Александр Зорич - Без пощады Страница 8

Тут Меркулов меня перебил:

— Но клоны как-то здесь ходят! Или ходили по крайней мере! Кто-то же тропу протоптал!

— Правильно. То же самое Гладкий спросил у майора. Шапур ответил, что на планете раньше велись интенсивные исследования…

— Ну еще бы!

— …И в результате ценой долгих проб и ошибок здесь были построены дороги и кое-какие объекты. Космодром, например. А в местах сгущения аномалий удалось проложить только пешие условно безопасные маршруты. По которым двигались экспедиции в специальных герметичных костюмах, с кучей разного снаряжения. Воду им забрасывали вертолеты. Что не всегда удавалось. И даже в этих хорошо обеспеченных, отслеживаемых с орбиты экспедициях без жертв не обходилось…

— Понял. Короче, этот твой Гладкий уговорил коменданта лагеря, и добренький клон послал за Злочевым своих людей?

— Да. У них в цитадели есть несколько легких скафандров. Они спустились по тропе — главное, прошли через один мерзкий слой, где давление в три с лишним атмосферы, — и нашли Злочева в полной отключке. Притащили в лагерь и даже кое-как откачали. А нам объявили, что это было в последний раз. Ни при каких условиях они за беглецом больше не отправятся. У нас от побега отказались сразу четыре группы. Это только из тех, о которых мне точно известно, что побег готовился.

— Так что — Злочеву за побег вообще ничего не было?

— Вы еще не знаете клонов. — Я улыбнулся. — С юридической точки зрения, Злочев не ударился в бега, а «ходил на прогулку». Но ведь из-за своей «прогулки» он пропустил несколько занятий и молитв, то есть нарушил дисциплинарный регламент! Вот за это его и посадили на пять суток в изолятор.

Меркулов хохотнул.

— Да-а… дисциплинка… Ладно, хватит языками чесать. Хоть убей, хочу своими глазами еще один слой увидеть. Идем?

— Ну давайте. Только учтите: нас с вами тоже в изолятор посадят, если мы через полтора часа не вернемся. А без ужина так точно останемся. Поэтому дойдем до кроулера — и сразу назад.

— Договорились.

Не могу сказать, чтобы Меркулов мне нравился. Скорее даже наоборот. Но одного у него не отнять: был он человеком храбрым, даже самоубийственно храбрым.

Вот что случилось под занавес той нашей прогулки.

Мы прошли первый слой Мути и погрузились во второй, в целом подобный первому, только в нем к «туману» добавились еще столбики розового свечения — штука безопасная, но поначалу пугающая. На Меркулова они не произвели впечатления, и он уговорил меня пройти еще чуть-чуть вперед. Мы спустились по тропе на несколько лишних метров и вышли из второго слоя.

Там была такая площадка каменная, довольно живописная, но уже основательно замусоренная окурками. Дальше этой площадки после случая со Злочевым никто не ходил. Все, кто спускался с плато, курили здесь раз, курили другой — и поворачивали обратно.

Легко догадаться, как мы называли это место. Правильно: Курилка.

Вокруг Курилки росли стройные грибные хвощи, напоминающие молодые кипарисы, обвешанные бурым серпантином, а в центре… в центре находилось крошечное озерцо. Над тем, почему оно не высыхает, все мы устали ломать голову, ведь глубины в нем на глаз было — по колено. И — ни родника, ни ручейка, которые бы это озерцо питали.

Вода там была вроде как обычная — вовсе не серое желе, о котором рассказывал Злочев. Но цвет… Цвет— как у тех изумрудных минералов в жилах, которые здесь повсюду перли из горной породы. Ярче купороса.

Ни пить, ни даже прикасаться к этой воде никому из нас не приходило в голову.

Когда мы с Меркуловым вышли на площадку, я по привычке закурил. Затянулся, поглядел по сторонам. Прикинул, что на ужин мы еще можем успеть — надо будет только сразу по выходе из верхнего слоя Мути припустить бегом.

В общем, я немного отвлекся. А когда до меня дошло, что Меркулова рядом со мной больше нет и я резко обернулся, то обнаружил, что капитан-лейтенант сидит на корточках над озерцом. А из его сложенных лодочкой ладоней капает ядовито-зеленая вода.

— Нет! Ни в коем случае! Не пейте!

Куда там!

Меркулов сделал несколько глотков, а остатками воды умылся.

— Дрянь, — сказал он, подымаясь на ноги. — Как мел с йодом. Но пить можно. Понял, лейтенант?

И пока я, остолбенев, соображал, как бы поскорее устроить психу промывание желудка, Меркулов продолжил:

— А раз пить можно здесь, почему дальше нельзя? Злочев говорил, что вода в ручьях, как желе? Очень хорошо. Значит, ее надо не пить, а есть. Только и всего!

— Но комендант лагеря… — пролепетал я.

— Ребята, я вас не понимаю, — задушевно сказал Меркулов. — Почему вы так легко согласились, что какой-то клонский майор-недоучка умнее, чем вы, кадровые офицеры российского военфлота?

Глава 2

Таня

2616 г.

Кенигсберг, Российская Директория

Планета Земля, Солнечная система

— У Таньки ужасный характер!

Так говорили Танины одноклассники. Так считали Танины учителя.

Когда Таня поступила на факультет истории внеземных культур, эстафету подхватили одногруппники и преподаватели.

Словом, «характер» прямо-таки преследовал Танечку Ланину. И совершенно непонятно было, куда от этого характера деваться.

Когда после окончания университета Таня устроилась на скромную должность лаборантки в Кенигсбергский научно-исследовательский институт ксенологии (КНИИК имени Ю. Кнорозова), вместе с ней в сектор полевых исследований (именовавшийся попросту Лопатой) поступил и ее пресловутый «характер».

— Эта новенькая — она такая странная, — заметила аспирантка третьего года Жанна Скрябина, недовольно морща свой царственный носик.

— В смысле? — Старший научный сотрудник Оленька Белая неохотно оторвалась от зеркала, спрятала в косметичку тюбик жидкой помады кораллового цвета и вопросительно посмотрела на Жанну.

— Я к ней со всей душой, а она…

— А она? — Оленька снова уставилась в зеркало и принялась поправлять прическу.

— Что — она?

— Понимаешь, я думала ее пригласить сегодня… Ну, на сабантуй. Сказала, заходи вечером в «Палисад», выпьем абсенту, потанцуем… Тем более повод есть и все такое… А она сказала, что танцевать не умеет, абсента не пьет и мне не советует. Причем с таким видом! С таким видом! — Голос Жанны звучал обиженно.

— Мало ли… Может, она и впрямь абсента не пьет… Потому и на сабантуи наши не ходит.

— А мы кто, получается? Алкоголички, что ли? Она на это намекает, да? Вот ты мне скажи — на это она намекает?!

— Да кто ее разберет, твою Таню, — пожимала плечами Оленька. — Она такая невоспитанная! А впрочем, чего ты хочешь от девушки с планеты Екатерина? Это же богом забытое место! Как ее вообще угораздило в университет поступить… Вероятно, по программе какой-нибудь. Что-нибудь вроде «Гуманитарные инициативы — жителям дальнего Внеземелья». Внеземельники эти, говорят, даже экзамены вступительные не сдают, их так просто принимают, для процентовки…

— И где только высокомерия этого набралась, выскочка инопланетная… — поддакивала подруге Жанна.

Нет, Таня Ланина не была высокомерной. Она была стеснительной. И немного замкнутой.

Разговоры с коллегами требовали от нее настоящего мужества. И всякий раз, когда нужно было это мужество проявить, Таня совершенно забывала про вежливость.

Впрочем, кое в чем Оленька и Жанна были правы: планета Екатерина, на которой родилась и выросла Татьяна, действительно сыграла здесь свою роковую роль.

До десяти с половиной лет круг общения Тани ограничивался ее родителями, Иваном и Неонилой Ланиными, старшим братом Кирюхой (который, впрочем, учился в спортивном интернате и дома бывал нечасто), а также двумя сотнями мафлингов, исконных представителей фауны планеты Екатерина.

Родители Тани руководили звероводческой фермой.

Ферма специализировалась на мафлингах, каковые на языке биологической науки именовались maflingi ovaferra.

Над главным корпусом фермы гордо реял российский триколор, да оно и неудивительно: заведение находилось на балансе Министерства Здравоохранения РД.

В двухэтажном доме из желтого ракушечника, пристроенном к северному крылу фермы, Таня Ланина и провела детство.

Мафлинги были ужасно прихотливым видом. Нигде, кроме средних широт планеты Екатерина, они нестись не желали.

Даже содержание в земных зоопарках мафлинги переносили из рук вон плохо — линяли, теряли интерес к противоположному полу, болели и скучали. Да еще и смотрели на посетителей с такой безысходной тоской, что особо впечатлительные дети начинали тут же, возле стеклянных вольер с грозными предупреждением «животных не дразнить и не расстраивать!», навзрыд плакать от жалости «к бедненькой белой крыске» и проситься домой.

Строить фермы на удаленных, слабо колонизованных планетах вроде Екатерины — затея дорогая и трудоемкая. Но земляне строили. Для этого у них были причины.