Пол Андерсон - Генезис Страница 8

Но все же облака очень часто расступались. Ильянди полагала, что в этом краю тучи — а они, несомненно, суть пар, поднимающийся от раскалённой земли, словно в чайнике, и, остывая, вновь становящийся водой, — не так густы. Слишком была она увлечена своими инструментами и подсчетами, чтобы много говорить; но хотя бы делилась с Калавой главными мыслями.

— Что ж, знаешь ли ты, где мы оказались? — хрипло спросил он.

На ее лице, полускрытом в тени мокрого капюшона, играла легкая улыбка.

— Нет. Мне эта земля неведома так же, как и тебе. Но мнится мне, что мы меньше чем в пятидесяти дневных переходах от Улонаи, а может, и всего в сорока.

— Клянусь секирой Рувио! — Калава ударил кулаком в перила. — Надеюсь, что ты права! Значит, ветер большей частью швырял нас взад-вперед меж двумя берегами, и мы не так далеко, чтобы не вернуться. Впредь любое судно отыщет сюда легкую дорогу: пойдет сперва к Последним Островам и там дождется благоприятных ветров. Капитан будет знать, что высадится на берег. Еще через несколько плаваний узнаем точнее, куда должен указывать путеводный камень.

— Но где здесь бросить якорь? — спросила Ильянди. Калава расхохотался, чего не делал уже много дней

и ночей.

— О том не беспокойся…

Со смотровой площадки на мачте раздался крик. По всей палубе люди в страхе подняли взгляды к небу.

После не было случая, чтобы два человека рассказывали о том одинаково. Один говорил, что молния пронзила облака и грянул гром. Другой вспоминал о летящем мече не короче самой «Серой гончей», за которым тянулась полоса крови. Третьему привиделся зверь с разинутой пастью и тремя горящими хвостами… Калава запомнил копье, вокруг которого вились радуги. Ильянди же призналась наедине, что ей показалось, будто в небе ткет — то появится, то исчезнет из виду — огромный челнок с непонятными буквами на нем. Но все соглашались: то, что они видели, прилетело со стороны моря и скрылось за холмами.

Люди обезумели. Иные с воплями забегали по кораблю. Иные в слезах молились своим богам. Иные бросались на палубу и дрожали или же съеживались, зажмурив глаза. Руль и помпы все бросили, и судно понес прибой. В трюм хлынула вода.

— Прекратить! — рявкнул Калава и соскочил к матросам. — Мужчины вы или нет? Встаньте или умрите!

Пинками и пощечинами он заставил их вернуться к работе. Один моряк выхватил нож и бросился на капитана. Тот сшиб его с ног. «Серую гончую» едва успели вернуть под управление. Она слишком близко подошла к берегу, чтобы запрягать хуукина. Калава ухватился за румпель и с большим трудом развернул корабль к морю.

Как только матросы набрались храбрости, запахло мятежом. Калава поставил себе на замену рулевого из самых опытных, а сам спустился с Ильянди в каюту — поговорить. Вскоре они вернулись на палубу, и капитан крикнул: «Внимание!» Стоя бок о бок, он и Мыслящая-о-Небе вглядывались в лица, испуганные или угрюмые, тех людей, у кого не было неотложных дел.

— Слушайте и передайте остальным, — сказал им Калава. — Я знаю, что дай вам волю, и вы сегодня же повернули бы к югу. Но так нельзя. Обратного перехода мы не выдержим. Что предпочтете — рискнуть, чтобы снискать богатство и славу, или же струсить и пойти на дно? Нам надо починить судно, пополнить запасы, а после того плыть домой и нести соплеменникам дивные вести. Когда же, спросите вы? Скоро, отвечу я, скоро. Я смотрел на воду. Взгляните сами. Видите, она все больше буреет, а сейчас по волнам плавают ошметки растений? Значит, где-то рядом в море впадает большая река. Стало быть, там есть гавань. То же, что мы видели, объяснит вилку, госпожа наша Ильянди.

Мыслящая-о-Небе выступила вперед. Она переоделась в чистую белую тунику со знаками своего призвания, а в руке держала посох. Голос ее был тих, но все слышали.

— Да, зрелище было ужасно. Значит, легенды о моряках, ходивших далеко к северу или сбивавшихся с курса, верны. Но подумайте: ведь они возвращались домой. А те, кто не вернулся, погибли от естественных причин. Ибо зачем богам или демонам одних топить, а других миловать?

Матросы начали переглядываться.

— То, что мы видели, лишь мелькнуло у нас над головами. Было ли то предостережение нам? Нет, ибо знай оно нас, поняло бы, что мы не можем сейчас повернуть вспять. Была ли то еще какая-нибудь угроза? Едва ли. Да, оно было странным, но это не значит «опасным». Мир полон необычного. Могу рассказать вам о том, что за долгие столетия, наблюдая за чистым небом, мы видели и огненные полосы, прочерчивавшие его, и звезды с пламенеющими хвостами. Мы, вилкуи, не понимаем их, но и не страшимся, а воздаем им должную честь, как знамениям богов.

Ильянди помедлила, а потом завершила речь:

— Паче того. В тайных анналах нашего ордена есть рассказы о видениях и чудесах, превосходящих это. Всякий знает, что время от времени боги влагают свои слова в уста святых мужей и жен, дабы вести народ. Не могу объяснить вам, как они проявляют себя, но замечу, что сегодня мы видели нечто подобное. Потому станем же верить, что то был добрый знак.

Потом она произнесла защитное заклинание и призвала стихии. Большинство людей приободрились. Ведь, в конце концов, они почитали Ильянди. К тому же многие и прежде плавали с Калавой и вернулись благополучно. Остальных они заставили слушаться.

— Разойдись! — приказал капитан. — Вечером каждый получит порцию спиртного.

Ответом было вялое веселье. Судно шло своим путем.

Наутро они и вправду увидели широкую бухту, укрытую от ветра. Вода в ней была мутной от ила. Придерживая хуукина, Калава осторожно ввел в нее корабль и наконец увидел реку, о которой говорил. Вместе с несколькими смельчаками он сел в шлюпку и поплыл к берегу. В болотах, лугах и лесах, похоже, водилась богатая дичь. Росло тут множество незнакомых трав, но иные Калава узнал, и меж ними — съедобные ягоды и коренья.

— Хорошо, — сказал он. — Этот край созрел, пора прибрать его к рукам.

И земля под ним не разверзлась.

Разыскав удобное место, Калава вернулся на корабль, дождался прилива и выбросил «Гончую» на сушу там, где, как он видел, вода порой поднималась еще выше, — так ее было бы легко вновь вывести в море, когда придет время. Спешить Калава не хотел. Пусть, думал он, люди разобьют лагерь, отдохнут и подкормятся, а потом уж берутся за работу. Сети, силки и запруды обещали обильную добычу. В команде было несколько искусных охотников, а среди них — и сам капитан.

Взгляд его устремился вдаль, к холмам. Да, сегодня же он поведет отряд, чтобы узнать, что там.

5

Гея никогда не скрывала, что воссоздает историю человечества. Вероятно, то было величайшее из ее достижений. Но постепенно собратья Геи по галактическому мозгу начали понимать, что она одержима работой. В последнее время — измеряемое сотнями тысяч лет — ее сообщения стали обрывочными и малоинформативными. Создалось впечатление, что Гея избегает делиться новостями. На нее не давили — в распоряжении галактического мозга вся терпеливость Вселенной. Однако беспокойство нарастало. Особенно волновалась ближайшая к Гее по расстоянию и потому чаще других выходившая с нею на связь Альфа, а значит, и Странник. Деятельность и мнение Геи играли решающую роль в судьбе Земли. Не поняв ее, нельзя было судить, верно ли будет спасти планету.

Разумеется, важной частью ее психики стали история и археология, которые она помнила от зарождения животного мира до технологического расцвета вида homo. Помимо того, в нее влилось бессчетное число индивидуальных сознаний, больше, чем в любой другой узел. Что делала она с ними в течение множества лет и что они сделали с ней?

Отказать Страннику в доступе к данным Гея не могла: наследие планеты принадлежало всей общине разума. Под ее руководством он просмотрел все записи наблюдений и действий во внешней реальности — здесь были геология, биология, астрономия…

Для того же, чтобы оценить внутреннюю работу Геи, ее мысли и эксперименты с искусственно созданным образом человечества, нужно было поговорить с ней по-человечески. Для этих целей в составе Странника имелся человек.

Кристиана Брэннока выбрали из множества тех, чьи копии устремились когда-то к звездам, потому что он был одним из первых и меньше других изменился, общаясь с машинами. Среди его положительных качеств были также энергичность, острый ум и способность адаптироваться.

Личность его была старательно воссоздана Альфой на основе компонентов его сознания и интегрирована в один из аспектов Странника. Конечно, получился не самый точный дубликат оригинала. Да, он хранил воспоминания Кристиана Брэннока о его жизни, но выглядел не стариком, а довольно молодым парнем. Вдобавок обладал он и кое-какими знаниями (всего лишь поверхностными, упрощенными, чтобы не перегружать рассудок) о том, что происходило после смерти его организма. В глубоком подсознании таилось стремление вернуться когда-нибудь к жизни более полной, чем он мог теперь вообразить. Но, зная, что, когда задача будет выполнена, он вновь воссоединится с Альфой, Кристиан Брэннок не испытывал тоски по утраченному. Скорее он — насколько их со Странником можно было различить — радовался давно и прочно забытым ощущениям, мыслям и эмоциям.