Колесница - Даниил Хотьма Страница 24

– Тем краше натюрморт! – распалялся Михейка. – Сначала с обвала вершки соберём, потом загоним обратно втридорога, если скважина закроется. Тут главное момент вылучить.

Ракель поняла, что на этом поле ей не победить, и вернулась к привычному – глаза на дорогу, руки на штурвал.

– В том и главная прелесть моего ремесла, братцы. – продолжал Михейка. – У всех оно как? Фермера удушит засуха, гончару в глине попадётся камешек, цирюльника подведёт тупая бритва. У меня же нет ограничений, кроме моего собственного мастерства, разумеется.

– Филон ты. – сказал корнет, будто плюнул. – К тому же ещё и мошенник.

– Да я в жизни никого не обманул! – Михейка возмущённо завертелся. – Клевещет он на меня, братцы. Выручай!

Михейка тормошил настоятеля, ища у него поддержки, но Устин только отмахнулся. Предала его и Тася, а отвлекать от дороги Ракель он не решился – впереди расползлась паутина Старого Города, заплутать в которой было как глазом моргнуть. Приговор, оглашённый корнетом, остался неоспоренным.

– Подбенская мафия. – обидевшись напоказ, заключил Михейка. – Натуральная. Я вообще-то признанными науками руководствуюсь. Економика, маркитация, аритметическое счисление. За каждую сделку ответственность личную несу, можно сказать, в жертву себя отдаю. А людям бы только барыши. Вот спроси кого – возьмёшь ответственность? Не ответит даже, потому как слово неизвестное! Затем, наверное, богов и придумали... чтоб было кому всю власть над собою отдать.

Отец Устин молча очертил Михейку кольцом.

– Давайте потише. – отозвалась Ракель. – Предчувствие у меня скверное.

– Что там? – встрепенулся Назар.

– А ты не видишь? Машина.

За время странствий Ракель потеряла привычку вздрагивать от каждой точки на горизонте, но некоторые из страхов никуда не исчезли. Участок дороги из Стажая неизбежно впадал в городские руины – где-то в их глубине очередной вечерний пир сотрясал залы Галереи. Руины отдавали мраком, кладбищенской жутью, ветер путался в них и выл тысячей голосов. Солнце скрылось насовсем, и совершенно не к месту Ракель вспомнила слова Устина, что послезакатное время – самое «бесноватое».

Без того узенькую дорогу между обвалами стен преграждала брошенная машина – малолитражка неопознанной модели.

– Тормозим? – прошептала Тася.

– Сомнём, и всё. – подначивал Назар. – Веса хватит.

– Нет. – решила Ракель. – Объедем.

Она вывернула руль в сторону ближайшего проулка, и там лок упёрся в нос другой машине – на этот раз фургону, раскрашенному и обвешанному цепями.

Ракель, повинуясь рефлексу, ударила по тормозам, и поршни послушно затихли.

– Приехали. – зачем-то подытожил Михейка.

Из растопыренных, словно уши, дверей фургона рекой хлынули люди. Сзади послышался стальной грохот – обратный выезд на улицу наспех обносили решётками. Зарябило от движения справа и слева, ожило что-то в остове погибшего здания. В довершение по кожуху колеса противно скрежетнула то ли стрела, то ли даже пуля – чтобы никто уж точно не усомнился в серьёзности происходящей засады.

С трудом сбросив оторопь, Ракель нагнулась за монтировкой и уложила её на дрожащие колени. Корнет, похоже, уже давно взялся за шпагу, остальные попутчики предпочли не делать лишних подвижек. Нападавшие, что-то бойко выкрикивая друг другу, обступили лок со всех сторон – беглым счётом их набиралось три десятка, а то и больше.

Мелькали лица, будто писанные с самых едких подбенских страшилок – косматые, одноглазые, клеймённые. Эти люди не были похожи на тех бродяг, которых можно отпугнуть шпагой и монтировкой. Они действовали умело и не брезговали палить первыми, потому как разбой был для них не забавой, а необходимостью. Банды Пустыря – вечный кошмар караванщиков.

Среди них, между тем, можно было различить пару-тройку женщин – такой же сволочной наружности, но всё-таки женщин – и это малость успокаивало.

– Ну, кудесник, Некрас! – тяжёлым, насквозь прокуренным голосом крикнула одна из таких. – Накликал таки добычу.

Рослый разбойник, которому предназначалась похвала, отделился от круга и вихляющей походкой прошагал мимо соратников, кланяясь в ответ на их одобрительный гомон. Его вычурная одежда и реакция толпы выдавала главаря – или, по крайней мере, парламентёра. Никто из разбойников не был обделён оружием, а этот почему-то имел на виду только кнут.

Назар, заподозрив неладное, цапнул Михейку за воротник драной рубахи.

– Если это твоих рук дело, счетовод... – начал он.

– Да сколько ж можно! – вырываясь, визгнул Михейка. – Сил нет! Ты ещё скажи, что Конец из-за меня настал.

Переговорщик Некрас тем временем остановился перед подмостом локомобиля, распахнул куртку, заложив пальцы за цветные подтяжки брюк, и терпеливо ждал, пока всё внимание воротится к нему.

– Бюро путей сообщ-щ-щения! – воскликнул он, скаля жёлтые зубы. – Торможу рукой, семафор сломалси! Сымайся, барышня, с возу – будет кобыле слаще!

Толпу сотряс разнобойный звериный хохот.

– Жги, балагур! – подстрекали бандиты.

– Артист!

– Ещё давай!

Некрас успокоил всех жестом и продолжил с нарочитой суровостью:

– Загибай, народ, пальцы. Телега