Осколки чести - Буджолд Лоис Макмастер Страница 7

Положив голову Дюба к себе на колени, она пыталась утешить несчастного. Места, где щупальца проникли в тело, почернели, кожа вокруг них воспалилась и угрожающе вздулась. Самое неприятное пятно было в уголке глаза. Корделия вытащила застрявшие в коже остатки щупалец и почувствовала, что они обожгли ей пальцы, словно крапива. Видимо, вся тварь покрыта этим ядом: вон и Форкосиган наклонился над водой, окунув в нее руки. Быстро извлекая остатки щупалец, она подозвала к себе барраярца:

– В вашей аптечке нет ничего подходящего?

– Только антибиотик.

Он дал ей тюбик, и она нанесла немного мази на лицо Дюбауэра. Конечно, это не было настоящим противоожоговым средством, но придется обойтись тем, что есть. Форкосиган секунду смотрел на Дюбауэра, потом неохотно достал небольшую белую таблетку.

– Это сильное обезболивающее. У меня их только четыре. На вечер ему должно хватить.

Корделия положила таблетку Дюбауэру на язык. Он попробовал выплюнуть лекарство, но она все же заставила его проглотить таблетку. Всего через несколько минут ей удалось поднять его на ноги и отвести к лагерю у песчаной отмели.

Тем временем Форкосиган набрал внушительную охапку плавника для костра.

– А как вы собираетесь разжечь его? – спросила Корделия.

– В детстве меня учили разводить огонь с помощью трения, – вспомнил Форкосиган. – В летнем лагере военной школы. Это было нелегко, весь день провозился. Если припомнить, то я разжег его, закоротив батарею коммуникатора. – Продолжая говорить, он начал шарить в карманах. – Инструктор был в ярости. Наверное, это был его коммуникатор.

– Разве у вас нет каких-нибудь химических зажигалок? – удивилась Корделия, кивая на его боевой пояс.

– Предполагается, что, если вам нужно тепло, вы просто стреляете из плазмотрона. – Он выразительно щелкнул пальцем по пустой кобуре. – Но у меня есть идея, и сейчас мы ее испробуем. Вам обоим лучше бы сесть. Фокус довольно шумный.

Он достал из упаковки в задней части пояса силовой заряд плазмотрона.

– Э-э… – пробормотала Корделия, отходя подальше. – Не слишком ли это сильная мера? И что вы собираетесь делать с кратером? Его будет видно с воздуха.

– Хотите сидеть и тереть две дощечки? Но о кратере, наверное, следует подумать.

Немного поразмыслив, он направился к краю небольшой долины. Корделия села рядом с Дюбауэром, обхватила его за плечи и пригнулась.

Форкосиган стремительно выскочил из-за обрыва, бросился на землю и откатился в сторону. А через секунду где-то неподалеку взметнулось ослепительное бело-голубое пламя, и громовой удар сотряс землю. В воздух поднялся огромный столб дыма, пыли и пара, о землю градом застучали кусочки камней и оплавленного песка. Форкосиган снова исчез за обрывом и вскоре вернулся с пылающим факелом.

Корделия пошла взглянуть на разрушения. Закороченный заряд был брошен на песчаный пляж немного выше по течению, у внешнего края излучины, где быстрая речка поворачивала к востоку. После взрыва там остался великолепный остекленевший кратер метров в пятнадцать диаметром и около пяти метров глубиной. Он все еще дымился. На ее глазах поток размыл тонкую перемычку и хлынул внутрь кратера, поднимая клубы пара. Через час здесь будет вполне естественная на вид заводь.

– Недурно, – пробормотала она.

К тому времени, когда огонь догорел, оставив россыпь углей, они приготовили кубики темно-красного мяса, нанизав его на палочки.

– Какое жаркое вы предпочитаете? – осведомился Форкосиган с видом заправского кулинара. – Слабо– или среднепрожаренное?

– Думаю, его надо хорошенько прожарить, – ответила Корделия. – Мы еще не проводили исследований на предмет кишечных паразитов.

Форкосиган опасливо поглядел на шашлык.

– А, вот как. Да, безусловно, – произнес он, уже без всякого энтузиазма.

Но когда мясо прожарилось, они отбросили сомнения и впились в дымящиеся кусочки с жадностью изголодавшихся дикарей… Даже Дюбауэр ухитрился что-то съесть. Жаркое получилось жестковатое, со своеобразным запахом, однако никто не предложил приправить его овсянкой или рокфором.

Голод прошел, и к Корделии вернулась способность наблюдать. Поэтому сейчас она с новым интересом разглядывала своего сотрапезника. Он сидел перед огнем – мокрый, грязный, на комбинезоне пятна крови от разделки туши. Он три дня не брился, лицо его блестело от жира шестинога, от него разило пóтом. Но, вероятно, и она не более привлекательна – и по виду, и по запаху. Разве что щетины нет… Она словно впервые увидела его тело: мускулистое, компактное, удивительно мужественное. В ней поднялись чувства, которые, как она считала, ей давно удалось изжить. Нет, лучше подумать о чем-нибудь другом…

– Дистанция от астронавта до пещерного человека – за три дня, – задумчиво проговорила она. – И с чего это мы взяли, будто цивилизация заключается в нас самих, когда на самом деле она – в нашем поведении?

Форкосиган криво улыбнулся и взглянул туда, где сидел ухоженный Дюбауэр.

– Похоже, вам удается сохранять вашу цивилизацию в себе.

Корделия покраснела.

– Делаешь то, что велит долг.

– Некоторые относятся к своему долгу менее щепетильно. Или… вы его любили?

– Дюбауэра? Господи, нет конечно! Он же младенец. Но он был хороший паренек. Я бы хотела вернуть его домой, семье.

– А у вас есть семья?

– Конечно. Мама и брат, в Колонии Бета. Мой отец тоже служил в экспедиционном корпусе.

– Он не вернулся?

– Нет, он погиб при аварии катера. На взлете, всего километрах в десяти от дома. Он был дома в отпуске и как раз отправлялся обратно.

– Приношу мои соболезнования.

– О, это было много лет назад. – «Что-то мы чересчур увлеклись личными проблемами», – подумала Корделия. Но это все же лучше, чем уворачиваться от допроса. Она от всей души надеялась, что ему не придет в голову заговорить о новейших технологиях колонии Бета или о чем-нибудь подобном. – А как вы? У вас есть семья? – Тут она вдруг сообразила, что это вежливый вариант вопроса «Женаты ли вы?»

– Мой отец жив. Он – граф Форкосиган. А мать умерла. Она была наполовину бетанкой, знаете ли, – нерешительно сообщил он.

Корделия решила, что если по-военному немногословный Форкосиган способен нагонять страх, то он же, пытающийся быть любезным, внушает ужас. Но любопытство победило желание прервать опасный разговор:

– Довольно необычная история. Как это получилось?

– Мой дед с материнской стороны – принц Ксав Форбарра – был дипломатом. Он некоторое время служил посланником в Колонии Бета – в молодости, еще до Первой цетагандийской войны. Если не ошибаюсь, моя бабка работала в вашем Министерстве межзвездной торговли.

– Вы ее хорошо знали?

– После того как моя мать… умерла и закончилась гражданская война Ури Форбарры, я иногда проводил школьные каникулы во дворце принца, в столице. Но он не ладил с моим отцом, и до войны, и после; они принадлежали к разным политическим движениям. Дед возглавлял партию либералов, а мой отец, конечно, был – и остается – представителем старой военной аристократии.

– Ваша бабушка была счастлива на Барраяре?

Корделия прикинула, что школьные годы Форкосигана кончились лет тридцать тому назад.

– По-моему, она так до конца и не привыкла к нему. И, конечно, война Ури… – Он замолчал, потом заговорил снова: – Иностранцы – в особенности вы, жители Беты, – представляют Барраяр как некий монолит. Не знаю, право, почему. На самом деле наше общество очень неоднородно. Правительству всегда приходилось бороться с центробежными тенденциями.

Потянувшись вперед, Форкосиган подбросил в огонь сухую ветку. Искры взметнулись вверх, словно поток оранжевых звездочек, плывущих домой, в небо. Корделии вдруг мучительно захотелось улететь вместе с ними.

– А к какой партии принадлежите вы? – спросила она, надеясь перевести разговор в менее личное русло. – Вы поддерживаете отца?

– Пока он жив. Мне всегда хотелось быть просто солдатом, а не примыкать к каким-то партиям. У меня отвращение к политике: она погубила мою семью. Но пора кому-то заняться этими проклятыми бюрократами и их прихвостнями. Они воображают себя людьми будущего, но на самом деле это просто дерьмо.