Иэн Бэнкс - Черта прикрытия Страница 8

Каким-то образом ему удалось задержать дыхание достаточно надолго. Постепенно он отбежал так далеко, что не видел уже ни облачков газа в воздухе, ни пузырей на поверхности потока. И вообще почти ничего не видел. Он сделал первый глубокий вдох, наполняя воздухом всю гортань и легкие. Даже выдох причинил его слизистой неимоверные страдания. Но он дышал и дышал, прочищая легкие и временами сгибаясь в три погибели от кашля. Каждый вдох был работой, но давался легче, нежели предшествующие.

Из туннеля не доносилось ни единого звука.

Постепенно он продышался и смог передвигаться свободнее.

Он посмотрел назад во мрак — попытался представить, что увидит там, когда облака газа рассеются, и можно будет вернуться в найденный им проход.

Он подумал, как долго все это будет продолжаться, и не нашел ответа.

Потом повернулся и пошел в другом направлении.

В крепость.

Стражники услышали, как он скребется в дальнем конце туннеля, где вертикальная колодезная шахта соединялась с основным подземным источником.

Представ перед командирами замкового гарнизона, он сообщил, что поведает им обо всем, что знает. Он всего-навсего скромный сапер, которому посчастливилось избежать ловушки, унесшей жизни товарищей. Но он знает устройство туннеля, прорытого к замку, и помогал сооружать небольшое, но довольно мощное осадное устройство. Кроме того, он изъявил готовность поделиться с ними всей скудной информацией, какая у него есть о соотношении родов войск, осаждающих замок, об их диспозиции и численности. Он не попросил взамен ничего. Только жизнь.

Они увели его прочь и задали много вопросов. Он дал на них правдивые ответы. Потом его подвергли пыткам, желая убедиться, что эти ответы действительно правдивы, но никакой новой информации вытянуть из него не удалось.

В конце концов, не будучи уверены, что могут вполне ему доверять, и рассудив, что после таких истязаний от него вряд ли будет какой-то прок (а еды в замке было в обрез), они связали его, как цыпленка для жарки, и выстрелили его телом из огромного требуше, установленного на верхушке главной башни.

Так получилось, что он упал совсем рядом с туннелем, который помогал прокладывать, и до находившихся в тот момент под землей саперов, которые некогда были его товарищами, донесся глухой стук. Они теперь рыли еще одно ответвление туннеля: старое похоронил под собой внезапный обвал.

Последняя его мысль была о том, как он однажды летал во сне.

ТРИ

До Йиме Нсоквай не сразу дошло, что она одна продолжает сражаться.

Первым был уничтожен Разум-Концентратор хабитата, испарившийся в секундной ослепительно яркой вспышке аннигиляции. Затем погибли около сотни главных кораблей, укрытых под поверхностью орбитальной колонии, стоявших на приколе в ангарах, подлетавших к хабитату или покидавших его: их обратил в пыль один синхронизированный выстрел дезинтеграционной пушки. Разумам была уготована иная участь: их начисто выжег тщательно сфокусированный электромагнитный импульс, а вычислительные субстраты, уже забитые мусором и ввергнутые в инфохаос, коллапсировали в жалкий комок, состоявший из частиц даже более плотных, чем вещество нейтронной звезды. Все это средоточие интеллекта и знания, превосходившего всякое разумение обычных смертных, в мгновение ока, — прежде чем обитатели орбиталища сообразили, что дела обстоят весьма и весьма хреново, — стало горсткой трудноразличимой невооруженным глазом сверхплотной пыли.

Хотя по внутренним постройкам и сложным межсекционным сочленениям орбитальной колонии все еще катились эхо-волны гравитационного коллапса, им вслед уже ширилось разрушение куда точнее управляемое. Все, что находилось на поверхности хабитата или в непосредственной близости от него, попало под град миниатюрных снарядов и термоядерных боеголовок, чей взрывной эквивалент был достаточно скромен, чтобы выжечь только флот обороны, не повредив архитектуру орбиталища. Но кораблям пощады не было, их мегатонные тела сотрясались в предсмертных судорогах, раскалывались во взрывах заряженных антиматерией боеголовок, и перед тем, как размазаться жалкой кашицей по забортному небосводу, перечеркнутому энергетическими пучками, отбрасывали последние колото-рваные тени на исполинские внутренние пространства искусственного мирка. Все это занимало считанные секунды. Еще пара ударов сердца — и отвечавшие за равновесие искусственных континентов хабитата высокоинтеллектуальные Защитные Узловые Разумы уничтожены все до единого серией точно рассчитанных гиперперемещений плазменных зарядов размером с игольное ушко каждый. Одновременно подверглись атаке несколько тысяч кораблей межзвездного класса дальности, встретившие свою судьбу в издевательском соответствии импровизированной служебной иерархии: сперва гибли самые большие и высококвалифицированные суда, для которых было приготовлено по нескольку ядерных или термоядерных зарядов, затем корабли рангом пониже и, наконец, еще менее важные, пока испепеляющие волны аннигиляции не докатились до самых маленьких и слабых кораблей, рассчитанных только на полеты в пределах системы. После этого синхронно замолчали все служебные искусственные интеллекты полурабского уровня, разбросанные случайным образом по всему браслетообразному орбиталищу. Их управляющие процессы верхнего уровня были отключены или нарушены. Эти боевые комплексы либо затаились и впали в спячку, либо, напротив, принялись в лихорадочной вспышке бессмысленной активности уничтожать все, до чего могли дотянуться, в том числе и чудом уцелевшие оборонительные мощности хабитата.

Нашлись, однако, автономники и люди, перехватившие контроль над оружием, у которого была предусмотрена возможность ручного управления, а те немногочисленные машины и гуманоиды, которым повезло оказаться в безопасном месте в нужное время, стали откапывать себя из полуразрушенной машинерии, пытаясь разобраться, что же такое творится с их миром.

Это конец, думала Йиме Нсоквай, ползком выбираясь по аварийной шахте с пересадочного узла, где ее застало нападение.

Как только девушка забралась в алмазный пузырь кабины древней плазменной пушки, ее почти ослепил взрыв внутрисистемного клипера, находившегося менее чем в одной световой миллисекунде. Хотя псевдоинтеллектуальное защитное покрытие искусственного алмаза среагировало молниеносно и тут же переключилось в зеркальный режим, вспышка тем не менее была такой силы, что у Йиме еще долго в глазах плясали разноцветные пятна, а лицо покрылось слабым радиационным загаром.

Да, это конец, но не конец света. Она села в кресло и пристегнулась до упора. Они не станут уничтожать хабитат, они просто выскоблят его дочиста. Это всего лишь конец моего личного мира, конец всего, что у меня было. Непохоже, что мне удастся это пережить. Она попыталась вспомнить, когда в последний раз озаботилась резервным копированием личности. Кажется, с той поры миновало несколько месяцев. Хреново. Ладно, пусть его. Она отрубила все подключения орудий к локальной и внешней сети, оставив только возможность коммуникации по абсолютно надежным оптическим линиям, обеспечивавшим резервное копирование и зеркалирование личности, после чего щелкнула переключателями на панели управления, выглядевшими до нелепости архаично. Все вокруг залил яркий свет. Послышалось размеренное гудение: тридцатиметровая орудийная башенка начала подниматься в боевую позицию. Экраны ожили. Запустилась система управления пушкой.

Девушка надела шлем — тот оказался ощутимо великоват, — проверила видео- и аудиоканалы, запас воздуха в маске. Снимать не стала, все-таки это обеспечит ей несколько большую степень защиты. Та древняя рухлядь, что в этой пушке заменяла системы прямого ведения боя, медленно налаживала контакт с ее нейросетью. Активировались устройства, придуманные тысячелетия назад, — того же возраста было и их программное обеспечение. Правила и протоколы обрели смысл, строчки кода наполнились содержанием, системы пришли в рабочую готовность. У нее появилось странное, чрезвычайно неприятное ощущение, что-то вроде чесотки или мурашек внутри головы, которые никак нельзя было унять. Она отдала приказ сети с помощью своих нейросекреторных миндалин, приказав устройству усилить и без того обострившиеся чувства и ощущения до одного из предварительно оговоренных максимумов. Такое состояние имело свои побочные эффекты, и его нельзя было поддерживать долго. Считанные минуты, потом наступало ухудшение координации, а спустя четверть часа — «выгорание»: тогда приходилось урезать системные требования и переходить в предельно экономичный режим. Впрочем, на большее она и не рассчитывала. Согласно выводам нейросети, у нее и так осталось всего несколько минут, чтобы принести какую-то пользу на последней линии обороны хабитата.