Большая медленная река - Павел Сергеевич Иевлев Страница 2

вождём, раскрашиванием рыл извёсткой, художественным шрамированием всех мест, костями в широких носопырках, пирсингом мошонки и ритуальным каннибализмом. Модные, в общем, парни. Кто-то сказал бы, что в этом виноваты не они, а политика западного колониализма, и был бы прав, но в тот момент меня это не сильно утешало. Я был озабочен не историей колонизации Африки, а тем, чтобы меня не съели на ужин. К счастью, оказалось, что их интересует не моё просоленное морем мясо, а мои профессиональные навыки торговца оружием. Нигга-босс удачно отжал у соседних ребелзов партию стреляющего железа и хотел его сплавить, заработав себе на настоящий виски, белый костюм со шляпой и часы «Ролекс». Именно такой ему представлялась вершина человеческого благополучия, и я немедленно пообещал, что с моей помощью он её достигнет. Я бы в тот момент пообещал сделать его английской королевой, если честно, уж очень не хотелось стать закуской. Так началась моя карьера африканского ганз-сейлз-менеджера. Рынок оказался большой: оружие туда везли пароходами и самолётами, потому что война — дело прибыльное. Особенно когда воюют одни, а деньги зарабатывают другие. Впрочем, это всегда так. Типичный африканский ребел-бизнес — это задарить какому-нибудь нигга-боссу партию «калашей», объяснить, что соседний нигга-босс (которому ты тоже подарил партию «калашей») обозвал его жёлтым земляным червяком и подождать, пока они взаимно освободят от себя землю, содержащую нужные твоей компании полиметаллы. Ну, или сообщить нескольким нигга-боссам, что компания-конкурент, которая уже проделала этот финт ушами и отстроила на освобождённой территории заводик, — злые белые колонизаторы, угнетающие их уникальную племенную культуру. Чем угнетающие? Тем, что дают работу местному населению. Они не так чтобы не правы, кстати, — кто хоть раз видел, как худые чернокожие детишки голыми руками копают ядовитый кобальт в заполненных водой ямах, тот иначе смотрит на батарейку своего телефона. Сжигание одного завода приводит к постройке на его месте трёх новых, побольше, но в процессе возникает стихийный рынок оружия, на котором можно очень недурно заработать. Моему новому нигга-боссу очень хотелось на этот рынок влезть, но со своей шрамированной чёрной харей он никак не мог подняться выше уровня бартерных сделок «сменять ржавый калаш на три мешка бататов, калебас банановой косорыловки и толстую негритянку». Дамы там оцениваются по весу и объёму жопы — чем фемина толще и задница у неё шире, тем она красивее, и тем больше за неё дают патронов и самогонки. У моего нигга-босса был гарем из женщин настолько прекрасных, что они даже ходили с трудом. Мне как ценному помощнику была предложена в пользование дамочка второго сорта, пудов на шесть-семь, не больше, с жопой, которую даже можно было, поднатужившись, обхватить двумя руками. Престижно, но не высший класс. Когда я отказался от этой чести, выбрав в служанки никчёмную тощую замухрышку с длинными ногами, тонкой талией, глазами антилопы и улыбкой до ушей, чёрные братья решили, что «белый жопа» сошёл с ума.

Совсем без служанки там было нельзя — во-первых, пацаны не поймут, во-вторых, местный быт для человека, привыкшего к водопроводу и канализации, чрезмерно утомителен. Кто-то должен таскать воду бамбуковым ведром из ручья, поддерживать огонь в очаге, убирать в хижине, собирать бататы и ямс, варить кашу из сорго. Мужчине это делать по местным понятиям неприлично, а белому ещё и не по силам, уж больно климат тяжёлый. Имеющая столь непрестижную внешность девушка была счастлива оказаться в хижине целого помощника вождя, так что всё было к взаимному удовольствию во всех смыслах. Может быть, где-то в джунглях бегает мулатик или мулаточка с наследственным шилом в попе, потому что с контрацепцией в тех местах ещё хуже, чем с ватерклозетами. Но точно я этого не знаю. Не задержался надолго. Нет, не потому что не справился с возложенными на меня обязанностями, а потому что справился с ними слишком хорошо… Что ты меня дёргаешь? Куда смотреть? Дай-ка бинокль, так ничего не вижу… Ни фига себе! Вот она чешет! Твоя лысая поклонница, оказывается, спортсменка. Мы поди узла четыре даём по течению-то. Хорошо бежит, правильно — локти, колени, дыхание… Но чего она к нам привязалась, скажи мне? Нет, я знаю, что не скажешь, это риторический вопрос. Как ты думаешь, надолго её хватит? Марафонская дистанция — сорок два километра, и на неё не всякому здоровья достанет, особенно на диете из синтетической каши. Мы уже миль пятнадцать с утра прошли, а она всё бежит. Думаю, ещё миль пять, максимум, потом поймёт, что без толку. Спорить будем? Нет? Ну, как хочешь. Тогда огонь разводи, пора пообедать. Я у Митрида ещё полмешка концентратов подрезал, ему уже не пригодятся, а мы пожуём.

***

— Мда, вкус кикидамии — это нечто. Там ещё такие есть? Будь добр, переложи их на дно. Пусть будут на самый чёрный день. Чёрный-пречёрный, как те негры, на которых я работал в Южной Африке. Тамошняя кухня, пацан, тоже требует привыкания, и это очень мягко сказано, но кикидамию даже там жрать бы не стали, пожалуй. Словно обоссанные скунсом солёные огурцы пожарили на бычьем навозе. Нет, я ничего такого не пробовал, у меня просто богатая фантазия. Всю жизнь из-за этого страдаю. Вот и в Африке тогда я так ловко впарил партию стволов для нигга-босса, что… Проклятая фантазия, пацан, в ней всё дело. Я вытребовал своё шмотье с отжатого катера. Большую часть местные растащили или пустили на тряпки, поэтому нарядился… Ну, во что осталось. Выглядеть стал… Скажем так, эксцентрично. Но именно этого я и добивался. Типа такой залётный гастролер. Выпросил у нигга-босса, падкого на всё блестящее, как сорока, мои же собственные часы бренда «Командирские», нацепил кобуру с «десертным иглом» слоноубийственного калибра, полувоенный френч с попугайскими петлицами и тельник под него. Жалел только, что в импровизированном реквизите не нашлось будёновки, пришлось приколоть пионерский значок на бейсболку. Но и так вышло неплохо — я восстановил свой самый жуткий русский акцент, забрал три последние бутылки «Столичной» из моего бывшего бара и превратился в «рюсски мафия мэн, Иван Гоголефф». Моё собственное имя звучало недостаточно развесистой клюквой для такого образа. Иван Гоголефф прибыл в эти жаркие края «мэйкать бызнес» на «ган сэйлз». Стволы прямиком из «маза раша», свеженькие, ещё пахнут медведями и балалайками, а вовсе не дважды перепроданное и трижды украденное неграми списанное барахло, да как вы такое могли подумать? Иванушка был так колоритен, так убедительно путал на слух sailor и seller, так смешно