Сергей Цикавый - Шаги в глубину Страница 9

Генная бомба ужасна, настолько ужасна, что просто вау. И тем не менее, говоря о причинах бегства от «Тени», этот маленький паршивец мне наврал. Значит…

— Славно. Идем общаться в каюту, что ли? Или остальной груз настолько же крутой?

— Н-нет, — сказал Дональд, энергично помотав головой. — Мелочевка.

— И я могу посмотреть?

— Д-да ради бога.

«Дин-дон». Еще одна ложь. Я осмотрелась: тюки, разбитые волосатые контейнеры, еще какой-то хлам, бак биологической защиты… Я наблюдала за тем, как Дональд отслеживает поворот моей головы. И — стоп: значит, бак.

— Это что такое?

— Это? Бак. Д-для перевозки существ в анабиозе.

«Хм. Да ты просто гений». Я подошла и положила руку на непрозрачное стекло.

— Криобокс. Старье. Он активен?

— Н-нет.

Сзади шаг — ко мне. Я нащупала в перчатке триггер запястного клинка и обернулась к нему.

— А ты чего такой дерганый, а? Что в нем?

— Д-да нет там ничего! — воскликнул Дональд. — Так что с договором?

О, да. Это оно. Ты паникуешь, «просто Дональд», мощно паникуешь, давай, оближи губы еще, потому что твой пульс я слышу даже отсюда без всяких усилений сенсоров. Любопытно и, честно признать, страшно: в этом баке находится что-то, что куда хуже или куда ценнее, чем генная бомба.

— Ну-ну. Договор? Хорошо. Хочу семьдесят процентов с этой твоей доставки.

Дональд окаменел. Стиснутые кулаки были куда красноречивее физиономии обормота. «Ты жалок, приятель. Как же ты торгуешься с заказчиками? Как блефуешь, уходя от жадных нанимателей, которым не хочется отпускать тебя с деньгами?»

Эх, дурак, повезло тебе с кораблем. Очень повезло.

— Семьдесят? К-к черту. Какие еще п-проценты?

«Хм?»

— Какие еще п-проценты? — повторил Дональд. — Открывай бак, там ничего н-нет.

Ну надо же, как твердо, сдуреть можно. А ты неплох, Дональд, совсем неплох.

— Ладно, — сказала я. — Насчет процентов мы еще посмотрим. Обсудим в каюте.

Дональд кивнул и повернулся, чтобы уходить из трюма, уверенно так, почти по-хозяйски повернулся, подтверждая мое впечатление: не безнадежен. Но ему не повезло сегодня, потому что я — инквизитор. Одним тычком в управляющий блок я вызвала меню и вжала клавишу экстренного открытия цистерны.

— Нет!

Он почти напоролся на выставленный клинок — да его вообще, похоже, больше ничего не волновало. Он весь был там, у контейнера, где уходило в стенку скругленное стекло, откуда шел ледяной пар, и сенсоры моего скафандра пискнули, сообщая, что там все плохо и холодно.

А потом из замороженного облака лицом вниз выпало тело.

На ослепительно белой коже тонкой паутиной застывал иней, он покрывал голубизной спутанные белые волосы. Девушка. Массивные черные браслеты на запястьях и похожие анклеты на щиколотках казались слишком тяжелыми для худышки.

«Это что, ограничители?»

Теперь есть причина грохнуть симпатичную сволочь. Он как чувствовал, что я сочту «охоту за головами» чем-то пострашнее генной бомбы.

Я прискорбно не согласна с уголовным кодексом.

Ненавижу.

— Приторговываешь плотью, мудак? — прошипела я, сбивая застывшего парня с ног. Носком под ребра — и виброклинок к горлу. — Беглая? Чья-то дочь? Кто она?

— Хр-р-р… — сказал черноволосый засранец. Он норовил свернуться в клубок, но я ему не давала.

— Умри, сволочь!

— Н-не надо! — выкрикнул он.

Наверное, это рефлексы. Или опыт. В любом случае, я поняла, что «не надо» — это не ко мне, хотя лезвие уже впивалось в его шею. Я обернулась и крутнулась в пируэте, ловя картинку и стараясь умять ее в мозг.

«Пленница» вставала с пола, с нее мелкой пылью осыпался иней, а браслеты-анклеты взорвались струями дыма. Дым лип к белому телу, дым скрывал небольшую грудь и поджарый живот, дым опутывал ноги, а над всем этим буйством коллоидного скафандра разгорались алые глаза.

Так я это все и запомнила: дым, без единой кровинки лицо и алые глаза.

А потом картинка моргнула и изменилась.

— Рея, не надо!

Дональд, раскинув руки, встал между мной и ею и громче повторил:

— Не надо! Пожалуйста!

Это было дико, а я ведь повидала всякой всячины. Странное существо, затянутое в черно-белый скафандр, глядит теперь в лицо стоящему перед ней препятствию, а я уже почти собралась как-то активно отреагировать, когда Дональд, не оборачиваясь, сказал:

— Выйди в коридор, пожалуйста.

«Не заикается», — поняла я за дверью. А еще мне казалось, что я стала свидетелем семейной сцены. Стоять дура-дурой пришлось недолго, но я успела понять, что сбило меня с толку. Я проворонила угрозу потому, что эта худая красноглазка сориентировалась в пространстве слишком быстро. Словно и не сидела до того в криокамере. «У нее должны мозги оттаивать и суставы крошиться. Как она встала? Я уж молчу об активации скафандра…»

Дверь зашипела, и вышел Дональд. Если я что-нибудь смыслю в несчастных выражениях лица, то его гримаса была как раз из их числа. И как это все склеить с произошедшей сценой — не понимаю. Ни в одном глазу.

— Что это было? — спросила я, заглядывая ему за спину.

Там был набитый и замусоренный трюм, там стоял закрытый криоблок биологической защиты, и вообще: мне все померещилось, только вот на роже у обормота очень уж красивый след моей ноги.

Дональд прислонился к стенке, не глядя на меня.

— Я спрашиваю, что это…

— Слушай, сн-ними шлем, а?

Он меня прервал. Он, непонятный недоносок на непонятном корабле с непонятной красноглазой дрянью в трюме. Но он просил так жалобно, словно вымаливал воды человек с сожженным животом. Я стиснула запястье, шлем взорвался облачком газа, и пока тот втягивался в приемные сопла, Дональд во все глаза изучал меня.

— Ты к-красивая, — буркнул он как-то по-детски.

«Красивая…» Когда тебе, госпожа бывший инквизитор, комплимент в последний раз делали, а? Не в баре — «Какая попка!» — а именно комплимент?

— Ты мне зубы не заговаривай, — сказала я. — Кто это такая?

Тишина образовалась неуверенная и хрупкая. Но моя голова работала. Где-то я встречала дикое сочетание мертвенной бледности и красных глаз. В комплект прилагалось что-то вообще запредельное. Опираясь на теплую стену замечательного фрегата, я смотрела сквозь бормочущего капитана, а на самом деле копалась в памяти.

Не надо завидовать памяти инквизитора, договорились? Потому что ответ был, и он, разумеется, нашелся.

— Это что, Лиминаль? — только и спросила я.

Дональд заткнулся, как если бы я ему залепила плюху. Ума, кстати, не приложу, что за бред он там городил, пока меня не было.

— Эм, н-ну, да.

Наверное, самые глупые три слова, которые можно услышать о Лиминали. И уж точно — самое глупое место о ней говорить, когда корабль Его Меча так близко. «Ты, кажется, не верила в карму, Алекса?»

— Ничего не понимаю, — честно сказала я. — Почему одна из Лиминалей на «Телесфоре»?

— По-последняя из Лиминалей.

— Радужное уточнение, Дональд. Ну?

Капитан выглядел куда хуже, чем после драки в невесомости. А меня разбирало любопытство: в конце концов, я только что видела невозможное, это самое невозможное меня собиралось прикончить, почему-то не прикончило, и вот я, стоя в теплом коридоре, разговариваю с сопляком, который что-то знает.

— Д-длинная история, — потерянно сказал Дональд. — Д-давай в другой раз, а?

Да ладно.

— Послушай, дружище, — я, черт побери, была очень зла. — Давай я расскажу, как это все выглядит. У тебя на корабле последняя из Лиминалей, ты ее держишь в криокамере, и она почему-то считается с твоим мнением. Как минимум один из этих фактов — чушь. Надо объяснять, почему?

Он опустил глаза и покачал головой.

«Да что с ним, а?!» Я уже сделала шаг, чтобы как следует потрясти паршивца, когда до меня дошло. Так выглядит человек, который понимает: расскажи он сейчас историю — и пути назад не будет. Мои подследственные обычно после такого или шли в полный отказ, или каялись во всем, подписывая себе хоть частичку снисхождения.

Словом, это называется: «После моего рассказа я навсегда в твоей лодке».

Черт, а ведь волнительно, а? Тем более что это я нахожусь в его лодке.

— Его М-меч послал Рею убить меня.

Первый вопрос звучал так: да кто ты такой, чтобы Его Меч отправлял по твою душу Лиминаль? Меня это страшно интриговало, но куда занятнее оказалось противоречие: за Дональдом послали Лиминаль, но Дональд стоит передо мной.

— И почему же ты до сих пор жив?

— Д-длинная история.

«Бесит».

— Слушай, ты! Мы договорились обменяться информацией друг о друге, или как?

Он кивнул и решился. Черт меня побери, этот обормот на что-то решился.

Я за него даже рада.