Илья Тё - Реконструкторы (сборник) Страница 8

– Дядьку Василя хоронють, – сказал мальчишка, незаметно подошедший к окну. – Мне остатьси веляно, от мертвеца дом сторожиць, а я хотел поглядець, как через речку переносить будут.

– А… зачем через речку?

– Обвыцьё такоё, – просто ответил мальчик. – Надо так.

Процессия прошла мимо дома и скрылась за поворотом улицы. Землянин спросил:

– А дядька твой родной?

– Не-а, пошто родной. Так, сосед наш.

– Тебя как звать? – спросил Семён.

– Филиппкой. Дядя Семён, родители-то до погосту ушли, велели мне вас накормиць. Походите на кухню-то.

Ребёнку было от силы лет шесть – семь, а выглядел он на удивление серьёзным и хозяйственным. Прогнал из кухни кота, которого, как оказалось, зовут заморским именем Эдьмунд, и достал из печи ухватом горшочек с тарелкой. На завтрак хозяева оставили кашу и пару ржаных плюшек – не сильно питательно, но всё же. Семён вымыл руки перед рукомойником – пора привыкать к местным традициям – неумело перекрестился на иконы в углу, изображая благодарственную молитву, и принялся за трапезу. Филиппка сидел рядом и внимательно наблюдал за землянином, сначала это немного раздражало, но в конце Семён привык, набрался смелости и спросил:

– Филипп, а нет чего-нибудь мясного? Просто я привык утром есть… питательную пищу.

Мальчик весело засмеялся и проговорил:

– Чудной вы, дядька Семён, кака-ж мясна-то пища, когда у нас сёдне пятница – день постный?

– Я… просто не знал, что пятница, – нашёл отговорку Семён и нахмурился. Перспектива соблюдать пост не сильно вдохновляла, но, похоже, другого выхода не было. – Со счёту дней сбился.

– Быват, – откликнулся сын пилота.

Неожиданно Семён вспомнил о вопросе, который собирался задать ещё вчера, но как-то забыл.

– А какое сегодня число?

– А, почитай, уже восемьнацато июню, Петров пост идёт.

– Какой год?

Мальчишка рассмеялся и спросил:

– Да откудова свалилси такой чудной? Четыреста третёй уж, почитай, от сотвореня миру.

За прошедший день Семён научился не удивляться подобным новостям, вот и сейчас эту информацию он просто принял к сведению.

Хозяева пришли через час. Семёна одели в старый, но неплохо сохранившийся сюртук, некогда принадлежавший дяде Егория, и они пошли с пилотом к городскому наместнику, чьи каменные двухэтажные апартаменты виднелись на холме. Егорий всю дорогу молчал – вероятно, привычная болтливость пропала после похорон соседа.

Вход в здание не охранялся – видимо, наместник был готов принять любого из пятнадцати тысяч жителей Троеугорска. Сергий Михайлович оказался ростом примерно с Семёна – чуть больше метра семидесяти. В отличие от большинства замеченных на улице горожан, бороды и усов он не носил, лицо было гладко выбрито, волосы коротко подстрижены. Если бы землянин встретил наместника на улице Екатеринбурга, то ни за что бы не выделил его из толпы. Единственное, что немного отличало Сергия Михайловича от россиян двадцать первого века – это строгий темный сюртук странного покроя с тонкой меховой оторочкой на воротнике. На столе у городского начальника лежал деревянный аппарат непонятного назначения с красивой резьбой, вдоль стены стояли два старинных высоких шкафа с множеством книг. Над столом висел портрет какой-то пары, судя по одежде – высокого ранга.

– Садись, Семён, – городничий пожал руку землянину и указал на стул. – И ты, Егорий Иванович, садись, коль пришёл. Мне про случай ваш уже рассказал Олег Трифонович. Признаюсь, я представлял тебя, Семён, совсем другим. С Земли ты, иль с Чужеземья Северного – для меня без разницы. Одно я знаю, что таковые, как ты, люди в Поморье появлялись и век, и два назад. Один из них, по слухам, жив до сих пор.

«Это интересно, – подумал Семён. – Если есть землянин, значит, мы с Игорем не одни в этом мире». Наместник замолчал, видимо, задумался.

– Сергий Михайлович, разрешите спросить? – решился Семён. – Вы говорите практически на том же языке, на котором говорят и у нас…

– Не стоит на «вы», Семён, – покачал головой городничий. – Ты уж не ребёнок, чтобы мне «выкать». И как, прости, тебя по отчеству, иль не носите у себя отчества?

– Вячеславович. Семён Вячеславович Григорьев. Откуда ты знаешь язык?

– Так вот, Семён Вячеславович. Я учился в Новуградской академии, что находится на границе Серафимья и Крестолесья, в устье Мокшени. Там нас учили старой речи, что называлась российским языком. Как сказал мне Олег Трифонович, ты говоришь на ней?

– Да, это русский язык, если быть точным. Но почему на нем не говорят другие?

Поморец покачал головой.

– Разговаривать на нем не приветствуется, потому как это язык научных трудов. Ровно так же, как и не говорим в миру мы на старославянском, языке молитв. Ко тому же, сейчас большинство книг издаются на поморской говори. Однако, в Новуграде немало тех, кто отходит от устоев и спокойно общается в быту на сим древнем языке. Новуград вообще город странный…

Землянин кивнул. Наместник внезапно спохватился, вытащил из деревянного устройства на столе цилиндр с проводом, повернул какие-то рычажки и громко сказал:

– Мосей, будь доброй, снеси нам чайник и три стакану.

Телефон, понял Семён. У поморцев есть устройства связи, и это хорошо. Наместник упомянул много непонятных географических названий, и Семён спросил у него:

– Сергий Михайлович, у тебя есть карта?

Наместник кивнул, нисколько не удивившись подобной просьбе, поднялся и достал из глубин шкафа свернутую трубкой карту.

Стр:

– Чудной ты, Семён, – вполголоса проговорил Егорий. – У нас же во доме така истовённо карта-то и лежит. Поконал бы, и я бы дал, пошто наместника-то тревожиць.

– Ничего, пусть. Вот она, земля Поморска, – проговорил тем временем городской глава и развернул на столе большой лист. – Карта несколько устарела, ко примеру, граница Мансийского Хаканата теперь восточнее идёт, вот тут… Очень близко к нашему городу, как видишь. Сейчас там вялотекущий конфликт. Серафьмье наше – самое западное княуство… то есть княжество, восточнее по северам идет Крестолесье, и самое восточное – Синелесье. В ём много мансийцев живёт. А южнее Крестолесья и Синелесья – Приошерье, они к морю не выходят, зато снабжают половину материка зерном. Всего четыре княжества у нас. И вот здесь, в устье Мокшени – Новуград, новый город.

– А он кому принадлежит? К Серафимью, или к Крестолесью?

– А ни к кому ён не принадлежит, – встрял Егорий. – Ён вольной град, его все княуства вдруг строили, с вогулами в придачу.

– В смысле, «вдруг»?

– «Вдруг» – означает «вместе», «совместно», – пояснил наместник. – Вероятно, ты ещё каких-то слов не понимаешь?

– Никак не могу понять значения слова «порато», – признался Семён. – При чём здесь порка?

Поморцы рассмеялись. В этот момент вошел Мосей с подносом, молча пожал всем руки и так же молча удалился. Являлся ли он слугой, либо просто кем-то из сотрудников, Семён не понял.

– Это слово переводится как «много», «чересчур», – пояснил Сергий Михайлович и разлил зелёный чай по стаканам. – Ты давай, вопросы-то задавай, мне понравилось быть учителем и переводчиком!

Они просидели у наместника около часа, выпив по три стакана чая. Лишь пару раз во время разговора их прерывал звон (не звонок, а именно мелодичный звон) телеслова, и городской начальник отвлекался на свои дела. Семёна интересовало всё – начиная от истории Новомирья и заканчивая причинами войны.

– Причины войны просты и понятны, – сказал Сергий Михайлович. – Ферьярцы, они же сами называют себя мидгардцами, лишь пятнадцать годов назад стали производить дизели и машины на бензиновой тяге. Развитию их активному мешает, во-первых, малое количество нефтяных месторождений на своей земле. Наилегчайший способ перестать их закупать из-за рубежа – присоединить земли Саранпала и Мансипала к себе.

– Что это за земли?

Наместник описал рукой большой полукруг над картой.

– Это две половины Мансийского Хаканата, западная и восточная части огромной вогульской империи. Империи, что занимает больше половины Материка и, по сути, нами созданной, поморцами. Без технологий наших они так бы и остались такими, каковыми были в начале.

– Остались бы дикими? – предположил землянин, вспомнив о земных мансийцах, которых иногда показывали по областным каналам.

– Нет, ну почему ж дикими. Их древняя культура своеобразна, а религия сложна. Но без нас бы они остались таким же закрытым лесным народом, разбитым на сотню родов. Мы не стали нести им свою веру, как это, если не путаю я, делали когда-то на Земле. Мы принесли им… государственность, вроде бы, так это зовётся?

Семён кивнул.

– А сколько всего поморцев, ферьярцев и манси?

– Ферьярцев, почитай, около восьмидесяти пяти мильонов, не считая рабов. В Хаканате народу – мильонов сто пятнадцать, но из них двадцать тувы и примерно десять – переехавших с южного архипелага маорийцев.