Мийол-ученик 2 - нейтак Страница 23

– Достоин, говоришь…

«Это очень бледное слово для описания истины».

– …раз так, учи его. Учи хорошо, младшая Си. Будь ему полезна.

– По слову вашему и во благо Чарши, дядя Кемват.

– Ступай.

Никасси отдала одинарный харьятт на пристойные две секунды, развернулась и вышла.

В обители семейства у неё осталось ещё одно дело.

…звукоизоляция здесь всё так же отменна. Поэтому, пока адвансар идёт по коридору, она не слышит никого и ничего, кроме собственных шагов. Эту тишину можно спутать с молчанием склепа (а у них, разумеется, есть свой фамильный склеп; в последний раз она туда приходила четыре года назад, для обряда прощания с троюродным братом – и заодно отстояла положенные шестьдесят секунд у памятной таблички отца… совершенно пустое занятие: он мёртв дольше, чем она живёт – и знаком ей лишь по портретам; но непочтительность к символам непристойна и не подобает вис-Чарши, пусть даже ущербной).

Однако там, где бессилен слух, выручают иные чувства.

Никасси знает, кто суетится в детской – хотя грудничков не опознаёт: слишком редко возвращается сюда, слишком формальны её истончившиеся связи с кровной роднёй. Она также знает всех, кто сейчас занимается в тренировочных залах, отмечает присутствие на кухне младшей тёти по отцу и тройки слуг-поваров – Воины отличаются отменным аппетитом; чувствует волны эмоций из музыкальной и другие, расходящиеся от массажной. Сдерживаемую волей боль из семейной лечебницы тоже чует.

Но идёт мимо без задержек. Здесь нет тех, с кем она хотела бы перемолвиться словом – и тех, кто захочет говорить с ней самой без приказа.

Подъём по лестнице. Третий этаж, четвёртый – и, наконец, сад. Осенённый присутствием той, повидать которую также пристойно и подобает дочери вис-Чарши.

Женщина сидит в кадарском кресле перед лотком с настурциями: розовыми, оранжевыми, нарядно-алыми. На коленях у неё планшет, придерживаемый правой рукой, на планшете – лист бумаги для рисования. Простой угольный карандаш в левой руке неспешно скользит по нему, линия за линией проявляя чёрно-белый рисунок…

«Ни разу не использовала краски. Ни разу не нарисовала кого-то одушевлённого.

Ни одного готового рисунка не сохранила.

Закончит – оценит – сожжёт. Закончит – оценит – сожжёт. И снова. И снова.

И снова.

Бесконечный, бессмысленный цикл.

Кажется, она проводит здесь дни напролёт только для того, чтобы отпугивать родню от зелёного уголка с его живым уютом. Жаль, что…»

– …ты ещё жива?

Женщина задаёт свой вопрос, не отрываясь от рисования.

Её седые, поредевшие пряди острижены так коротко, как только можно. И не очень ровно. Её худощавое тело облачено в самый простой долгополый халат – чистый, снежно-белый. Её ноги не просто худощавы, а болезненно истончены.

Её костыли лежат справа от кресла.

Оставаясь на почтительном расстоянии в семь шагов, Никасси низко кланяется.

– Мои приветствия, старшая.

– … – карандаш скользит по листу. Может, с несколько большим нажимом, чем раньше. Но скорее – с тем же самым.

– У меня всё хорошо. Моё положение в гильдии Сарекси прочно, статус неизменен.

– …

– Рада сообщить вам, что я взяла личного ученика. Его имя Мийол.

– …

– Дядя Кемват… одобрил… это.

Карандаш на миг уходит в сторону. И останавливается.

– …ты ещё жива?

– Да. Я ещё жива. И я ещё приду тебя навестить… позже. Когда смогу… матушка.

Новый низкий поклон.

Младшая женщина разворачивается и уходит. Её шаги не быстрее и не шире, чем по пути в сад. Они ровно такие же. Выверенные, пристойные. Подобающие.

Но для себя самой Морозная знает: это не отступление. Это бегство.

Финал очередного бессмысленного цикла.

Базилар 8: промежуток

– Судя по твоему лицу, всё прошло… не очень?

– …

– Ладно. Наливай, садись и излагай.

Мийол проигнорировал и заварочный чайник с набором пиал, и стулья. Прошёл вдоль дубового стола, занимающего всю середину столовой, вперёд и назад. Развернулся, повторил. И лишь на третьей подобной эволюции заговорил:

– Поначалу всё пошло… ожидаемо. Я рассказал ей историю создания Призыва Подобия Артефакта. Самую суть: как мне – по аналогии с Призывом Волшебного Существа – пришла в голову идея о призыве зачарованных предметов; как я, отталкиваясь от неё, в порыве чистого вдохновения скомпоновал рунную формулу; как выяснял ограничения… и как потом Старик Хит удивил меня последствиями моего… творчества. Что гипотеза о подвале мироздания, который он назвал первичным планом и сердцевиной мира, принадлежит не мне – тоже рассказал…

Ригар долил себе чаю из заварника, отпил. Мийол продолжал ходить по столовой.

– А потом всё пошло наперекосяк.

– Как? – спокойный интерес.

– Я уже хотел сделать предложение, то самое, когда… эх. Глубокоуважаемая спросила, как широко разошлась формула чар. А когда я ответил, что её знают только ты, Васька и Шак – ну, и ещё она теперь – просто взяла и сказала, что запрещает нам всем впредь распространять знание о Призыве Подобия Артефакта. И ничего не ответила на вопрос, чем это вызвано.

– А ты решил, что адвансар Сарекси, почти втрое тебя старше, станет отвечать на вопросы нахального малька?

– При чём тут нахальство?! Раз уж она признала меня личным учеником…

– Личным, – акцентировал Ригар, перебивая. – Всего лишь. Тебя разбаловало общение со мной и со Щетиной, который тоже ещё тот анархист… был. Ты забыл, что личное ученичество – это, по Тарзию, лишь вторая ступень из трёх, не подразумевающая особой доверительности. И довольно односторонняя. Неравноправная.

– Но ведь…

– А ещё, – снова перебил отец, ещё строже прежнего, – ты забыл, что Никасси выше тебя по статусу в достаточной мере, чтобы отдавать приказы без каких-либо объяснений. Или возомнил, что пребывание на одном уровне с ней даёт тебе какие-то преференции?

– Нет!

– Тогда что тебя не устраивает?

– …

– Дальше что было?

– … – Мийол продолжал молчать.

Вот тут Ригар не удержался и немного напоказ вздохнул:

– Ты какую эпическую дурость упорол?

– Я перешёл к предложению. Про исследование глубинной структуры пространства, про опыты по подтверждению гипотезы Щетины. Сказал, что сам не потяну, потому что… а она даже не дослушала и запретила заодно всё это тоже! Даже попытки!

– Позволь мне угадать. Ты снова спросил её о мотивах. А когда не услышал ответа,