Леса хватит на всех - Борис Борисович Батыршин Страница 24

Яков Израилевич кивнул. Брат Михася Вогняновича состоял в старостах сельца Малиновка и регулярно снабжал родственника щедрыми продуктовыми «подарунками». Часть их оказывалась на общем столе лаборатории экспериментальной микологии в качестве добровольных подношений проштрафившегося завскладом.

- Так этот хлопчик в запрошлый раз с италийкою цей кохался… любовь, значит, крутил.– продолжал Вислогуз. – Потом разбежались они, вже не знаю, чому. А сегодня утром зам Симагина пидходить до него и каже, шоб он бывшую свою зазнобу пригласил в лабораторию зайти. Ось я и подумав: може, им от неё чого потрибно?

Вислогуз, как и всякий раз, когда сильно волновался, смешивал украинскую и русскую речь. На красной, словно перезрелая свёкла физиономии, проступили крупные капли пота.

- Пригласить, говоришь, велел? - Яков Израилевич задумался. – Занятно, занятно…

Его неприязнь к Симагину (вполне, надо сказать, взаимная) не была секретом ни для кого. Да и Франа, насколько он успел выяснить, ушла к нему из лаборатории генетики после изрядного скандала – девчонки-лаборантки болтали, что выяснение отношений с Симагиным состоялось при закрытых дверях, причём из кабинета профессора слышались экспрессивные итальянские обороты и звон бьющейся лабораторной посуды. Сам же профессор, известный мастер подковёрных интриг, имел некоторый вес в ректорате Филиала, и выпускать его из поля зрения никак не следовало.

Тем более, когда дело касается столь деликатных материй.

- Занятно, занятно… - задумчиво повторил доцент Шапиро. - Вы, вот что, Михась Вогнянович: выясните-ка поподробнее, зачем её туда позвали и чем этот визит закончился. Хорошо бы узнать, о чём шла речь… в деталях. За пару дней справитесь? Да? Вот и хорошо, не сомневался в вас.

Вислогуз уныло кивнул, повернулся и пошёл прочь, едва сдерживая тяжкий вздох.

…попала собака в колесо…

***

- Так мы вас ждём, синьора Монтанари, заходите! Всегда вам рады!

Физиономия заместителя Симагина – слащавая, гладкая, отвратно-лицемерная – вызывала у Франы острейший приступ раздражения. Хотелось хлопнуть дверью изо всех сил, чтобы припечатать эту рожу крашеной масляной краской «под слоновую кость» филёнкой – так, чтоб брызнуло, чтобы взвыл…

- Figlio di putana!..[1]

Им от неё что-то надо, это очевидно. Не Семибоярскому, разумеется, он – ничтожество, прихвостень. Симагину. Только то, что бывший научный руководитель посмел передать приглашение ни с кем-то, а с её бывшим любовником, само по себе могло стать поводом для нешуточного скандала. Тогда, год назад, они расстались так, что ни один уважающий себя мужчина после такого и близко не подойдёт. А этот: «Франа, дорогая, как я рад, не заглянешь ли к нам в лабораторию…»Нет, на него точно надавили. Она потому и приняла приглашение – хотела убедиться, что не ошиблась, всё поняла правильно.

Так оно, в общем, и оказалось. «Бывший» встретил её с преувеличенным радушием и, не успели они обменяться парой дежурных фраз, как в дверях лаборатории возник Симагин. За спиной у него маячила лоснящаяся физиономия Семибоярского. «Бывший немедленно ушёл в тину, и дальнейшая беседа в кабинете профессора протекала уже без него. А вот Семибоярский, к удивлению Франы, остался и принял в разговоре живейшее участие.

О да, они они сумели её удивить! Ну, предположим, об интересе, к нехорошим странностям, вроде загадочных «грибных» зомби, или мёртвых проплешин, появляющихся в некоторых районах Леса, знают многие - чего стоила хотя бы беседа в «Шайбе», на которую Мартин ухитрился собрать толпы слушателей. Но чтобы у Симагина оказался материал именно по этой теме, да ещё такой «жареный»! Да, за это она была готова простить vecchio schifoso[2] многое, включая хамство во время недавней встречи и даже сальные взгляды, которые он и сегодня нет-нет, да и бросал на её коленки. Но, giuro su Dio[3], дело того стоило!

После обязательных экивоков: «как же, синьора Монтанари, помним, рады, мечтаем продолжить сотрудничество, если вы пожелаете, разумеется…» Симагин выложил на стол конспект выступления Шапиро на недавнем учёном совете. Это была машинописная копия его собственных набросок, и профессору пришлось комментировать их, по ходу того, как итальянка изучала записи.

И это была бомба - во всяком случае, для Франы! Её новый научный руководитель обо всём знал? Мало того, делал на эту тему пространный доклад, нескольких пунктов из которого с лихвой хватило бы ей, чтобы нащупать ново направление в исследованиях? А все эти люди, учёный совет Биофака – услышали, узнали и постановили прикрыть тему? И, ладно бы её засекретили по требованию каких-то спецслужб – нет, просто так, по собственной инициативе, из-за каких-то неясных страхов, сомнений, неуверенности взять и закрыть доступ к чему-то по-настоящему загадочному, таинственному, необъяснимому? Да, конечно, здесь хватает зловещего, пугающего даже – но разве годится учёным, исследователям идти на поводу у своих, загнанных в подсознание, страхов?

Это плохо укладывалось в голове.

Первым её порывом было схватить эти бумаги, явиться к Шапиро и закатить грандиозный скандал. После чего – вернуться с повинной к Симагину и попроситься под его крылышко. Остановило вовремя возникшая уверенность в том, что именно этого-то профессор и добивается, играя ею, словно кукольным Пульчинеллой[4] на ниточках.

Итак, заведующий лабораторией микологии знает. И наверняка, много больше того, что изложил в своём куцем докладе. Но пытаться выжать из него что-то бесполезно: он и так совершил насилие над собой, дав её намёк. Да, именно так: не посоветуй он тогда обратиться к Мартину, не было бы и беседы с Симагиным.

Стоп! Да стоп же! Но ведь и Мартин дал ей некий намёк! И не намёк даже – прямое указание на конкретных людей, которые не просто что-то знают – это именно от них Шапиро получал данные для своего доклада. И с человеком, ближе других знакомым с этими двумя, у неё назначено свидание через каких-то два-три часа!

Франа усмехнулась. Что ж, теперь это мероприятие приобретает новый, сугубо практический смысл, помимо сугубо женского желания поближе познакомиться с приглянувшимся ей сильваном. А заодно – чего уж скрывать? – стремления добавить в свою коллекцию экзотических партнёров зеленокожего юнца. В том, что он не устоит перед её чарами, многоопытная итальянка не сомневалась. А уж потом, после всего, вывести разговор на нужную тему…

Девушка снова едва не рассмеялась. Вот ведь как всё обернулось! Теперь вчерашние её действия, более экстравагантные, чем осмысленные – приобретение боевого карабина, туманные намёки насчёт неких «планов», что она щедро отпускала Умару, желая заинтриговать того предстоящим свиданием – приобретают неожиданный смысл. И, если интуиция её не обманывает, после ночи любовных игр ей предстоит долгая и, скорее всего, рискованная прогулка на другой конец Леса.

***

Франа поднялась с топчана, потянулась и принялась озираться. Бюстгальтер лежал в дальнем