Первые шаги - Алексей Русанов Страница 4

— Это такие, состоящие из сплава самых разнообразных редких металлов, глобулы.

— Во-во, глобусы, — согласился Перепел. — Так вот, этих «арбузов» там было аж двадцать четыре штуки! Шесть я на своем горбу упёр в тот раз, а остальные заховал хорошенько. И нужно теперь только придти за ними, взять — и обратно. Считай не рейд, а просто прогулка! Свезло вам, желторотики!

— Ну тогда давай за удачу!

— Точно! За фарт! — Перепел взял стопку с водкой и, на удивление, не опрокинул сразу в рот, а подержал на весу и сказал:

— Кто в Зоне не бывал, тот фарта не видал! В Зоне без фарта никак!

И только потом выпил.

— Только вот тяжеленные они, — сказал Перепел, жуя и постепенно втягивая в рот перышко лука. — У меня чуть пупок не развязался, пока я их тащил.

— А они разве не радиоактивные? — спросил Макс.

— Фонят, конечно, куда ж без этого. Да в Зоне почти всё фонит. Но мы их в свинцовых коробах понесем. Так что не боись, без инструмента не останешься, будет, чем баб радовать.

— Слушай, Перепел, а женщины-старатели есть? — поинтересовался я.

— Нее, такого не бывает. Зона баб не любит. Говорят, ещё ни одна баба живой из Зоны не вернулась. У них там, кажися, моментально чердак сдувает…

— Да, я читал, — опять вмешался Макс, — что женщины гораздо более чувствительны к аномальному пси-полю Зоны, и оно вызывает у них самые разнообразные психозы.

— Так что все бабы здесь, в предзоннике. Если надо — тут ищи.

Сам собою родился романтический тост «за дам», после которого я почувствовал, что хмелею, и мне захотелось пойти объясниться с симпатичной официанткой Аней, что я и решил сделать. Однако, подходя к стойке, я увидел, что с ней разговаривает какой-то парень с длинными засаленными волосами, с перхотью на плечах чёрной косухи и с прыщами на физиономии. Что он ей говорил, я не слышал, но по Аниному лицу ясно читалось, что ей это не нравится. Парень схватил её за руку, и Аня попыталась его оттолкнуть.

— Да чо ты из себя недотрогу строишь? — услышал я, оказавшись рядом. Я крепко взял стоявшего ко мне спиной парня за плечо и сказал:

— Мальчик, не приставай к девушке. Иди играй в свою песочницу.

— Чоо?! — парень попытался повернуться ко мне, но я держал его крепко. Ему пришлось, как сове, выворачивать назад голову, чтобы меня увидеть.

— Ты ваще кто такой?!

— Отвали от девушки. Что не ясно?

Я отпустил его, и он тут же развернувшись ко мне, попытался меня оттолкнуть. Я легко блокировал эту попытку.

— А ну пойдём потрещим! — набычившись, сказал прыщавый. Он направился влево от стойки, я последовал за ним. Мы зашли в туалет. На кафельных стенах, как в школе, красовались многочисленные похабные надписи и анатомические фантазии. Парень сунул руку в карман косухи и противно осклабился. Оказалось, у него ещё и желтые гниловатые зубы.

— Ну всё карачун тебе, желторотик! — сказал он.

Стремительным движением он выдернул руку из кармана и направил на меня. Вопреки ожиданиям в ней не оказалось ни ствола, ни ножа, ни кастета. Мне даже сначала показалось, что в ней нет ничего. Однако я перехватил его руку, как учил незабвенный Сан Саныч, и завернул на болевой парню за спину. Мои три года, отданные рукопашке, в очередной раз пригодились. Пальцы противника разжались, и на пол упал маленький белый шарик, похожий на плод снежноягодника, которые я в детстве очень любил хлопать об асфальт. Я легонько приложил парня об стену.

— Веди себя хорошо и больше меня не зли. Понял? — сказал я и, заломив руку посильнее, повторил. — Понял?

— Понял, — прохрипел прыщавый.

Я сделал подсечку и уронил его на кафельный пол.

— Полежи, отдохни, обдумай своё поведение, — сказал я, подобрал загадочный белый шарик, которым мне пытались угрожать, и вышел в зал. Первой, кого я увидел, была Аня.

— С тобой всё в порядке, Сережа? — беспокойно спросила она.

— Всё отлично. Можешь этого придурка больше не опасаться, — сказал я, польщённый тем, что симпатичная девушка, с которой я только-только познакомился, за меня переживает. — И прости, что я тебя «феей» обозвал. Мне Перепел объяснил, что у вас «феей» называют. Я просто ещё не знаю всего этого.

— Да нет, это ты прости, что я тогда надулась. Просто привыкла среди них тут. Как говорится, с волками жить… И спасибо, что от Хипа защитил.

— От кого?

— Ну придурок этот, с которым ты разобрался. Его Хип зовут.

— Ноу проблем. Если ещё кто пристанет — только свистни.

— Ну хорошо, спасибо.

— Слушай! — сказал я. — А до скольки ты работаешь?

— Ну, у меня смена в одиннадцать. А что?

— Скажи, — я пристально посмотрел ей в глаза, — а мне есть смысл тебя ждать?

Аня с прищуром осмотрела меня с ног до головы и, улыбнувшись одними губами, сказала:

— Может, и есть…

— Тогда я буду ждать, — сказал я и направился к своему столику.

— Всё-таки не обошлось сегодня без драки, — сказал я присаживаясь. — Давай-ка, Перепел, выпьем за мою победу в турнире за честь прекрасной дамы.

— Это с кем ты уже успел? — спросил Перепел после того, как выпил.

— Да, к Анечке тут один баклан приставал. Пришлось поучить вежливости. Кажется, его Хип зовут.

— Ну-ну. Тот ещё идиот. Правильно проучил — не фиг наших девочек забижать.

— Перепел, а что это за хрень, которой он в меня кинуть хотел? — спросил я, доставая и показывая шарик.

— Ну-ка, дай глянуть! — сказал Перепел, взял его и, осмотрев, смачно выругался, — … тебя в бога, в душу, в мать твою поперёк! Это ж «белая вертячка»! Ах, ты ж… тебе в голову, хиппи волосатая! А ну пойдём!

Он встал из-за стола, схватил меня за рукав и решительно потащил к столу, за которым с парой дружков сидел Хип, уже вернувшийся из туалета. Подойдя, Перепел, ни слова не говоря, схватил его за волосы и сначала резко дернул назад, отчего Хип аж взвыл, а затем толкнул вперёд и припечатал лицом об столешницу. Приятели Хипа и сидевшие за соседними столиками сталкеры повскакивали со своих мест, раздались голоса:

— Что за дела?

— Ты что творишь, Перепел?

— Чего беспредельничаешь, Перепел?! Белку поймал?

— Я беспредельничаю?! — заорал в ответ Перепел. — Это он беспредельничает! Гляньте, чем он в желторотика целил!

Перепел разжал ладонь и продемонстрировал всем шарик.

— Твоя «вертячка»? — спросил он Хипа. — Или, скажешь, что не твоя?

— Ну, моя, — хлюпая разбитым