Записки из завтра - Евгений Владимирович Панов Страница 16

К людям выйти он и не пытался. Судя по спутниковым снимкам, ближайший городок, в котором был какой-то завод, был уничтожен, до ближайшей деревни было далековато. Так что оставалось полагаться лишь на себя.

Между тем температура воздуха начала падать, а небо начало затягивать серыми тучами. Уровень радиации заметно повысился, хоть и не так и критично. Так же повысился уровень загрязнения атмосферы вулканическим пеплом.

Всё это время профессор работал, строя прогнозы развития ситуации. И прогнозы эти были безрадостные. Судя по всему пронёсшееся по океанам гигантское цунами перемешало все океанические течения. Климатическая картина изменилась полностью. Гольфстрим остановился и теперь Европе грозил ледниковый период. Впрочем там уже на это жаловаться было некому.

До людей он всё же решил добраться. Увы, его ждало разочарование. Вымершая деревня с трупами в каждом доме, вот что он увидел. Что здесь была за эпидемия он не знал, но люди умерли очень быстро. Походив по опустевшим улицам, профессор наплевал на возможность заразиться и решил пополнить свои запасы. Нагрузив найденные здесь же большие санки консервами и крупами он отправился в обратный путь. Если честно, то он всё время ждал, что неизвестная зараза и его убъёт, но время шло, а самочувствие не ухудшалось.

- Мы с вами, друг мой, если так можно выразиться, следующая ступень эволюции человека. Мы оказались маловосприимчивы к радиации и, вероятно, наш иммунитет способен бороться с некоторыми видами вирусов, которые распылили в атмосфере. У меня на это счёт даже есть теория. Мы, я имею ввиду человечество, настолько сильно загадили свою планету, что природа решила позаботиться о неразумных детях своих. Жизнь на мусорной свалке, каковой стала окружающая нас среда, способствовала выработке у некоторых человеческих особей повышенной устойчивости ко всякой гадости, что могла встретиться на жизненном пути. К сожалению на нас с вами это самое развитие и остановится. Мы последние представители разумной жизни на планете. После нас не останется ничего живого. По моим прогнозам через десять-пятнадцать лет Земля будет представлять из себя ледяной шар. Вымрут даже тараканы. Может где-то в глубине океана и сохранится жизнь, которая через десяток-другой миллионов лет выйдет на сушу, но нам с вами от этого не легче.

До метеостанции мы с профессором добирались почти сутки. Я шёл следом за этим удивительным человеком и прижимал к груди своё сокровище, свою тетрадь. Она уцелела и даже не намокла. Не напрасно я перед своим побегом тщательно упаковал её в пакет, сверху обмотал пищевой плёнкой и скотчем закрепил на груди. Профессор, как воспитанный человек, даже не пытался открыть её, пока я был в беспамятстве. Конечно потом я показал ему свои записи и его ни чуть не удивил факт того, что где-то поблизости находится убежище сектантов-людоедов.

- Эх, друг мой, этого вполне следовало ожидать,- сказал он, листая мои записи и рассматривая рисунки,- Человек по-сути своей такая скотина, что в некоторых случаях может просто наплевать на мораль и приличия и начать жрать себе подобных, чтобы хоть на немного продлить свою агонию. Но я не думаю, что они смогут сюда заявиться. Судя по вашему рассказу, до них отсюда километров 70-80, а запасов живого мяса у них пока достаточно, чтобы не бросится на ваши поиски. А учитываю ту скорость, с которой падает температура воздуха, к тому времени, когда они сожрут последних своих жертв, находиться снаружи станет, мягко говоря, не комфортно.

Метеостанция находилась между скал, защищавших её от ветра. Над крышей бодро крутились лопасти ветрогенератора, так что хоть каким-то электричеством профессор располагал. Внутри тоже было вполне просторно. Занесённые снегом до самой крыши стены не плохо держали тепло. А после того, как была растоплена печь, стало совсем хорошо.

Почти пол года прожили мы так. Ходили на охоту на ещё оставшееся зверьё. Моя "Сайга", к сожалению, утонула, но у профессора, заядлого охотника, было запасное ружьё. Дошли и до той вымершей деревни и пополнили свои запасы.

Профессор оказался интересным собеседником, который умел как рассказывать, так и слушать. Я помогал ему с измерениями, которые он проводил, расчищал от снежно-пепельной массы ящики с приборами, стоящие на улице. Я гнал от себя мысли о том, что всё это уже не имеет смысла. Видимо всё было написано у меня на лице, потому что однажды профессор сказал; - Я прекрасно осознаю, что все эти данные измерений никому уже не нужны, но в этом вся моя жизнь. Возможно я просто цепляюсь за её отголоски, чтобы окончательно не сойти с ума. Вот посмотрите на этот график, друг мой,- он развернул лист ватмана на столе,- Вот эта синяя кривая, это наши с вами измерения температуры воздуха. А вот эта, красная, мой прогноз. Как видите они почти совпадают. Если так будет продолжаться ещё в течении месяца, то я могу с уверенностью сказать, что максимум через год температура опустится настолько, что жить станет просто невозможно. Уверен, что в северных районах уже всё вымерзло и вымерло.

Однажды я проснулся от какого-то странного ощущения пустоты. За стенами дома бушевала очередная гроза, отзвуки которой было слышно даже под толщей снежно-пепельной массы. Один из грозовых разрядов ударил совсем рядом и от этого даже по полу прошла вибрация. Окончательно проснувшись я встал и дошёл до печи. Дрова в ней ярко горели и было видно, что их буквально недавно подбросили в топку. Профессора нигде не было видно. Моё внимание привлекла записка, лежащая на столе.

" Друг мой! Я прошу великодушно меня простить за то, что оставляю Вас совсем одного. Видимо наступил тот предел, дальше которого я не вижу смысла жить. Прошу, не осуждайте меня. Да, я слабый бесхарактерный интеллигент, которому не повезло остаться в живых в тот момент, когда все те, кто мне был дорог и близок, погибли. Я просто устал жить. Все мои прогнозы сбылись. Остаткам человечества, каким-то чудом уцелевшим в этом безумии, осталось очень мало времени и я не хочу видеть их последний час. Прощайте! Приближается очередная гроза и я решил, что уйду во вспышке молнии. Всегда мечтал совершить что-нибуть этакое яркое. Вот пусть мой уход и будет таким ярким событием. Я выйду к мачте молниеотвода и привяжу себя к ней. Вы же помните, как часто