Промзона. Снежная Королева - Дмитрий Александрович Видинеев Страница 4

Она сказала это вслух, только чтобы подбодрить себя. Ей сейчас это было необходимо. Поверх бинтов натянула носки, прошлась по комнате, кивнула, соглашаясь с ранее произнесёнными словами. Больно, но терпимо.

Её взгляд, как магнитом притянули фотографии в рамках на стене. И стало действительно очень больно. На снимках были родители, бабушка, маленький Кай. Герде казалось, что сейчас они все смотрят на неё с упрёком. Захотелось встать на колени и молить их о прощении за то, что проспала вторжение в квартиру похитителей, за то, что не сдержала данное отцу и матери слово, когда те умирали: заботиться о брате. Но на колени не встала, осознав. что раскиснет, ослабнет, если полностью даст волю эмоциям. А она обещала себе быть хладнокровной, сильной.

— Простите меня, — ограничилась лишь этими словами.

Сглотнув подступивший к горлу горький комок, Герда начала готовиться к походу. Надела старые, но всё ещё добротные джинсы, чёрную футболку, повязала на голову выцветшую бандану. С антресоли достала рюкзак, положила в него две литровые бутылки с водой, провизию из полученного в пятницу пайка, тонкий свитер и куртку с капюшоном. Из тумбочки вынула охотничий нож в чехле, прикрепила к ремню. Раньше она с этим оружием не расставалась, потому что даже в охраняемой зоне могла поджидать опасность, а когда набеги мутантов прекратились, расслабилась, убрала нож с глаз долой. «Мирные времена настали», — радовались жители поселения. И она радовалась, веря, что так теперь будет всегда.

Но человек предполагает, а кто-то там, наверху, располагает. А может, внизу. И вряд ли это тот самый справедливый бог, о котором постоянно трындел отец Кондрат.

Ботинки Герда надела осенние, крепкие. Учитывая, что на её ступнях были бинты и носки, только такая обувь оказалась не тесной. Да, жарко, ноги сопреют, но, главное, удобно. В конце концов солдаты даже летом ходили в подобных бутсах, а она сейчас солдат, у неё теперь своя война.

Нацепив рюкзак, Герда вышла из квартиры, на лестничной площадке остановилась, задумалась, зашла обратно и обильно полила огородики Кая на подоконниках и балконе. Брат столько труда приложил, чтобы всё это вырастить, он расстроится, если его помидоры, перцы и огурцы завянут. Снова покинула квартиру, подумав, что вернётся сюда только вместе с Каем.

Другой альтернативы нет.

***

Она старалась не хромать, шагая по мостовой. Люди выходили из подъездов и направлялись к церковной площади. Скоро должна была начаться воскресная служба. Герда вспомнила, что они с Каем собирались сегодня в Солнечное, чтобы посмотреть новое представление в театре. Какие прекрасные планы. Которые рухнули, к чертям собачьим.

— Герда! — услышала оклик и оглянулась. — Ты куда собралась? С рюкзаком, с ножом.

Это была Мила, подруга — курносая, белокурая, в красных сандалиях и белом сарафане. Ещё два года назад та выглядела, как постоянно напуганный заморыш, вскрикивала от любого резкого звука, одевалась во всё серое, будто желая таким образом стать менее заметной. А потом познакомилась с парнем, влюбилась и расцвела, осмелела. Навряд ли сейчас в Речном можно было найти девчонку красивее, чем она.

— Кая похитили, — буркнула Герда, понимая, что уже через полчаса стараниями подруги страшная новость разлетится по всему поселению. Но это даже к лучшему. Пускай все знают, что случилось.

— Кто?! — выдохнула Мила, выпучив глаза.

— Мутанты.

— Быть не может! Мутанты? Неужели правда?! Ой, мамочки! Бедный Кай, — Мила прижала ладони к побледневшим щекам. — Как же так? Ой, мамочки...

Чего Герде сейчас меньше всего хотелось, так это слушать её причитания.

— Прости, мне нужно спешить. Я — к мэру.

— Правильно! Пускай Лаврентий Ильич решает, что теперь делать. Правильно!

Герда зашагала дальше, а Мила рванула к ковыляющей мимо старушке.

— Вы слышали, бабуся? У Герды братика похитили!

Старушка осенила себя крестным знамением.

— Братика похитили? Ой беда. Ой беда. А кто похитил-то?

— Мутанты!

Заставив себя ускорить шаг, Герда подумала, что сегодня в Речном самыми популярными словами станут «похищение» и «мутанты». И всё бы ничего, если бы похитили кого-то другого. Например, того мерзкого пацана, который постоянно задирал Кая в школе.

Герда поморщилась, устыдившись своих мыслей. Эгоистка. Никто не заслуживал того, что случилось, даже тот паскудный пацан!

Здание мэрии располагалось в самом центре поселения, во время войны оно почти не пострадало, разве что бомбой разворотило часть фасадной лестницы да от колонн отвалились куски бетона. Но всё починили, заделали и теперь мэрия выглядела вполне прилично. Справа на площади красовалась большая доска почёта с портретами передовиков. Чуть выше был растянут транспарант со словами: «Только упорный труд вернёт нам прежнюю жизнь!» Подобных агиток в Речном было много, местному художнику работы хватало. Он же изваял памятник пасюку, обыкновенной серой крысе, который стоял посреди площади. В поселении к этим зверькам относились с особым пиететом, потому что их мясо в голодные времена помогло выжить. Да и сейчас мало кто брезговал крысятинкой, это было неплохое подспорье, дополняющее не самый богатый паёк. За установку памятника проголосовали все до единого.

Герда решительно вошла в здание, пересекла холл, слыша, как звук её шагов эхом разносится по пустым коридорам. Поднялась на второй этаж, открыла первую дверь.

За столом сидел секретарь, он же советник мэра — высокий, тощий, с сухой бледной кожей, колючим взглядом и чёрными блестящими жидкими волосами, зачёсанными к затылку. Герда терпеть не могла этого типа, она была уверена, что именно он науськивал Лаврентия Ильича и подталкивал его к глупым решениям, например, к идее, что на стройках должна работать исключительно молодёжь.

— Почему без стука? — голос у него был столь же колючий, как и взгляд. — И по какому вопросу?

Что-то объяснять и рассказывать этому кренделю, похожему на грифа-стервятника, Герда не собиралась. Демонстративно проигнорировав его вопросы, она направилась к кабинету мэра.

— Куда? Стоять!

Герда распахнула дверь, вошла в кабинет и сразу же выпалила:

— Моего брата похитили мутанты! Сегодня, рано утром!

Следом за ней проскользнул советник.

— Прошу прощения, господин мэр, я пытался её остановить.

Лаврентий Ильич