Синякин Синякин - Люди Солнечной системы (сборник) Страница 7

Ван Келлен с мрачным видом сел за стол, потянул к себе упаковку бобов, повернул кольцо на тубе, заставляя термоэлемент подогреть пищу.

— Не понимаю, чем тебе не нравятся бобы, — хмуро сказал он. — Я люблю бобы. Особенно со свининой.

— Я тоже люблю, — признался Гурген Изория. — Только если они не китайского производства. Терпеть не могу «Великую китайскую стену». У меня ощущение, что вместо мяса они добавляют в бобы свиной жир, а чтобы это скрыть, щедро сдабривают свое дерьмо специями. А что ты делал у Темных скал, Ольгерт?

Ван Келлен понюхал горячую пасту и сморщился.

— Действительно, — признал он. — Специй здесь хватает.

— Это консервы, — вздохнул Пржелински. — А вообще-то китайцы готовить умеют. В Гирине мне доводилось попробовать бульон из филе лягушек и свинину чоу мейн. Вполне, вполне. Можно сказать, гастрономическое удовольствие я получил. Так что ты делал у Темных скал, Ольгерт?

— Съемку, — сказал Ван Келлен. — Особых надежд на редкоземельные нет, но что-то мне подсказывает, что Темные скалы однажды преподнесут сюрприз, помяните мое слово. Если бы не графитовая смазка в переходниках, я бы задержался.

— И ужинал бы в одиночестве, — меланхолично заключил Пржелински. — Тебе Дзюбу благодарить надо, а не трясти в столовой воздетыми кулаками. Продолжить нашу партию не желаешь?

Вот уже неделю он и Ван Келлен вели свою маленькую шахматную войну. Безрассудного гусарства в атаке никто из них не одобрял, поэтому партия свелась к долгому и бесплодному маневрированию фигурами. Любой гроссмейстер давно бы уже предложил сопернику боевую ничью и постарался бы забыть эту громоздкую многоходовую партию, как кошмарный сон, но в данном случае никто не торопился протянуть трубку мира сопернику, и партия продолжалась, грозя стать воистину бесконечной. Сегодня ей окончание не грозило.

Ван Келлен от игры отказался, торопливо выдавил в рот тубу с подогретым кофе и удалился к себе заниматься какими-то срочными расчетами.

Пржелински посмотрел ему вслед.

— Люди работают, — сказал он себе. — Пора и нам собираться. Как ты считаешь, Гурген?

Невысокий худощавый Изория кивнул.

— И скафандры мы проверим сразу, — сказал он. — А вообще ты не прав. О таких вещах надо говорить вслух. Иначе могут случиться большие неприятности. И напрасно Ван Келлен пренебрегает правилами безопасности. Зря он уходит один. Однажды это может очень плохо кончиться.

Отделение, где хранились скафандры, напоминало оружейную комнату рыцарей, оставивших в ней свои доспехи.

Унифицированные скафандры отличались по цветам и цифрой, проставленной на подвеске с баллонами. По цвету легко было узнать, из какой страны астронавт, а по цифре сразу было видно, кто это. Огромные, несколько неуклюжие, с круглыми гермошлемами, с опущенными светофильтрами, скафандры придавали комнате фантастический вид. Каждый скафандр был изготовлен на конкретного человека, поэтому их было больше, чем находилось на базе людей. Кто-то был в отпуске, кто-то решал совсем другие задачи за тысячи километров отсюда, а механическая оболочка терпеливо дожидалась своего хозяина. Каждый скафандр был снабжен индивидуальным компьютером, компьютер был подключен к рации и при необходимости, если хозяин получил серьезные повреждения, мог самостоятельно подать сигнал бедствия, установить маячок для последующей пеленгации потерпевшего, а при желании — даже вести со своим хозяином беседы на профессиональные темы. Итальянец Филипп Кастеллане божился и клялся, что лично слышал, как компьютеры скафандров редут между собой неторопливые разговоры и даже спорят о достоинствах своих хозяев. Оценки людей, приписываемые компьютерам, были слишком метки и остроумны для машин, поэтому не было никаких сомнений, что эти характеристики принадлежат самому Кастеллане, но рассказы итальянца были так забавны, что их охотно слушали вечерами в кают-компании, потягивая прохладное безалкогольное пиво.

Через сорок минут они уже были на лунной поверхности.

Если смотреть на Землю с Луны, всегда поражаешься, какая она крошечная в сравнении с окружающим ее звездным пространством.

Нет, встает она над безмолвной лунной поверхностью во всем своем величии — огромный голубой шар, перевитый белыми облаками, сквозь которые угадывается поверхность планеты. Еще интереснее смотреть на ночную поверхность Земли. Такое бывает редко, и тонкий белый серп поражает воображение, а на темной неосвещенной поверхности планеты горят россыпи огоньков, которыми отмечены крупные города, залитые электрическим светом.

И все-таки неизбежно возникает мысль об ограниченности жизненного пространства человечества. Того человечества, которое запросто можно разместить на территории Германии, оставив весь мир тем, кто им владел до человека, — растениям и животным.

Смотреть на Землю вошло в ежедневный ритуал Изории постепенно, теперь он уже не мог сказать точно, откуда у него взялась такая привычка, но теперь это стало потребностью — смотреть на Землю, обдумывая предстоящие дела или просто успокаивая душу.

Особенно хорошо было смотреть на Землю с крутого склона лунного цирка, в котором располагалась база с незатейливым и нейтральным названием «Селена». Американцы предлагали назвать базу в честь своей лунной программы, но комитет космических исследований ЮНЕСКО это название не утвердил, справедливо усмотрев в нем попытку принизить остальные нации, занятые в освоении и изучении космического пространства.

Странно было смотреть на родную планету со стороны, особенно после того, как начался монтаж многокилометровой орбитальной станции. Пока она была не достроена, поэтому с расстояния казалась полуразрушенной, но каждый день добавлял новые штрихи к ее готовности — мутный пластиковый каркас медленно, но верно покрывала сверкающая титановая броня, станция медленно обретала шарообразную завершенность, и вид почти пятикилометрового сооружения вызывал в Изории чувство законной гордости за творение рук человеческих. По многочисленным орбитам против часовой стрелки двигались светящиеся точки — саперы осуществляли очистку околоземного пространства от разной пакости, заброшенной туда за последние семьдесят лет. Работа была довольно рискованной, поэтому в саперы шли исключительно добровольцы. Особенно опасными были автономные рентгеновские лазеры, входившие в систему противоракетной обороны Штатов, России и Китая. Производить их демонтаж в космосе было крайне опасно из-за возможности спонтанного запуска системы, поэтому каждую установку после ее обнаружения требовалось закрепить на транспортном корабле. Демонтаж осуществлялся под контролем международной комиссии, созданной из оставшихся без работы генералов. Впрочем, в космос генералы не поднимались по сути дела, и в этом случае разоружение космоса проводилось под контролем энергичных нижних чинов.

Бывшие генералы отслеживали этот процесс по бумагам, тщательно и ревниво наблюдая, чтобы чужие системы не остались по воле случая вне поля зрения и не угрожали в ближайшем будущем процессу объединения государств в действительно международное сообщество. Загруженные транспортники время от времени отправлялись на Солнце. Многие ученые уже выступали против этого, ссылаясь на возможные негативные последствия таких сбросов, но где еще можно было хранить всю эту взрывающуюся и смертельно опасную дрянь?

— Ну что, пошли? — спросил Пржелински, без натуги взваливая на плечо огромный контейнер с сейсмической станцией. — Сегодня нам недалеко, поэтому вездеход брать не будем, верно, Гурген?

Монтаж оборудования Изория и Пржелински в свое время начали с дальних точек, поэтому к концу работ их задачи все более облегчались. А вскоре и выходы на поверхность Луны станут ненужными — всю информацию сообщит установленное оборудование, а Изории и Пржелинскому и тем, кто придет им на смену, останется только анализировать эту информацию и строить гипотезы о внутреннем строении Луны.

— Двинулись, — согласился Изория, неторопливо проверяя светофильтры, установленные в шлеме. Иногда на «хамелеон» шлема выпадали дополнительные нагрузки, с которыми «хамелеон» не справлялся, особенно на освещенной поверхности Луны, поэтому фильтры были необходимы. Пренебрегший ими мог в один прекрасный или, скорее, злосчастный момент просто потерять зрение. Открытое солнце — опасная вещь. Изория и Пржелински работали на станции второй срок, но к вопросам безопасности относились со всей серьезностью.

Атмосферы на Луне не было, поверхность планеты казалась бесконечной, она словно рассекала видимую Вселенную, и зрению было не за что зацепиться, чтобы определить подлинное расстояние до ближайшего кратера. Здесь даже звезды были одинаковы — что в зените, что у горизонта.