьез, без малейшего обмана: чтобы мир видел, мир знал, что неуклонно соблюдается Порядок, ничто не меняется, бытие катится по раз и навсегда уложенным рельсам!

Изар нарочито громко закашлялся, оторвался от стены и, четко стуча высокими каблуками, вышел на проезжую часть улицы. Двинулся бодрым шагом. Тени с телекамерой застыли шагах в двадцати, потом на цыпочках заскакали назад. Не поворачивая лица, Изар скосил глаза: ну, все в порядке, снимают. Нахмурился, стянул лоб морщинами, прикусил губу – на случай, если они там захотят дать крупный план. И стал ступать напряженнее, как бы скованно: все-таки на страшное преступление идет человек…

По-ночному мигали светофоры на перекрестках, слабо светились лампочки над подъездами редких здесь жилых домов; в этой части Сомонта обитали министры, немногие директора державных департаментов, многолучевые генералы. Ни одно окно не было освещено, однако Наследник знал: изнутри прильнули к стеклам белесые ночные лица, встречают и провожают взглядами, ощущают свою причастность к событию исторического масштаба. До следующего может быть, лет сорок, а то и все пятьдесят: на здоровье он, Изар, не жалуется…

Площадь распахнулась неожиданно, главная площадь мира, предполье Жилища Власти. Изар скользнул взглядом по куполам, колоннам, шпилям, царапавшим небо, но за столетия так и не оставившим на нем заметных следов. Великая Рыба, прародительница, на самой высокой и острой игле величественно плыла под облаками, не шевеля ни плавником. Изар вытянул руки на уровне груди, сложил ладони чашей, зашевелил губами – вознес просьбу. Прошел, даже не покосившись на длинный, массивный вагон телевидения (слышно было, как за стенками его глухо урчала силовая установка), перешагнул, тоже как бы не видя, не отрывая глаз от Рыбы, через жгут кабелей, тянувшихся к Жилищу Власти. В центре Площади, на высоких, плавно изгибавшихся мачтах, сияли лампы; Изар принял правее, огибая площадь по периметру, избегая освещенных мест: по логике преступления, именно так он должен был поступать. Медленная группка людей двигалась навстречу, шагали вперевалку. Патруль, горные тарменары в черных кожаных плащах, мохнатых колпаках, увешанные кинжалами, с волнисто-изогнутыми саблями на боку, поперек груди у каждого висел лазерный фламмер. Декан, старший патруля, возглавлял группу, шаги его были мягкими, скользящими – поступь охотника или зверя. Прошли в десятке метров от прижавшегося к стене Наследника (ему на мгновение и в самом деле сделалось страшно, с тарменарами случалось, что они забывали правила игры; они всегда жили всерьез) – никто из них даже бровью не повел, упорно смотрели только вперед. Пронесло.