Олег Авраменко - Звёзды в ладонях Страница 9

Слушая их разговор, я наконец понял, о чём идёт речь. Это случилось немногим более четверти века назад, когда я был десятилетним мальчишкой. Группа учёных и инженеров из Ранжпурского Института физики втайне от всех построила пять ракет класса «земля-орбита», снабжённых позитронными боеголовками огромной разрушительной силы и обладающих необычайной манёвренностью, которая позволяла им преодолеть мощную противоракетную защиту. Однажды ночью они произвели их запуск и уничтожили две боевые станции Иных, а ещё одну основательно повредили. После этого вся планета с ужасом ожидала ответных актов возмездия, но чужаки ограничились лишь тем, что потребовали от властей казнить всех причастных к диверсии лиц и наложили на Махаваршу одноразовую продовольственную контрибуцию в размере трети годичного валового сельскохозяйственного продукта. Оба эти требования были выполнены, а второе из них нанесло ощутимый урон планетарной экономике — но тем не менее до сих пор на могилах всех сорока трёх казнённых заговорщиков круглый год лежат свежие цветы…

Мы долетели до площади Дхавантари, и Агаттияр посадил флайер на стоянку возле крупного торгового центра. Когда мы выбрались из машины, он сказал:

— Идём в супермаркет. Там есть вход в подземный пассаж, а дальше уже решим, к какой станции метро нам направиться.

Так мы и сделали. Двигаясь сквозь толпу людей, заполонивших в это вечернее время главный вестибюль торгового центра, я наклонился к Рашели, которая шла рядом, крепко вцепившись мне в руку, и тихо спросил:

— Так кто же ты?

Ни секунды не колеблясь, она прошептала мне на ухо:

— Меня действительно зовут Рашель. Я с планеты Терр-де-Голль. По-вашему, это Терра-Галлия.[1]

Глава вторая

Гостья из космоса

1

В крупных мегаполисах, таких, например, как Нью-Калькутта, подземка была самым удобным способом передвижения, однако я всегда предпочитал воздушные виды транспорта и с тех самых пор, как в двадцатилетнем возрасте обзавёлся собственным флайером, крайне редко пользовался услугами метрополитена. Поэтому неудивительно, что через пару десятков станций и нескольких пересадок, я совершенно потерял ориентацию и даже приблизительно не представлял, в какой части города мы сейчас находимся.

Во время последней пересадки, когда мы проходили по тоннелю с витринами небольших магазинчиков, Агаттияр вдруг остановился возле одного из них и, попросив нас немного обождать, вошёл внутрь. Через минуту он вернулся с двумя новыми телефонами и отдал мне один из них, а второй сунул себе в карман.

— Пришлось воспользоваться деньгами Рашели, — объяснил профессор уже на ходу. — Они, конечно, тоже «засвеченные», я внёс их серийные номера в компьютер, но это не страшно. Сейчас не середина прошлого столетия, тысячные купюры стоят не так много, чтобы все операции с ними отслеживались. Номера попадут базу данных только после того, как магазин сдаст наличную выручку в банк. Так что у нас в распоряжении есть минимум несколько часов до закрытия магазина. Но нам хватит и получаса.

Проехав ещё три или четыре станции, мы вышли из метро в каком-то тихом пригородном райончике и зашагали по тротуару вдоль неширокой улицы, по правую сторону которой располагались небольшие особняки, похожие на тот, в котором жил сам Агаттияр, а слева тянулся парк с чисто символической решётчатой оградой. Чуть дальше, за деревьями, виднелся пруд, поблескивавший в лучах заходящего солнца. Несмотря на хорошую погоду, парк в этот вечерний час был пуст и безлюден, лишь по дорожке вдоль ограды медленной трусцой бежал тучный мужчина средних лет в синем спортивном костюме.

Мы прошли по тротуару около сотни метров, затем свернули в парк и остановились возле одной из скамеек.

— Вы останетесь здесь, — произнёс Агаттияр. — А я пойду на разведку. — С этими словами он указал на двухэтажный дом в самом конце улицы: — Там живёт единственный человек, который может нам помочь. Единственный из тех, кого я знаю и кому полностью доверяю.

— А если за ним следят? — спросила Рита. — Как за тобой.

Профессор отрицательно покачал головой:

— Нет, это исключено. Во всяком случае, маловероятно. Если бы этот человек попал хоть под малейшее подозрение, он уже давно был бы мёртв. Он — не я, он… Впрочем, я всё равно не вижу другого выхода. Я больше не знаю никого, кто мог бы дать нам надёжное убежище и помочь Рашели с её проблемами. А тут счёт идёт на дни, даже на часы. — Агаттияр достал из кармана телефон. — Но мы, конечно, подстрахуемся. Сначала я пойду один и всё выведаю, а вы будете следить за происходящим с помощью телефона, который я дал мистеру Матусевичу. Если окажется, что я попал в ловушку, немедленно выбрасывайте аппарат и бегите обратно к метро. Честно говоря, я не знаю, что вы будете делать дальше, у меня нет никаких других вариантов. Постарайтесь затеряться в городе, и… В общем, я полагаюсь на вас, мистер Матусевич, на вашу находчивость. Вот, держите.

Быстро оглядевшись вокруг и убедившись, что поблизости никого нет, он передал мне пистолет, позаимствованный у Махдева, а Рашели вернул диск и дистанционный пульт. Затем с помощью телефонов мы установили связь. Агаттияр усилил до предела чувствительность микрофона и отключил динамик, а я наоборот — максимально увеличил громкость на своём аппарате.

— Получилось нечто вроде «жучка», — прокомментировал Агаттияр, пряча свой телефон в карман. — Но я всё же надеюсь, что эта предосторожность окажется излишней.

— Послушай, папа! — встревожилась Рита. — А если чужа… если враги держали «жучки» не только в нашем доме, но и в твоей одежде. А может, и в моей.

— Ну, тогда мы все покойники. Включая и того человека, к которому я иду. Но нет, дочка, никаких следящих устройств у нас нет. Одно дело четверть века прослушивать наш дом и контролировать все операции компьютера, а совсем другое — постоянно цеплять «жучки» на одежду или другие личные вещи. В течение нескольких месяцев, это ещё куда ни шло; но делать это все двадцать шесть лет… нет-нет, на такой риск они бы не пошли. К тому же я ведь не зря велел тебе снять кольца, часы, серёжки и всё такое прочее. А насчёт тряпок можешь не беспокоиться: у тебя, как медика, настоящая мания чистоты, едва ли не каждый день ты бросаешь всю ношеную одежду, и мою и свою, в чистящую машину — а таких нагрузок ни один «жучок» не выдержит. — Он прокашлялся. — Впрочем, ладно. Хватит об этом. Как бы то ни было, в ближайшие минуты всё выяснится.

Поцеловав на прощанье дочь и Рашель, а мне крепко пожав руку, Агаттияр двинулся к ряду особняков. Когда он оказался на противоположной стороне улицы, из динамика моего телефона раздался его голос:

— Если вы хорошо слышите меня, потрите лоб.

Я так и сделал.

— Отлично, — сказал профессор. — Теперь присаживайтесь на скамейку и делайте вид, что просто отдыхаете. Молодая семья вышла на прогулку.

Мы сели — я посередине, Рита справа, а Рашель слева, — и принялись усиленно изображать из себя отдыхающую семью. Тем не менее искоса мы наблюдали за тем, как Агаттияр неторопливо дошёл до нужного ему дома, поднялся на крыльцо и позвонил в дверь.

Поскольку расстояние было изрядное, мы не разглядели, человека, который впустил его внутрь. Зато из телефона довольно чётко донёсся насыщенный мужской баритон:

— Здравствуйте, сэр. — Произнесено это было с отменной вежливостью, но с нотками полнейшего безразличия в голосе. Таким тоном обычно говорят дворецкие и секретари, которые наперёд знают, что посетитель явился не к ним, а к их боссу. — Чем могу вам служить?

— Добрый день, — ответил Агаттияр. — Я хотел бы повидать господина Вадьяпати.

— Вы условились о встрече?

— Нет. Но я уверен, что он согласится меня принять. Передайте ему вот это.

Последовала пауза. Очевидно, Агаттияр вручил ему визитку или черкнул на бумаге своё имя. Скорее всего последнее — ведь вряд ли профессор носил в своей домашней одежде (пусть и весьма представительной на вид) визитные карточки. Хотя кто знает…

— Хорошо, сэр, — ответил секретарь (я всё-таки решил, что это секретарь, а не дворецкий). — Подождите минутку.

Ждать пришлось действительно только минутку. Затем секретарь вернулся и произнёс:

— Следуйте за мной, сэр. Господин Вадьяпати вас примет.

Дальше последовало уже знакомое тихое шуршание от того, что телефон при ходьбе тёрся о ткань кармана. Прошелестела, отворяясь, дверь, затем надтреснутый старческий голос произнёс:

— Благодарю вас, Бимал. Теперь, пожалуйста, оставьте нас вдвоём.

Дверь снова зашелестела, после чего воцарилась тишина. Я живо представил себе, как Агаттияр и его будущий собеседник внимательно рассматривают друг друга. Для полноты картины не хватало только деталей обстановки комнаты и внешности хозяина дома. Судя по голосу, это был старик лет за восемьдесят, а то и за девяносто.